6

Как ни измучен я был, я пустил в ход мыслеуловитель. Сейчас как раз
было такое место и время, когда могут помочь только отчаянные методы.
Поскольку мыслеискатель по-разному действует у разных рас и народов, я не
надеялся на какое-то открытое сообщение, может, и вообще ничего не будет.
Получалось, будто я пытаюсь вести перехват радиопередачи в таком широком
диапазоне, что мой приемник ловит лишь смутный узор.
Я уловил не слова, не отчетливые мысли, а только ощущение страха. И
эта эмоция временами была такой острой, что было ясно: тот, кто излучал
ее, был в опасности.
Укол здесь, укол там - возможно, каждый из них сигнализировал об
эмоциях разных людей, защитников крепости. Я поднял голову к бледному
окошку и прислушался. Оттуда не доносилось никаких звуков. Я кое-как встал
и посмотрел. Да, уже день, узкая полоска солнечного света на той стороне.
Там царило полное спокойствие.
Я снова закрыл глаза от света и послал улавливающую мысль к одному из
уколов страха, чтобы определить источник эмоции. Большая часть их все еще
плавала вне поля моего действия. Одно такое ощущение я поймал поблизости
от двери моей тюрьмы - по крайней мере, мне так показалось. Я стал
зондировать этот мозг со всем усердием, какое мог собрать. Это было
равносильно чтению пленки, которая была не только перепроявлена, но и
изображала чужие символы. Эмоции ощущались, потому что базис эмоций
одинаков для всех. Все живые существа знают страх, ненависть, радость,
хотя источники и основания этих чувств могут быть самыми различными. Как
правило, страх и ненависть - самые сильные эмоции, и их легче всего
уловить.
В этом мозгу ощущался растущий страх, смешанный с гневом, но гнев был
вялым, он скорее был порожден страхом. К кому? К чему?
Я закусил губы и послал весь остаток сил, чтобы узнать это. Страх...
боязнь? Нужно... нужно избавиться... Избавиться от МЕНЯ!
И я понял, как будто мне сказали это вслух, что причиной страха было
мое присутствие здесь. Озокан? Нет, не думаю, чтобы Лорд, который силой
пытался выудить у меня сведения, вдруг сменил позицию.
Укол... укол. Я готовил свой мозг, подавляя изумление, возвращаясь к
терпеливой разработке этих путаных мыслей. Пленник - опасность - не я
лично был опасен, но мое пребывание здесь как пленника могло быть опасным
для думающего. Может быть, Озокан настолько преступил законы Йиктора, что
те, кто помогал ему или повиновался его приказам, имели основание бояться
последствий?
Могу ли я рискнуть на контрвнушение? Страх очень многих толкает к
насилию. Если я увеличу перехваченный мною страх и сконцентрирую его, меня
тут же прикончат. Я взвесил все за и против, пока устанавливал контакт
между нами.
В том, на что я решился, было так мало надежды на удачу, что все уже
лежало под тенью провала. Я собирался послать в этот колеблющийся мозг
мысль, что с исчезновением узника уйдет и страх, но узник должен
обязательно уйти живым. В самом простом сигнале, какой только я мог
выдумать, и с максимальным усилием я послал эту мысль-луч по линии связи.
Одновременно я медленно продвигался вдоль стены к скату, который вел
в камеру. По дороге я взял кувшин, выпил остатки воды и крепко зажал его в
руке. Я старался вспомнить, куда открывается дверь, поскольку мои глаза
были ослеплены, когда вошел Озокан. Наружу? Да, конечно, наружу!
Я поднялся до половины ската и ждал...
Освободить пленника... не будет страха... Освободить пленника...
Сильнее - он идет ко мне! Остальное будет зависеть только от удачи.
Когда человек кладет свою жизнь на такие весы - это страшное дело. Я
услышал звон металла. Дверь открылась. Ну!
Дверь качнулась назад, а я бросил вперед не только кувшин, но и заряд
страха. Кувшин ударился о голову стражника, тот вскрикнул и отлетел назад.
Я поднялся наверх, собрав последние силы, и вышел в дверь.
Моей первой мыслью было обыскать стражника и взять его меч. Даже с
незнакомым оружием я чувствую себя увереннее. Стражник не сопротивлялся. Я
подумал после, что заряд страха, ударивший в его мозг, был более сильным и
неожиданным, чем тот, что нанес его телу кувшин.
Я взял его за плечо и столкнул вниз, в тот погреб, откуда я вылез. К
счастью, он оставил закрывающий прут в двери, так что я быстро повернул
его и удалился.
Для начала я осмотрелся. Свет резал мои привыкшие к темноте глаза, но
я решил, что сейчас поздний вечер. Сколько дней я провел в камере, я не
знал, поскольку смена дней и ночей ускользнула от меня.
Во всяком случае, сейчас в этом коридоре не было никого, а мои планы
не шли дальше сиюминутного. Мне надо было добраться до выхода, и я не был
уверен, что не встречу кого-нибудь из гарнизона. Мыслеуловитель был
слишком слаб для разведки: я полностью израсходовал свой талант эспера,
когда заставлял стражника открыть мою камеру. Поэтому мне приходилось
рассчитывать только на физические средства и на оружие, которым я не умел
пользоваться.
Коридор повернул влево. В него выходили двери, и далеко впереди я
услышал голоса. Но другого пути не было, и я пошел вдоль стены, сжимая
меч.
Первые две двери, врезанные в стену, были закрыты, за что я вознес бы
благодарственную молитву, если бы имел возможность ослабить внимание. Я
знал, что мои способности эспера упали очень низко, но все-таки старался
использовать их остаток на установление какой-либо жизни поблизости.
Я пошел дальше. Голоса стали громче. Я уже различал слова на
незнакомом языке. Похоже на ссору. Из полуоткрытой двери лился яркий свет.
Я остановился и осмотрел дверь. Она тоже открывалась наружу, и щеколда
запиралась, как обычно в тюрьме, - прут вставлялся в отверстие и
поворачивался. Я держал взятый мною прут в левой руке, но подойдет ли он к
этой двери? Смогу ли я прикрыть дверь, чтобы люди внутри не заметили? Я не
рискнул заглянуть в комнату, но голоса там поднялись до крика, и я
надеялся, что в своей ссоре они не обратят внимания на дверь.
Я сунул меч за пояс, взял прут в правую руку, а ладонью левой
осторожно нажал на дверь. Она оказалась слишком тяжела для такого легкого
прикосновения. Я толкнул сильнее и замер: любой предательский скрип,
какой-нибудь перерыв в разговоре мог показать мне, что я сделал ошибку. Но
дверь все-таки двигалась, дюйм за дюймом и, наконец, плотно легла в свою
фрамугу. Скандал в комнате продолжался. Я вложил прут в отверстие
скользкими от пота пальцами. Он слегка упирался, и я готов был бросить
это, но вдруг он с легким щелчком встал на место, и я повернул его.
Все в порядке - замок закрылся.
Там, внутри, так шумели, что даже не заметили, что их заперли. Мне
уже дважды везло, и я подумал, что такая удача слишком хороша, чтобы
продолжаться и дальше.
Коридор еще раз повернул, и я опять мог заглянуть в окно. Я угадал
правильно, был вечер, отблески заходящего солнца лежали на мостовой и на
стене. Ночь, как известно, друг беглеца, но я даже не думал, что буду
делать в незнакомой местности, если выйду из крепости Озокана. Два шага
сразу не делаются - я думал только о том, что буду делать сию минуту.
Передо мной была широко открытая дверь во двор. Я все еще слышал
ссорящиеся голоса позади, но пытался теперь уловить звуки снаружи. Оттуда
донесся резкий высокий звук, но это кричал каз, а не человек. Я встал за
дверью и выглянул, держа меч в руке. Налево навес, где были казы, их
треугольные пасти с жесткой шерстью качались туда-сюда. Из пастей свисали
изжеванные листья, из чего я понял, что им только что дали корм.
На миг я задумался над возможностью взять одного из животных, но с
сожалением отказался от этой затеи. Мыслеуловитель работает с животными
даже чужой породы лучше, чем с гуманоидами, - это верно, но концентрация
сил, требуемая для контроля над животным, сейчас мне не по силам. Я должен
был рассчитывать только на себя, на свои физические возможности.
Здание, из которого я вышел, отбрасывало длинную тень. Я не мог
видеть других ворот, но попытался добраться до самого темного места между
двумя тюками корма, и это мне удалось.
Отсюда я видел много лучше. Направо широкие ворота, крепко запертые,
на них что-то вроде клетки. Я уловил в ней дыхание и тут же присел за тюк.
Часовой! Я ждал оклика, стрелы из лука или другого знака, что меня видели.
Вряд ли я прошел незамеченным. Но прошло несколько секунд, и ничего не
произошло. Я начал думать, что часовой обязан смотреть по ту сторону
стены, а не во двор. Я прикинул, как мне двигаться: сначала под прикрытием
тюков, затем позади навесов, и пошел медленно, хотя каждый нерв во мне
требовал скорости. Бег мог привлечь внимание, а передвигаясь ползком, я
сливался с тенью. Проходя мимо загона, я сосчитал животных, надеясь
получить некоторое представление о численности гарнизона. Тут было семь
верховых животных, четыре вьючных, но это ничего не давало, поскольку в
гарнизоне могли быть и пехотинцы. Однако, малое число верховых животных в
загоне, явно построенном для гораздо большего количества, указывало на то,
что в резиденции оставался лишь костяк. Это означало также, что Озокан и
его приближенные уехали.
Тут было несколько вышек для часовых, но, хотя я осторожно следил за
ними, я не заметил на них никого. Едва я нырнул за выступ стены, как
послышались тяжелые шаги: мимо прошел мужчина. На нем была кольчуга пешего
бойца, на голове не было шлема, а на плечах он нес коромысло с ведрами
воды, которые он опорожнил в каменный желоб. Вода медленно стекала по нему
в стойла.
С пустыми ведрами он пошел обратно. Я в своем укрытии почувствовал
внезапный подъем духа: как раз в это время человека охватило столь сильное
желание, что оно дошло до меня совершенно отчетливо. Страх в нем уступил
место решимости, а решимость была так сильна, что я смог уловить это.
Возможно, он отличался от своих товарищей какой-нибудь мозговой извилиной,
которая делала его более открытым для моего дара эспера. Такие вариации
существуют, как известно. Это был третий подарок судьбы за сегодняшний
день.
Я был уверен, что человек будет действовать, отложив свои
обязанности, но пользуясь ими как прикрытием для своих целей. И наступил
момент, когда требовалось немедленное действие, иначе он может не успеть.
С коромыслом и пустыми ведрами он открыто зашагал вдоль стены, а я
скользил за ним, потому что он шел как раз туда, куда мне хотелось.
В другом конце двора был колодец. Из центра здания тянулось крыло,
оно острым углом огибало колодец, как будто каменный блок протягивал руку,
чтобы укрыть источник драгоценной воды. В крыле было много щелевидных окон
и дверь. Человек, за которым я шел, не остановился у колодца, а быстро
огляделся и прислушался. Видимо, успокоенный, он вошел в дверь крыла. Я
подождал немного и последовал за ним.
Тут было нечто среднее между арсеналом и складом. На стенах висело
оружие, разные приспособления лежали аккуратными кучками. Отчетливо пахло
зерном и другой пищей для людей и животных. Позади одного тюка с провизией
валялись ведра и коромысло. Смесь страха и желания у моего гида точно вела
меня по следу. Я прошел в другую дверь, полускрытую мешками с зерном, и
вышел на узкую лестницу, достаточно крутую, чтобы у человека,
посмотревшего вниз, закружилась голова. Здесь я остановился, потому что
услышал впереди шаги, а, значит, и он мог меня услышать.
Сжигаемый нетерпением, я ждал. Когда все затихло, я медленно двинулся
вниз, с усилием ставя ноги и боясь, как бы мое измученное тело не подвело
меня.
К счастью, спуск был коротким. Внизу оказался проход, идущий в одном
направлении. Здесь было темно, я не видел ни искорки света, которая бы
указывала на то, что мой гид пользуется фонарем или факелом. Видимо, он
хорошо знал дорогу.
Я ничего не видел и не слышал. Затем по линии нашей мозговой связи
пронесся взрыв облегчения, который заблестел в моем мозгу, как фонарь
перед глазами. Он достиг своей цели, он вышел из форта, чтобы найти
безопасное, по его мнению, место. И я не думал, что он задержится у
выхода.
Я пустился полубегом, чтобы найти этот выход. В темноте я больно
ударился об острый выступ, но не упал и вытянул руки, чтобы пользоваться
ими вместо глаз. Передо мной оказался пролет другой лестницы, вверх по
которой я пополз на руках и коленях, не будучи уверен, что осилю ее другим
способом.
Время от времени я останавливался проверить, нет ли каких-нибудь
признаков выхода. Наконец, я нашел люк и толчком открыл его. Там тоже не
было света, я как бы попал в погреб или в отвал в скалах, который вряд ли
был естественным, скорее, он был сознательно сделан под естественный,
чтобы скрыть этот люк. В стране, где по всякому пустяку затевались войны,
такая нора была необходима в любой крепости... Я подумал, что никому она
не была нужнее, чем мне.
Впервые в жизни я полностью сконцентрировал свою силу на том, чтобы
меня не заметил часовой на стене. Выход скрывался в скалах, и единственный
способ пройти через него - ползти на животе. И я подумал, что мог бы
набросать чертеж этих скал, поскольку они показались мне частью более
древней разрушенной крепости.
Того дезертира, что прошел через эту дыру, не было и в помине, но я
все-таки двигался с осторожностью. Наконец, я вышел из-под укрытия.
Наверно, развалины тут кончались, так как было много осыпавшейся земли.
Теперь я мог оглядеться.
Небо пылало тем жутким цветом, которым окрашивался закат солнца на
этой планете. В этом свете форт казался темным пятном, уже скрытым тенями,
усиливавшими его мрачный вид. Форт состоял из одного внутреннего здания и
внешней стены, он оказался меньше, чем я думал. Пожалуй, это было не
укрепление, а, скорее, пограничный пост, охраняющий и защищающий землю,
поскольку вокруг не было ни жителей, ни возделанных полей. Это был
солдатский лагерь, а не убежище для фермеров, каким мог быть любой замок.
Между двумя рядами холмов проходила дорога, ведущая в неведомую
равнинную местность. По-видимому, она связывала два центра - этой области
и внешнего мира, возможно, даже Ырджара. Этим и следовало
руководствоваться.
Мое путешествие сюда прошло, можно сказать, вслепую, и я не имел
представления, где находится порт, на север или на юг отсюда. Впервые я
подумал, что мое удивительное везение кончилось: у меня был меч, но не
было ни пищи, ни воды, ни защиты от непогоды. И энергия, порожденная моей
волей, которая так долго поддерживала мое истерзанное тело, угасала. Я мог
бы задать себе вопрос, но боялся, потому что ответ был слишком ясным.
Форт и развалины, из которых я вынырнул, находились на склоне холма.
Проход, через который я шел, должен был бы сообщаться с подземным
ходом, но я вышел на высокое место, и часовой мог легко заметить меня. Я
заставил свои ноги двигаться вперед, пока можно, потом полз, извивался,
перекатывался, одним словом, делал все, что мог, лишь бы двигаться.
Мне еще повезло, что методы допросов помощников Озокана причиняли
сильную боль, но не калечили тела, так что сейчас оно могло делать
необходимые усилия. Но я впал в какое-то оцепенение, в котором верх взяла
та часть мозга, которая не могла сознательно понимать, планировать или
жить, а лежала глубоко под всем этим.
Дважды я вдруг замечал, что бреду по более гладкой дороге и что
какой-то скрытый сигнал предупреждает меня о скрытой опасности. Оба раза я
оказывался способным снова сойти с дороги и идти там, где кусты и скалы
могли укрыть меня. Один раз мне показалось, что меня выслеживает какой-то
ночной хищник. Но, видимо, это создание не сочло меня подходящей добычей и
исчезло.
Луна сияла так ярко, что ее Кольца сверкали в небе огнем. У этой луны
всегда было два кольца, но через определенное количество лет появлялось
третье, что служило великим предзнаменованием для жителей планеты. Я
смотрел на них без удивления, только с благодарностью, потому что их свет
освещал мне путь.
Уже светало, когда я прошел через ущелье между холмами. Рот у меня
пересох, как посыпанный пеплом, сжигавшим язык и внутреннюю поверхность
щек. Только тренированная воля заставляла меня двигаться, и я боялся
отдыхать, потому что потом мне не удастся не только идти, но и ползти. А
мне необходимо было миновать то место, где дорога шла только в одном
направлении - в западную сторону. Потом - я обещал своему телу - потом я
отдохну в первой попавшейся норе.
Кое-как я прошел: холмы остались позади. Я вильнул с открытого
пространства в кусты и проталкивался в них до тех пор, пока не
почувствовал, что дальше ползти некуда. Последний толчок просунул мое
избитое и исцарапанное тело между двумя густыми кустами.
Я вытянулся и уже не помнил, что было непосредственно за этим.
Река, драгоценная река обливала меня водой, давая новую жизнь моему
высохшему телу. И был гром, удары воды о пороги речки. Я не решался
пуститься вплавь по дикому течению, потому что меня разобьет о скалы.
Вода... Грохот...
Не было никакого потока. Я по-прежнему лежал на твердой поверхности,
но я был мокрым, и влага лилась всюду, образуя сплошную завесу дождя. И
гром действительно громыхал, но в небе.
Я приподнялся и стал слизывать воду, льющуюся по моему лицу. Над
холмами сверкали стрелы молний. Наверно, был еще день, но такой темный,
что трудно было что-нибудь разглядеть. Я поднял голову и раскрыл рот,
чтобы дождь напоил меня.
Громовые раскаты неслись отовсюду с затянутого тучами неба,
разрываемого жуткими вспышками молний, и при свете этих молний сквозь щель
между кустами я увидел отряд всадников, ехавших к востоку, как будто их
гнал дождь. На них были плащи с капюшонами. Отряд растянулся длинной
вереницей, уставшие животные отставали, пена капала из их пастей. Весь вид
этой компании говорил о том, что их гонит какая-то неотложная
необходимость. Когда они проезжали мимо меня, я почувствовал их эмоции -
страх, злобу, отчаяние - которые были так сильны, что меня как бы ударило.
Под плащами я не мог видеть цветов и геральдических знаков, указывающих
чье походное знамя полощется над их головами, но я был уверен, что это
люди Озокана. И, значит, они охотятся за мной.
Мое тело так болело, что я едва поднялся. Первые неуверенные шаги
были для меня пыткой. Наверное, меня распустила и разбаловала жизнь
Свободного Торговца, вот мне и трудно работать в условиях дискомфорта. Но
я все-таки снова двигался в тумане, который так плотно окутал меня, что
мне казалось, будто я попал в охотничью паутину краба-паука с Тайдити.
Ручьи быстро бегущей воды прокладывали себе путь в земле, словно с
небес выпало столько дождя, что вода уже не могла впитаться и бежала по
поверхности. Время от времени я пил, не думая о том, что в ней могут быть
какие-нибудь элементы, вредные для меня. Но если я имел воду, то пищи не
было, и воспоминания о жирной массе, которую я так неохотно ел - когда это
было? Прошлой ночью? Две ночи назад? - преследовали меня, принимая
пропорции авакианского банкета с его двадцатью пятью церемониальными
блюдами. Через некоторое время я нарвал листьев с кустарника и стал жевать
их, выплевывая мякоть.
Время теперь не имело значения. Сколько дней лежало позади, я не знал
и не хотел знать.
Ярость дождя утихала. Что-то слабо светило в небе, но это еще не было
светом.
Свет? Я внезапно понял, что твердо иду к свету. Не к желтым фонарям
крепости или Ырджара...
Лунный шар... серебристый... зовущий... Только там был такой
шар-лампа. Последний предупреждающий шепот в моем мозгу быстро увял...
лунный шар...

МАЙЛИН

7

По воле Моластера у меня есть власть певицы и все, что с ней связано:
дальнее зрение, всестороннее зрение, растягивание колец. Иногда это
отягчает жизнь, когда внутреннее желание входит в противоречие со всем
этим. Если так случается, тогда желание Майлин идет насмарку. Я желала
только одного: оставаться на ярмарке со своим маленьким народом, а
проснулась от первого ночного сна, поняв, что пришел зов, хотя не знала,
откуда и от кого. И я услышала, как скулил и хныкал мой маленький народ,
чувствительный к влиянию власти, потому что ее сильное принуждение
задевает также и их, приносит недовольство и страх.
Моя первая мысль была о них. Я накинула плащ и пошла, водя жезлом
вверх и вниз, чтобы они смотрели на меня и забыли страх. Когда я дошла до
того места, где мы положили барска, я увидела животное на ногах. Оно
стояло, чуть опустив голову, как бы готовясь к прыжку, его глаза горели
желтым огнем, и в них жило безумие.
- Послание, - Малик подошел ко мне.
- Да, - согласилась я, - но не от языка или мозга Древних. Если не
они взывали к власти, то этот ответ не им, а мне!
Он серьезно посмотрел на меня и сделал жест, частично отрицающий мои
слова. Мы были кровными родственниками, хотя и не близкими, и Малик не
всегда был одного мнения со мной. Он часто предостерегал меня от того, что
считал безрассудством. Однако, он не мог не верить Певице, которая
говорит, что получила сообщение, так что теперь он ждал. А я взяла жезл в
ладони и медленно поворачивала, потому что теперь мой маленький народ
успокоился, и страх был отгорожен от их мозга барьерами власти. Я
направляла жезл на север, юг, запад, он не двигался в моем слабом захвате.
Но когда я повернула его на восток, он сам выпрямился, указывая точное
направление. Он стал горячим, требовательным, и я сказала Малику:
- Это требование долга. С меня. Нужна расплата.
При требовании долга нельзя колебаться, потому что данное и взятое
могут быть уравновешены на весах Моластера. Для Певицы это еще более
справедливо, потому что только так власть питает и хранит вспыхнувший
свет.
- А как насчет инопланетника и Озокана, которые составляли темные
планы? - спросила я.
- Озокан может заявить о кровном родстве с Ослафом, который... -
Малик слегка замялся.
- Который был избран по храмовому жребию представлять Лордов в
трибунале ярмарки в этом году. И не говорил ли также инопланетник Слэфид о
другом родственнике Озокана, об Окоре, капитане стражи? Но все-таки никто
не может ломать все законы и обычаи.
Моя уверенность увяла, потому что Малик не слишком быстро согласился
со мной. Я видела, что он смущен, хотя и не опустил глаз. Он ведь был
Тэсса, и между нами всегда была правда и откровенность. И я сказала:
- Есть что-то, чего я не знаю?
- Есть. Вскоре после полуденного гонг стражники взяли инопланетника
Крипа Ворланда отвечать на жалобу Отхельма, продавца животных. На отряд
напали всадники из-за границ ярмарки. Произошла схватка, и инопланетник
исчез. Думают, что он вернулся к своим, поэтому глава жрецов приказал
закрыть ларек Торговцев и их самих удалить с ярмарки.
- И ты мне этого не сказал?!
Я не рассердилась, разве что на себя: я не думала, что Озокан решится
действовать. Я должна была бы лучше разобраться в нем и понять, что он из
тех, кто готов на все и не думает о последствиях своего импульсивного
акта.
- Наиболее разумно предположить, что он вернулся к себе на корабль, -
продолжал Малик. - Все знают, что Свободные Торговцы держатся друг за
друга и вряд ли верят в справедливость суда.
- Тогда это нас не касается, - чуть резко сказала я. - Вернее, не
касается Тэсса. Мы связаны клятвой не вмешиваться в дела равнинных
жителей. Но это мой личный долг. И я прошу тебя по праву кровного родства,
чтобы ты нашел капитана "Лидиса". Если Крипа Ворланда нет среди экипажа,
расскажи обо всем, что произошло.
- Мы не получили ответа от Древних, - возразил он.
- Я беру это на себя и отвечу за это перед весами Моластера, - я
дохнула на мой жезл, и он засиял серебряным светом.
- Что ты хочешь делать? - спросил Малик, но я знала, что он уже
угадал ответ.
- Я пойду искать то, что должна найти. Но для моего ухода должна быть
уважительная причина: я не сомневаюсь, что теперь за мной будут следить
глаза и уши и каждый мой приход и уход будет отмечаться. Итак, - я
медленно повернулась и посмотрела на клетки, - мы ставим их в фургон, я
беру Борбу, Ворса, Тантаку, Симлу и... - я показала на клетку барска, -
этого. Мы скажем, что они больны, и я боюсь, как бы они не заразили
остальных животных, поэтому вывожу их на некоторое время подальше.
- А этого зачем? - он указал на барска.
- Для него эта причина как раз правильна. Может быть, на открытой
местности его мозг поправится, и можно будет коснуться его. А здесь ему
все напоминает о прошлых мучениях.
Тень улыбки скользнула по губам Малика.
- Ах, ах, Майлин, ты все еще не отказалась от своей мечты? Ты все
думаешь о том, чтобы стать первой, единственной, кто принял барска в свою
компанию?
- Я терпелива, и у меня сильная воля, - я тоже улыбнулась. - И я
знаю, что БУДУ командовать барском. Не этим, так другим, не сегодня, так
завтра!
Я знала, что он считает это безрассудством, но с теми, к кому
приходит сообщение, никто не спорит, если это сообщение касается уплаты
долга. Так что Малик впряг казов в ярмо фургона и помог мне разместить там
тех, кого я выбрала, а клетку барска поставили отдельно и прикрыли
экраном. Как ни истощено было это создание, оно следило за нами и рычало,
когда мы приближались, а мои мысли не могли проникнуть ему в мозг и сбить
безумие.
Мы поели, послав Уджана за жрецом, который присмотрел бы за нашей
палаткой, пока Малик пойдет по моему поручению на "Лидис", а я повернула
на восток. Малик требовал, чтобы я подождала его возвращения, но во мне
росло ощущение настоятельности, и я поняла, что ждать нельзя, нужно ехать.
Я уже была уверена, что инопланетник не среди своих, что он где-то в
другом месте и в страшной опасности, иначе послание о долге не навалилось
бы на меня так резко и без предупреждения.
Фургон шел не очень быстро, и я еще должна была сдерживать шаг казов,
пока мы были на виду у всех, потому что нельзя трясти больных животных,
иначе у любого наблюдателя возникнут подозрения. Все во мне требовало
скорости и даже больше, чем скорости. Я пустила казов легким шагом, когда
проехала последний ряд палаток. Кто-нибудь мог спросить, куда я поехала,
хотя я осторожно объяснила причину своей поездки жрецу и Уджану.
Те, кого я выбрала сопровождать меня, имели более острый ум и большую
агрессивность, чем остальные. Борба и Ворс - глассии из горных лесов.
Длина их четыре пяди, тонкие хвосты такой же длины, что и тело, мех
черный, как грозовая беззвездная ночь. У них длинные лапы с очень острыми
когтями, которые они обычно прячут, но при случае выставляют, как лезвия
мечей. Головы их увенчиваются пучком серо-белых жестких волос, который
плотно прижимается к черепу, когда они готовятся к бою. Они по природе
любопытны и бесстрашны и открыто идут на врага куда крупнее их и часто
оказываются победителями. Их редко видят в низинах, и поэтому сейчас они
вполне могли сойти за редких и ценных животных, которых мы боимся
потерять.
Тантака выглядела более опасной, чем была в действительности, хотя
однажды ее разбуженная ярость не утихала долго и сделала ее более
проворной в атаке, чем можно было предположить по ее виду. У нее было
жирное тело с тупоносой мордой, маленькими закругленными ушами и обрубок
хвоста, обычно прижатый к бедру. Она была вдвое шире глассии, с мощными
плечами, потому что ее любимая пища на воле находилась под большими
камнями, которые приходилось сталкивать, прежде чем пообедать. Ее
желтоватый мех был таким грубым, что больше походил на перья, чем на
волос. Она была некрасива, неуклюжа, гротескна и, когда она участвовала в
шоу, зрители диву давались, как такое казалось бы неуклюжее животное может
делать такие штуки.
Симла была сродни барску, но ее шерсть была очень короткой и плотно
прилегала к коже. Издали казалось, что у нее вообще нет шерсти, только
голая расцвеченная кожа, потому что по кремовому заду и бедрам шли
темно-коричневые полосы. Хвост круглый и очень тонкий, как кнут. На ногах,
казалось, совсем не было мышц, только шкура и кости, такой же выглядела и
голова, так что были видны черепные швы. Симла была некрасива, как
Тантака, но в противоположность неуклюжей на вид Тантаке она производила
впечатление быстрой и выносливой. Так оно и было, поэтому венессы издавна
использовались для состязаний в беге.
Я почувствовала легкое недовольство маленького народа: они не
понимали смысла этой поездки. Я передала им ощущение опасности, и они
отозвались, каждый по-своему. Как только мы потеряли ярмарку из виду, я
повернула клетки таким образом, чтобы их обитатели могли видеть местность
и пользоваться своими чувствами, как гидом. Ведь глаза их видели больше,
чем человеческие, носы извлекали из ветра сведения, которые мы и не
заметим, уши слышали то, что мы упускаем - и все это было к моим услугам.
Симла была не в духе - и не потому, что сидела со мной рядом в лучах
утреннего солнца, а из-за барска. Остальные не были близки к его роду и не
обращали на него внимания, как только поняли, что он не может повредить
им. Но клану Симлы он был достаточно близок, она знала о нем, и я
успокаивала ее, потому что безумие - нечто столь чуждое, что вызывает
панику в тех, кто сталкивается с ним.
На Йикторе есть сумасшествие, при котором мозг либо спит, либо живет
в хаосе. Про таких больных говорят, что их коснулась рука Умфры,
первобытной власти. Такому больному никто не сделает зла. Их отдают под
присмотр жрецов и отправляют далеко в горы, в некую Долину. И от
воспоминания об этой Долине мой мозг содрогнулся. Нанести вред такому
сумасшедшему или убить его - значит, принять в собственное тело болезнь,
которая жестоко трясет жертву. Так думают жители равнин.
Но если животные доходят до безумия, их убивают, и я думаю, что это
лучше, потому что на Белой Дороге нет ни страдания, ни печали. Они
поднимаются к великой системе Моластера и остаются там под присмотром и
уходом. Я боялась, что мне придется поступить так с барском, но все еще
оттягивала этот последний шаг. Как сказал Малик, это было моим давним
заветным желанием - присоединить редкого независимого скитальца к нашей
группе. Возможно, я гордилась собственным могуществом и хотела увеличить
ту небольшую славу, которую уже имела как хорошо умеющая работать с
маленьким народом.
Мы переправились через реку вброд и не встретили на том берегу
никого, кроме нескольких запоздалых ярмарочных фигляров. Им я из
осторожности сказала, что болезнь моих животных заставила меня выехать из
дома. Но после полудня я свернула с дороги на тропу, тоже ведущую на
восток, чтобы какие-нибудь прохожие не стали удивляться, чего ради я еду
так далеко искать спокойного места для больных животных.
Перед заходом солнца мы приехали на луг к ручью и здесь разбили
лагерь. Я распрягла казов, чтобы они паслись, и остальным дала побегать на
свободе. Они с удовольствием все обнюхивали, полакали из ручья, но далеко
не отходили. Барск остался в фургоне один.
Потом мои спутники были накормлены и легли спать. Все было хорошо, и
я смотрела, как встает луна. Третье кольцо было уже более заметно. Еще
одна или две ночи - и оно засияет и останется на некоторое время. Жезл в
моих руках вбирал ее свет и делал его ослепительным. Мне страшно хотелось
направить читающий луч, но я здесь была одна, а тот, кто читает такой луч,
должен, образно выражаясь, выйти из тела, а связь так увлекает, что ему
одному нелегко прийти в себя, и я побоялась. Но это желание съедало меня,
и я вынуждена была встать и походить взад-вперед, чтобы успокоить нервы.
Потом я снова взяла жезл: он твердо показывал на восток.
Наконец, я решила воспользоваться К-Лак-Песней и призвать сон, потому
что тело может взять верх над мозгом только в случае крайней
необходимости. Певица рано познает искушение забыть, что тело сильно и
может противиться. Итак, я пела четыре слова на пять тонов и открыла свой
мозг отдыху.
Я слышала чириканье и писк в траве и видела утренний туман. Я еще раз
выпустила маленький народ, пока готовила еду и запрягала казов. Я
накормила барска, и он спокойно лежал на своей подстилке. Прикосновение к
мозгу показало, что он слабеет, возрастает летаргия, как будто съедавшая
его вчера ярость повредила ему, и я размышляла, так ли плоха эта слабость,
если она дает мне возможность успокоить и, возможно, довести эти импульсы
до нормального состояния. Но проба показала, что время для этого еще не
настало и неизвестно, настанет ли.
Мы снова двинулись в путь. Тропа, по которой мы ехали, становилась
все более неудобной. Я боялась, что дальше будет такой участок, что фургон
не пройдет, и хотела даже вернуться поискать другую дорогу.
В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, и мы все его заметили. Я
знала, что это не предупреждение о дурном, а, скорее, предзнаменование
того, что могут дать Три Кольца тому, кто откроет свой мозг их могуществу.
В это время больше ограничено то, что может испытать смелый, хотя смелости
всегда не хватает, когда имеешь дело с властью.
Мы шли по холмам. Хотя эта местность была мне незнакома, я знала, что
в этом направлении лежали владения Осколда. Хотела бы я знать, неужели у
Озокана хватило ума привезти сюда пленника - разве что слишком большая
дерзость такого поступка скроет его следы: никто не поверит, что он тайно
привез пленника в центр отцовских владений. Но если Осколд сам участвовал
в этом? Тогда все принимает другую окраску, потому что Осколд - человек
умный и хитрый. И если он готов пренебречь законами и обычаями, значит, у
него в резерве мощное оружие, которое смутит врага. Я вспомнила скрытую
угрозу в словах инопланетника Слэфида, что о Тэсса известно больше, чем
нужно для нашей безопасности. Я надеялась, что наше сообщение расшевелит
Древних, заставит их принять контрмеры. Среди равнинных жителей всегда
ходило много слухов о нас. Правда, мы жили здесь раньше их и когда-то были
великим народом - как они понимают величие - прежде чем научились другим
способом измерять могущество и величие. Мы тоже строили города, от которых
теперь остались только разбросанные камни, наша история знала взлеты и
падения. Либо люди прогрессируют, либо разрушают сами себя и погружаются в
туманное начало. Волею Моластера мы прогрессируем по ту сторону
материального, и для нас теперь эти ссоры и схватки новоприбывших то же
самое, что суета нашего маленького народа, да и надо сказать, маленький
народ движим простыми нуждами и идет своим путем честно и открыто.
Весь День Постоянного влияния Трех Колец действовал на нас. Мой
маленький народ выражал возбуждение криком, лаем или другими звуками,
заменявшими им речь. Один раз я услышала, что и барск подал голос, но это
был печальный вой, полный душевной боли. Я послала мысль - желание спать -
чтобы успокоить его. Симла предупредила меня, что к вечеру что-то
случится. Я остановила фургон, вылезла и пошла пешком за Симлой по еще не
побитой морозом траве и через кустарник на вершину холма, откуда была
видна восточная дорога. По ней ехал отряд всадников под началом Озокана.
Он ехал без обычной пышности, просто возглавлял небольшой отряд, не было
ни знамен, ни горна, будто он хотел проехать по этим диким местам как
можно более незаметно. Я проводила их взглядом и вернулась к фургону. Мои
казы не были в настроении надрываться и шли ровным, неменяющимся шагом. В
больших переходах они легко могли обогнать таких быстрых верховых
животных, как у людей Озокана, но на рывок они были не способны, и мне
приходилось мириться с этим.
Ночью мы пришли к холмам. Я спрятала фургон и прошла вперед, чтобы
разведать дорогу. Я нашла только одну тропу, где мог пройти фургон, и она
вела к тракту. Мне очень не хотелось снова ехать по нему: слишком открытое
место, где какому-нибудь Лорду может прийти дурацкая мысль поставить пост.
Я пустила Симлу, и она быстро нашла два поста с часовыми, выбранными за
остроту зрения. Здесь могли не поверить моим причинам для столь далекого
пути. Опасно это или нет, но я должна была этой ночью призвать власть,
потому что ехать наугад было явной глупостью.
Я послала Борбу и Ворса искать то, что нам нужно - безопасное и
уединенное место не очень далеко от дороги. Они сначала побежали вдвоем,
потом разделились. Борба нашла требуемое. Фургон мог остаться на некотором
расстоянии от этого места, спрятанный кустарником и закиданный сверху
травой. Казов я отпустила пастись на лугу. Борба уселась на одного из них
- не потому что они могут заблудиться, а потому, что здесь было полно воды
в озерке и росли сочные плакены по колено высотой. Барска я погрузила в
глубокий сон, а остальных взяла с собой. Мы поели из взятых мною запасов,
потому что телесная сила должна быть опорой силе мысли, которая мне
понадобится, когда взойдет луна. Затем я выбрала стражей из маленького
народа, и они послушно растаяли в темноте. Я, как могла, успокоила свои
мысли, хотя Кольца действовали в обратном направлении. Спокойствие, чтобы
усилить подъем, когда настанет время.
Я начертила жезлом защиту и повторила рисунок на ровном песке за
озерком, отметив белыми камнями вершины деревьев. Лунный шар-лампу я
поставила на камень, чтобы ее лучи освещали этот участок. Затем я запела
песню защиты, глядя, как из моих камней поднимается по спирали видимая
энергия. Потом я запела Мольбу и закрыла глаза от внешнего мира, чтобы
лучше видеть внутренний. Когда вызывают власть с таким слабым ощущением
проводника, как было сейчас у меня, то принимают все, что видят, не
удерживая и не отбирая, а только запоминая кусочки и обрывки того, что
позже можно собрать воедино. Так было и со мной, я как бы висела в воздухе
над маленькой крепостью и смотрела внутрь - мыслью.
Я увидела там Озокана и инопланетника Крипа Ворланда и видела, что
делали с инопланетником по приказу Озокана. На заре приехал вестник,
Озокан и его люди оседлали животных и уехали.
Я не могла добраться мыслью до инопланетника: между нами стоял
барьер, который вообще-то я могла разрушить, но сейчас у меня не было
времени, и, кроме того, я не решалась тратить силу - это могло мне дорого
обойтись. Я видела, что дух его силен, и что победить его нелегко.
Единственное, что я могла для него сделать - оказать некоторое влияние на
его путь, чтобы судьба помогла ему, а не мешала, хотя главные усилия
должен сделать он сам. Затем я вернулась обратно.
Рассвело, и моя лунная лампа бледнела и гасла. Но теперь я получила
ответ: никуда не двигаться, а ждать здесь. Иной раз ждать бывает много
труднее. Прошел долгий день. Мы спали по очереди, мой маленький народ и я.
Мне страшно хотелось знать, достаточно ли я помогла тому, кто находился в
далекой крепости, но я хоть и Певица, но не из Древних, которые могут
видеть и послать приказ на расстояние в половину мира. Я заходила в фургон
позаботиться о барске. Он проснулся, поел и попил, но только потому, что я
принуждала его к этому. Мозг его стал апатичным и не мог бы позаботиться о
нуждах собственного тела, если бы я не поощряла его к таким действиям.
Малик был прав, печально думала я, ничего не остается, как отпустить его
на Белую Дорогу. Но я не могла взяться за это, словно надо мной висел
какой-то приказ, которого я не понимала.
Пришла ночь, но луну закрывали тучи, сплетавшиеся в широкие сети,
душившие звезды, - те солнца, что светят над неведомыми нам мирами. И я
снова подумала о возможности побывать в чужих мирах, больше узнать обо
всех чудесах драгоценных грез Моластера. И я тихонько пела, но не Великие
Песни Власти, но те, которые поднимают сердце, усиливают волю, питают дух.
Маленький народ собрался вокруг меня в темноте, и я успокаивали их сердца
и отгоняла тяжелые мысли.
Перед рассветом разразилась гроза, поэтому заря не рассеяла гнетущий
мрак, висевший над холмами. Мы нашли место под нависшей скалой и прижались
там, пока гром прокатывался по вершинам холмов. Я видела такие грозы в
наших высоких землях, где жили Тэсса, но не так близко к равнинам. Мне
было тепло от прижавшихся ко мне мохнатых тел, я тихонько напевала, чтобы
им было спокойно, и радовалась, что это занятие отгоняет мое собственное
беспокойство.
Наконец, гроза утихла. Меня коснулось сообщение - не отчетливое
послание, скорее, намек. Я пошла вместе с маленьким народом к озерку,
сняла с камня лунную лампу, которую уже захлестывала поднявшаяся вода, и
спустилась ниже в долину, где трава была менее густой и обнажились камни.
Я поставила на один из них лунную лампу и снова зажгла ее, как маяк для
кого-то. Я не знала еще, для кого именно, но во мне росла уверенность, что
тот, кого я хотела спасти, находится в достаточно трудном положении,
несмотря на удачу, которую я для него плела.
Симла зарычала и вскочила, оскалив зубы. Борба и Ворс подняли головы,
готовясь к бою, а Тантака раскачивалась, припав на передние лапы.
По склону карабкалась человеческая фигура. Я схватила его за плечо,
напрягая силы, чтобы повернуть массивное тело. Лицо его было в грязи, но я
узнала того, кого надеялась увидеть.
Инопланетник вырвался от Озокана. Теперь я была готова заплатить свой
долг - но как? Похоже, что он попал из одной опасности в другую. Мы
находились на границе владений Осколда, где подчиняются его приказам. Крип
был в глубоком обмороке, возможно, это для него сейчас самое лучшее.

КРИП ВОРЛАНД

8

В моих ушах звучала песня, низкая, монотонная, как ветер, который так
редко ощущает на себе рожденный в космосе. Крип Ворланд умер в каком-то
тайном месте, но теперь его снова возвратили к жизни, соединив вместе тело
и дух. Когда я открыл глаза и огляделся, я увидел себя в странном
обществе. Однако, странность его не удивила меня, словно я надеялся
увидеть всех их - лицо девушки с серебряными волосами, выбивающимися
из-под капюшона, мохнатые морды с блестящими глазами, внимательно
поглядывающими вокруг.
- Вы - Майлин? - мой голос удивил меня - это было хриплое карканье.
Она рассеянно кивнула и повернула голову, вглядываясь вдаль, будто
чего-то боялась. Все другие головы повернулись тоже и зарычали низко и
грохочуще, каждая на свой лад. Мое сонное довольство исчезло, проснулись
опасения.
Она подняла руку, и жезл в ее пальцах засветился. Она осторожно
прижала его к ладони другой руки. Она не двигала его, он сам повернулся и
показал направление, в котором она смотрела.
Как бы по сигналу мохнатые создания исчезли во мраке за пределами
освещенного места, на котором я лежал. Майлин снова подняла жезл и указала
им на лампу, которая тут же погасла. Затем Майлин подошла ко мне. Ее плащ
взметнулся, как крылья и накрыл нас обоих.
- Тихо! - выдохнула она почти беззвучно.
Я стал напряженно прислушиваться. Свист ветра, журчание воды где-то
неподалеку, другие звуки такого же рода и больше ничего - кроме биения
моего сердца.
Мы ждали - не знаю, сколько времени, но, кажется, очень долго. Затем
она сказала - может, мне, а, может, просто подумала вслух:
- Да. Они охотятся.
- За мной? - прошептал я, хотя, в сущности, в подтверждении не
нуждался.
- Да. Слушай, - быстро продолжила она, - более чем вероятно, что
подчиненные Озокана ищут и идут с двух сторон. И, - она засмеялась, - я не
знаю, как нам пробиться сквозь сеть, которую они для нас раскинули...
- Это же не твоя забота...
Кончики ее пальцев прижались к моим губам, крепко и спокойно.
- Мой долг, человек со звездных путей, - и моя расплата, так говорят
весы Моластера... Весы Моластера, - повторила она и, помолчав, зашептала
снова: - А если я дам тебе другую кожу, Крип Ворланд, чтобы обмануть
врагов?
- Что ты имеешь в виду?
Хотя нас накрывал плащ, и под ним было темно, мне показалось, что ее
глаза искрятся морозным светом, как глаза зверя отражают свет факела в
ночи.
- В мой мозг пришел ответ Моластера, - она выглядела смущенной своей
откровенностью, и я видел, как она вздрогнула. - Но ведь ты не Тэсса... не
Тэсса... - тихо протянула она и замолчала, но затем заговорила с прежней
уверенностью: - будет так, как ты захочешь! Что выберешь, то и будет! Так
слушай, инопланетник: я не думаю, что у нас есть хоть один шанс избежать
тех, кто обыскивает эти холмы. Я читаю в их мыслях, что они хотят твоей
смерти и убьют тебя сразу же, как только найдут.
- Не сомневаюсь, - сухо ответил я. - Хватит ли у тебя времени уйти
отсюда? Хотя меня не учили сражаться мечом, но...
Видимо, ей это показалось забавным, потому что у нее вырвалось что-то
вроде смешка.
- Храбрый, ох, и храбрый звездный скиталец! Но мы еще не дошли до
такой крайности. Есть другой путь, очень необычный, и ты, может быть,
предпочтешь пасть от мечей Озокана, чем идти по этому пути.
Возможно, мне почудился вызов в том, что было всего лишь
предупреждением, и я отреагировал на ее слова:
- Покажи мне этот путь, если считаешь, что он спасет меня.
- Он состоит в том, что ты можешь обменяться телами...
- Что?! - я хотел вскочить, но толкнул ее, и мы оба покатились по
земле.
- Я не враг тебе, - ее руки уперлись мне в грудь, задев мои синяки и
заставив меня поморщиться от боли. - Я сказала - другое тело, и именно это
я имела в виду, Крип Ворланд!
- А как же мое тело? - я не мог поверить, что она говорит серьезно.
- Люди Озокана возьмут его и станут о нем заботиться.
- Спасибо! - сказал я. - Значит, я либо потеряю жизнь в своем теле,
либо они убьют мое тело и оставят мой дух в другом месте!
Полнейшая глупость того, что я сказал, заставила меня несколько
истерично рассмеяться.
- Нет! - возразила Майлин и откинула плащ. Мы сидели друг против
друга, и я видел ее лицо, но не мог понять его выражения, хотя поверил,
что она говорила вполне серьезно и именно то, что думала. - Они не
повредят твоему телу, если ты уйдешь из него. Они будут считать, что ты
под плащом Умфры.
- Значит, они отпустят мое тело? - пошутил я. Мои мысли были в
беспорядке, поскольку в этой авантюре не было ничего реального по моим
стандартам. Я решил, что это один из тех ярких снов, которые иной раз
посещают спящего и погружают его во внутреннее пробуждение, так что ему
кажется, что он не спит, когда берет на себя невозможные подвиги. В таком
реальном сне все кажется возможным.
- Твое тело не может остаться незанятым, потому что два духа
переходят из одного тела в другое. Так и должно быть, чтобы мы могли потом
снова взять твое тело и произвести обратный обмен.
- Так они оставят его здесь? - продолжал я следовать по этой
фантастической линии.
- Нет, они отнесут его в Храм Умфры. Мы пойдем следом за ними в
Долину Забвения.
Она отвернулась, и я почувствовал, что эти слова имеют для нее
какое-то значение. Для меня же они не значили ничего.
- А где буду находиться я, когда мы пойдем за моим телом?
- В другом теле, возможно, даже более пригодном для того, что может
произойти.
Конечно, это был сон. Я больше не спрашивал, не поинтересовался, что
еще может случиться. Правда, я все это видел не во сне - и свой побег из
крепости, который сложился так удивительно удачно, кошмарное путешествие
по холмам и появление здесь. Может, и предшествующее тоже было сном -
никто не похищал меня с ярмарки, я сплю себе спокойно на моей корабельной
койке и все это вижу во сне. Во мне проснулось страстное любопытство:
хотелось знать, как далеко заведет меня этот сон, какие новые удивительные
события произойдут со мной.
- Пусть будет так, как ты хочешь, - сказал я и засмеялся, зная, что
ничего не будет, когда я проснусь.
Она снова посмотрела на меня, и я опять увидел в ее глазах те же
искры.
- Ты и в самом деле из сильной расы, звездный скиталец. А может, ты
видел в космосе так много забытых дорог, что потерял способность
удивляться тому, что может или должно случиться. Но тут дело не в том,
чего желаю Я - это должно быть ТВОИМ ЖЕЛАНИЕМ.
- Пусть будет так, - во сне мне хотелось сделать ей приятное.
- Оставайся здесь и жди.
Она взяла меня за плечи и потянула назад, чтобы я лежал, как тогда,
когда только что оказался в этой части сна. Я лежал и гадал, что будет.
Может, я проснусь на "Лидисе", на своей койке? Не все сны интересны
слушателям, но этот сон так необычен, что, если я его вспомню, когда
проснусь, я обязательно расскажу его. А пока я лежал на траве и смотрел в
небо, вдыхая запахи лесной местности, слыша ветер и журчание воды.
Я закрыл глаза и захотел проснуться, но не мог: сон продолжался,
такой же яркий и живой. Что-то зашевелилось рядом, я повернул голову и
открыл глаза. Мохнатая голова пристально смотрела на меня. Мех был черный,
а торчащий вверх гребень - серый. Казалось, животное носит шлем из черного
металла с серым пером, вроде тех, что носят морские бродяги на Ранкини.
Морские бродяги Ранкини... мысли мои путались, плыли... но они явно
не были частью сна - этого или какого-нибудь другого. Я действительно БЫЛ
на одном из плавучих торговых плотов и менял стальные наконечники гарпунов
на жемчужины Аадаа. Ранкини, Тир, Горф - я знал эти миры. Я перебирал их в
памяти, как бусины на нитке. Теперь они кружились, кружились... нет, это я
кружился.
Память исчезла. И, наконец, закрылось все сознание.

"Айе, айе, беги на четырех ногах,
Глубже вдыхай сообщение ветра,
Будь мудрым и быстрым,
Сильным и справедливым.
Подними голову и приветствуй луну.
Волею Моластера и закона К"вита
Силы твои удвоятся.
Поднимайся выше в горы, бегун!
Приветствуй солнце после ночи,
Потому что это - заря твоего рождения!"

Я открыл глаза и вскрикнул: мир исказился. Появились странные цвета,
все предметы так изменились, что меня охватил ужас. И я услышал не свой
крик, а какой-то испуганный вой.
- Не бойся, обмен прошел хорошо! Я могла только надеяться, но все
прошло хорошо! Ты прошел через все и пришел к цели!
Непонятно, услышал ли я эти слова, или они сформировались в моем
мозгу.
- Нет, нет! - я попытался издать тот вопль, который тщетно выбивали
из меня люди Озокана, но у меня снова вырвалось что-то вроде лая.
- Чего ты боишься? - голос звучал удивленно, даже раздраженно. - Я же
тебе сказала и опять повторяю, что обмен прошел прекрасно. И как раз
вовремя: Симла говорит, что они идут. Лежи пока.
Лежать пока? Обмен? Я хотел поднести руку к все еще кружащейся
голове, но она не поднялась, хотя мышцы повиновались сигналам мозга. Я
взглянул на нее - это была лапа, покрытая красным мехом, длинная и тонкая,
прикрепленная к телу... Я был в этом теле! Нет, этого не может быть! Это
неправда! Я дико боролся с кошмаром. Проснуться! Я должен проснуться! От
такого сна человек может сойти с ума! Проснуться!
- Выпусти меня, - кричал я, как ребенок, запертый в темном, страшном
чулане, но из моего рта выходили не слова, а жалобный визг. Я смутно
сознавал, что эта паника ведет меня в темноту, из которой я могу не
вернуться вообще. И я боролся, как никогда раньше - не с внешним врагом, а
с тем ужасом, который был пленен вместе со мной в этом чужом теле...
Я почувствовал мимолетное прикосновение к своей голове и увидел
глаза, смотрящие на меня с кремовой остроконечной мордочки. Высунулся язык
и лизнул меня.
Это прикосновение успокоило мои взволнованные чувства и каким-то
образом отвело меня от бездны безумия. Я замигал, стараясь лучше
разглядеть своего компаньона, и нашел, что небольшая сосредоточенность
меняет дело: искажение исчезло, исправилось. С каждой секундой я видел все
яснее и яснее. Меня облизывали, и это принесло мне чувство комфорта.
Я решил встать. Меня качало из стороны в сторону: стоять на четырех
ногах не то же самое, что на двух. Я поднял голову. Мой нос погрузился в
запахи. Они так плотно набились в ноздри, что я не мог дышать. Однако, я
все-таки вдохнул воздух, и запахи начали приносить сообщения, которые я
понимал только частично. Я старался передвигаться, как человек на
четвереньках, и зашатался. Животное, которое лизало мне голову, прижалось
ко мне плечом и поддерживало меня до тех пор, пока я не смог стоять, не
качаясь. Мне еще надо было учиться видеть под моим новым углом зрения, но
я никак не мог этого сделать, потому что позади началось волнение.
Животное у моего плеча зарычало, и я услышал ответное громыхание их
кустов чуть подальше. В этом рычании так ясно слышалась угроза и
опасность, что я поднял голову как можно выше, чтобы видеть, кто там идет.
Искажение оставалось, меня сбивало с толку искажение объема, и запахи
брали верх над всем. Однако, я сумел разглядеть Майлин, стоящую спиной к
нам, длинные складки ее плаща тянулись по земле. Напротив нее стояла
группа людей. Двое были верхом и держали на поводу казов, а трое - пешие,
с блестящими мечами в руках. Я почувствовал, как мои губы оттянулись,
обнажив зубы - бессознательная реакция на запах людей. Я теперь открыл,
что у эмоций свой запах, и здесь чувствовалась ярость, жестокий триумф и
опасность. Рычание животного рядом со мной стало громче.
- Веди к нему! - сказал один из людей.
Бессмысленные, казалось бы, звуки облекались в слова. Может, я читал
их через мозг Майлин, которая не выражала ни удивления, ни страха.
- То, что вы оставили от него, лежит там, - она повернула голову,
указывая глазами на то, что они искали. Кто-то сидел, вернее, полулежал на
земле. С отвисшей губы стекала слюна. Я моргнул и плотно зажмурился, но
когда снова открыл глаза, увидел то же самое. Кто из людей видел себя, не
как в зеркале, а так, будто их тело живет отдельно от разума, от их
сущности? Я счел бы такое немыслимым. И вот теперь я стоял на четырех
лапах и смотрел чужими глазами на СЕБЯ!
Майлин подошла к этому полуваляющемуся телу, взяла его за плечи и
подняла. Но, похоже, моя оболочка была именно только оболочкой, которую
ничто не одушевляло. Она жила, эта шелуха, так как я видел поднимающуюся и
опускающуюся грудь под рваной туникой. Когда Майлин поднимала его, он
стонал. Я зарычал: один из меченосцев остановился и уставился на меня.
- Спокойно, Джорт, - раздались в моем мозгу слова Майлин, и я угадал,
что она сказала это мне, а не тому волочащемуся существу, которое она,
наконец, поставила на ноги и поддерживала, потому что оно явно собиралось
снова упасть. Люди смотрели на странное, бессмысленное, неохотно
двигающееся создание.
- Ваша работа, оруженосцы? - спросила их Майлин. - Таким оно пришло
ко мне, а вы знаете, кто я.
По-видимому, они знали и глядели на нее с опаской, даже со страхом. Я
увидел, что двое сделали жест, как бы отгоняя дурную судьбу.
- Итак, я накладываю ваш долг на вас, люди, - она внимательно
смотрела на них. - Осколда. Это существо под плащом Умфры, вы не отрицаете
этого?
Один за другим они неохотно кивнули. Меченосцы вложили мечи в ножны.
- Тогда делайте с ним то, что полагается делать.
Они переглянулись, и я подумал, что они станут возражать. Но даже
если бы они и были склонны к этому, манеры Майлин подавили протесты. Один
из них подвел каза и привязал к его спине существо, которое больше не было
человеком. Затем они повернули на юг.
- Что это? Почему так? - из моего рта вырвалось только тявканье, но
Майлин, видимо, читала мои мысли. Как только воины уехали, она быстро
подошла, встала передо мной на колени, взяла в руки мою голову и сказала,
глядя мне в глаза:
- Наш план сработал, Крип Ворланд. Теперь дадим им немного отъехать и
поедем следом.
- Что это? - я старался думать, а не издавать звериные звуки. - Что
со мной сделали и зачем?
Она снова поглядела мне в глаза, и ее поза выражала недоумение.
- Я сделала то, что ты пожелал, звездный скиталец, я дала тебе новое
тело и постаралась спасти старое, чтобы ты не истек кровью под ударами их
мечей. Итак, - она медленно покачала головой, - ты не верил, что это можно
сделать, хотя и дал свое согласие, однако, дело сделано и теперь лежит на
весах Моластера.
- А мое... то тело - я получу его обратно? И кто я теперь?
Она ответила сначала на второй вопрос. Тут была лужица, в темноте
напоминающая блюдце с водой. Майлин взяла меня за загривок, подвела к луже
и провела над ней жезлом. Вода успокоилась, и я посмотрел в нее, как в
зеркало. Я увидел голову животного с густой гривой между ушами, сбегающие
вниз плечи, красный с золотым отливом мех.
- Барск!
- Да, барск, - сказала она. - А твое тело - они обязаны взять его и
поместить в убежище, иначе рано или поздно встретятся с темными силами. Мы
пойдем за ними и, оказавшись в Долине Забвения, будем спасены от Осколда.
Это ведь были люди Осколда, которые являются в этой местности смертельной
ловушкой для тебя, будь ты еще в своей прежней коже. Спасшись от Осколда,
ты снова можешь стать самим собой и пойти, куда захочешь.
Она говорила правду. Она знала. Я уцепился за последнюю ниточку
надежды.
- Это сон, - сказал я себе, а не ей.
Ее глаза снова встретились с моими, и в них было то, что оборвало эту
нить.
- Не сон, звездный странник, не сон, - она встала. - А теперь поедем,
но не слишком быстро, чтобы никто ничего не заподозрил. Осколд не дурак, и
я думаю, что Озокан своим безрассудством толкнул отца на такую глупость. Я
спасла тебя единственным способом, который я знаю, Крип Ворланд, хотя
по-твоему это плохо.
Я пошел за ней из ложбины, как преданное ей животное, потому что
обнаружил, что, хотя в теле барска живет человеческая сущность, я теперь
настроился на новый лад в соответствии с формой, которую носил, и смотрел
на мир уже более правильно. Те четверо, что шли со мной, были не слугами,
идущими за хозяйкой, а чем-то большим - компаньоны разных пород были в
союзе с той, которая понимала их, и они полностью ей доверяли.
Мы подошли к одному из фургонов, какие я видел тогда, в палатке с
клетками. Мои спутники доверчиво подошли, прыгнули в фургон, открыли
лапами неплотно прикрытые дверцы клеток и улеглись там. Я остался на земле
и зарычал. Клетка... Я в этот момент был больше человеком, чем животным, с
меня достаточно клетки в башне Озокана.
- Ладно, Джорт, - Майлин мягко улыбнулась, - так я тебя назвала,
потому что на древнем языке это означает: "Тот, кто является большим, чем
кажется", и было прославлено как боевое имя Мембера из Йитхэмена, когда он
выступил против Ночных Волков. Я тебе расскажу об этом нашем герое.
Меньше всего на свете мне хотелось сейчас слушать фольклор Йиктора,
когда я слепо ехал в будущее, казавшееся таким далеким, что только с
усилием воли я мог думать о нем. Однако, я сел рядом с Майлин и изучал мир
своими новыми глазами, которые все еще приносили мне странные сведения.
Потом я начал понимать, что в желании Майлин рассказать было не
только намерение отвлечь мои мысли от моего бедственного положения, она
мысленно говорила, и способность моего мозга воспринимать становилась
полнее и крепче. Возможно, те телепатические возможности, которыми я
пользовался в своем человеческом теле, все еще работали. Надо сказать, что
я оценил ее рассказ. Речь шла об Йикторе, но не о сегодняшнем, а о
древнем, о куда более сложной цивилизации, тогда укоренившейся здесь.
Тэсса были ее последними представителями. Многое из того, что она
говорила, лежало за пределами моего понимания, упоминания о незнакомых
событиях и людях вызывали во мне желание пройти в двери, которые
изображались, и увидеть то, что лежало за ними.
Фургон шел не по тропе, а более открытым путем через дикую местность.
Мы были у восточных склонов ряда холмов, которые составляли барьер между
владениями Осколда и равнинами Ырджара. Но возвращаться в порт в моем
теперешнем обличье я совершенно не желал. Майлин продолжала уверять меня,
что наша окончательная цель - таинственное убежище среди высоких холмов,
куда отнесут мое тело. Она объяснила мне, что по местным верованиям
умственные расстройства вызываются некими силами, такие люди становятся
священными, и их надо поместить как можно скорее под опеку жрецов, умеющих
о них заботиться. Но мы не могли подойти слишком близко к этому месту,
чтобы люди Осколда не заподозрили какой-то хитрости - она говорила мне об
этом и раньше. Наконец, я спросил:
- А каким образом ты сделала меня барском?
Она помолчала, а когда заговорила снова, ее мысли были настороженными
и отчужденными.
- Я сделала это, хотя давно дала клятву, что не сделаю. За это я
отвечу в другое время, в другом месте, перед теми, кто имеет право
требовать ответа.
- Зачем же ты сделала это?
- На мне лежал долг, - ответила она еще более отчужденно. - Моя вина,
что ты попал в такое положение, и я должна была уравновесить шкалу.
- Но при чем тут ты? Это дело рук продавца животных...
- Я тоже виновата. Я знала, что у тебя есть враг, а, может, и не
один, и не предупредила тебя. Я считала, что дела других не касаются
Тэсса. Я за это должна отвечать.
- Враг?
- Да.
И она рассказала, как Озокан приходил к ней с человеком с корабля
Синдиката, Геком Слэфидом, и уговаривал ее завлечь Свободного Торговца в
раскинутые ими сети. Хотя она открыто не поступила по их желанию, но ее
любопытство послужило их целям. С этого началась цепь событий, приведших к
моему похищению.
- Это неправда. Это была случайность, пока...
- Пока я не соткала для тебя лунную паутину? - перебила она. - Ах,
теперь тебе это кажется величайшим вмешательством. Но, возможно, когда
будущее откроется перед нами, а потом станет прошлым, ты найдешь, что я
сделала для тебя то, что принадлежит только Тэсса.
Она замолчала, и я почувствовал, что ее мысли ушли за барьер, через
который я не мог пройти. Ее тело сидело здесь, но глаза смотрели внутрь,
она ушла, и я не мог последовать за ней.
Казы беззаботно шли вперед, словно в их мозг были вложены директивы,
которым они следовали, как навигатор по карте, с постоянной скоростью. Над
нами сияло жаркое солнце. Я стал изучать свое новое тело, к которому пока
не вполне привык - наверное, потому, что все еще не мог внутренне поверить
в случившееся.

9

Мы ехали так два дня, останавливаясь на ночлег в укромных уголках. Я
начал привыкать к своему телу и нашел, что у него есть некоторые
преимущества. Тот, кто путешествует на четырех лапах и смотрит на мир
глазами животного, быстро усваивает уроки. Майлин время от времени впадала
в состояние обструкции, но в промежутках много рассказывала - то легенды,
то о своей скитальческой жизни. Я обратил внимание, что она редко
упоминала о своем народе в настоящем времени, а больше говорила о прошлом.
Я задавал ей вопросы, но она легко и ловко избегала ответа. Я пытался
поставить ей ловушку, но, думаю, она знала о моих намерениях и ускользала.
На третье утро, когда мы залезли в фургон, она слегка нахмурилась.
- Теперь мы входим в страну деревень и людей. Возможно, нам придется
обратиться к мастерству маленького народа.
- Ты имеешь в виду - давать представления?
- Да. Дорога в Долину одна, здесь нет обходных путей. И мы сможем
кое-что узнать о тех, кто проходил тут перед нами.
Мысль, что мое тело ехало впереди, приводила меня почти в шоковое
состояние. Это ощущение трудно выразить словами. Майлин все время
успокаивала меня, утверждая, что те, кто везет это безмозглое существо,
будут бережно хранить искру жизни в нем, потому что в их суеверном
представлении всякая небрежность будет иметь роковые последствия для них.
- Я тоже буду участвовать в вашем спектакле?
- Если захочешь, - она ласково улыбнулась. - Если ты согласен, то на
твою долю придется очень большая часть, потому что, насколько мне
известно, - а мне известно немало - никто еще не показывал барска.
- Но ты мечтала показать.
- Да, я мечтала.
- А что случилось с разумом...
- Того, чье тело ты теперь носишь? Он поврежден. Еще день-два, и я
должна была бы из сострадания послать его по Белой Дороге.
- Значит, ты делала такие обмены и раньше? - прямо подошел я к тому,
что давно пытался узнать.
- У каждого свои секреты, Крип Ворланд, - она посмотрела на меня. - Я
же сказала тебе: это мое бремя, и не тебе, а мне придется отвечать за то,
что случилось.
- И ты будешь отвечать?
- Буду. Теперь давай посмотрим на то, что перед нами. По этой дороге
мы в середине дня приедем в Йим-Син.
Мы были ниже дорожной насыпи, и казы повернули вверх. Майлин
продолжала:
- В Йим-Сине есть храм Умфры. Мы там остановимся и, если удастся,
узнаем о людях Осколда, хотя они могли проехать и другой дорогой, с
западной стороны гор. В эту ночь мы дадим представление, так что подумаем,
чем барск может ошеломить мир.
Я охотно согласился с ее планами, так как целиком зависел от нее.
Управляет кораблем тот, кто знает это дело. И мы принялись работать над
представлением, чтобы я выглядел как хорошо дрессированный зверь. Когда мы
подъехали к полям, уже убранным, и спустились с холмов, Майлин
остановилась. Я сошел со своего места рядом с ней и пошел в клетку, такую
же, как у остальной компании.
Животные дремали, двое были по природе ночными, а Тантака была
ленива, когда была сыта. Я увидел, что мое новое тело имело свои привычки,
которые тут же проявились; я свернулся, уткнул нос в хвост и уснул, а
фургон покатился дальше.
Запахи изменились, стали острыми, бьющими в нос. Я услышал голоса,
будто вокруг фургона собралась толпа. Слышались пронзительные голоса
детей. Видимо, мы в Йим-Сине.
Это была деревня фермеров, с двумя гостиницами и храмом - приютом для
тех, кого отправляли в Долину. Часто те, кто имел там родственников,
приезжали посмотреть на них. Все знали, что иногда жрецы Умфры делали
чудеса - не все, попавшие сюда были безнадежно больными.
Поля были малы и небогаты, но зато выращивался крупный виноград.
Лендлордов здесь в окрестностях не было, были только судебные приставы и
надсмотрщики в двух башнях у дороги, по которой мы ехали.
Я пытался понять, что кричат люди, но они говорили на местном
диалекте, а не на языке ырджарских купцов. Вспомнив об Ырджаре, я
задумался. Хотел бы я знать, что случилось там после моего похищения.
Обратился ли капитан Фосс к начальству ярмарки? Надо полагать, кто-то из
авторитетов ярмарки или их подчиненных участвовал в моем исчезновении,
иначе оно вряд ли произошло бы. И что они сделали с Лалферном? Тоже
захватили или убили? Почему я был настолько важен, что они пошли на такой
риск? Ведь Озокан должен был знать, что я просто не могу выдать ему то,
что он хочет. И Фосс тоже не может выкупить меня за требуемую цену. Майлин
потянула за одну ниточку, которая могла бы дойти до клубка - участие в
игре Гека Слэфида. Но война не на жизнь, а на смерть между Свободными
Торговцами и Синдикатом ушла в прошлое. Почему она ожила снова? Я читал
все записи прошлых лет, когда борьба была жестокой и переносилась с
планеты на планету. Теперь же Синдикат имел дело, в основном, с
внутренними планетами и иной раз впутывался в их политику - когда с
пользой для себя, а когда и с убытком. Но что могло их интересовать на
Йикторе?
Фургон поехал к стоянке. Запах, вернее сказать, вонь для носа барска
стала гуще. Я выглянул из-за занавески на окружающее. Но теперь я носил
шкуру того, о смертельной опасности кого ходили легенды. Борба и Ворс
выглянули из клеток. Симла проскулила приветствие, на которое мои
голосовые связки ответили октавой ниже. Их мысли отрывочно доходили до
меня.
- Марш-марш...
- Стук-стук... - это Тантака.
- Вверх-вниз...
Они предвкушали свое участие в представлении. Видимо, они
рассматривали свою работу на сцене как развлечение и радовались.
- Много запахов, - постарался я ответить.
- Марш-марш, - хором сказали глассии. - Хорошо!
Их легкие вскрикивания слились в пронзительный писк.
- Пища, - ворчала Тантака, - под камнями пища, - она фыркнула и снова
задремала.
- Бегать, - задумчиво размышляла Симла. - Бегать по полям хорошо.
Охотиться - хорошо! Мы вместе охотимся...
Инстинкт моего тела ответил ей:
- Охотиться - хорошо! - и я был с этим согласен.
Майлин открыла заднее полотнище фургона и влезла внутрь. Мужчина из
жителей равнин, одетый в черную мантию с перекрещивающимися белыми и
желтыми штрихами на спине и груди, подошел к ней, улыбнулся и защебетал
что-то на деревенском диалекте, но через мозг Майлин смысл его слов
доходил до меня.
- Нам очень повезло, Госпожа, что ты выбрала этот сезон для
посещения. Урожай был хорош, и люди собираются устроить благодарственный
праздник. Старший Брат скажет, когда будет удачное время для праздника. Он
откроет Западный Двор для тебя и оплатит все издержки, так что твой
маленький народ может порадовать всех своей ловкостью.
- Старший Брат действительно творец счастья и силы в этой
благословенной деревне, - ответила Майлин несколько официально. - Но
позволит ли он выпустить маленький народ побегать и размять лапы?
- Конечно, Госпожа, что бы тебе ни понадобилось, позови кого-нибудь
из братьев третьего ранга, они будут служить тебе, - он поднял руку.
В пальцах его были зажаты две плоских дощечки из дерева, и он глухо
щелкнул ими. У задней стороны фургона показались две головы. Коротко
остриженные волосы и выжженная на лбу рука Умфры говорили о том, что это
жрецы, хотя они были еще мальчиками. Они широко улыбались и, по-видимому,
были очень рады служить Майлин. Она открыла клетку Симлы. Кремовая венесса
выскочила и радостно помахивала хвостом, пока Майлин надевала на нее
красивый ошейник. Остальные тоже были наряжены и выпущены.
Похоже, что животные были давними друзьями молодых жрецов, потому что
жрецы здоровались с ними, называя каждого по имени, и так серьезно, что
было ясно: маленький народ Майлин был больше чем просто животными. Затем
Майлин протянула руку к щеколде моей клетки. Старший жрец шагнул вперед,
чтобы лучше рассмотреть меня.
- У тебя новый мохнатый друг, Госпожа?
- Да. Иди сюда, Джорт.
Когда я прошел через открытую дверь, жрец вытаращил глаза и
прошептал:
- Барск!
Майлин надевала на меня ошейник, сшитый ею на последнем привале, -
черная полоса с рассыпанными по ней сверкающими звездами.
- Барск, - ответила она.
- Но ведь... - жрец был ошеломлен.
Майлин выпрямилась, все еще касаясь моей головы.
- Старший Брат, ты знаешь меня и моих маленьких созданий. Это
действительно барск, но он более не пожиратель плоти и не охотник, а наш
товарищ, как и все, путешествующие со мной.
Он смотрел то на нее, то на меня.
- Ты вправду из тех, кто делает необычные вещи, Госпожа, но это
удивительнее всего - чтобы барск пошел по твоему зову, позволил тебе
положить руку ему на голову, и ты дала ему имя и приняла в свою компанию.
Но раз ты говоришь, что он больше не встанет на путь зла, каким идет его
род, люди поверят тебе, потому что таланты Тэсса, как законы Умфры,
постоянны и неизменны.
Он посторонился, чтобы мы с Майлин вышли из фургона. Молодые жрецы
держались в стороне, их изумление выражалось еще более открыто, чем у их
начальника. Они пригласили нас пройти вперед.
Другие животные подбежали к нам. Симла дружески лизнула меня в шею и
пошла рядом со мной. Мы вышли из двора, где стоял фургон, через
двустворчатые ворота в другое отгороженное место. Там была мостовая из
черного с желтыми прожилками камня. Двор был пуст, только вдоль стен, куда
не доходила мостовая, тянулись виноградные лозы и деревья. Слева бил
фонтан, вода которого лилась в каменный бассейн.
Одно из животных бросилось к бассейну и стало лакать воду. Я
последовал его примеру. Вода была холодная и очень вкусная. Тантака сунула
в бассейн не только свою тупую морду, но и передние лапы и зашлепала ими,
разбрызгивая воду во все стороны.
Я сел и огляделся вокруг. В другом конце двора были три широкие
ступени, которые вели к портику с колоннами. Дверь была покрыта искусной
резьбой с вытянутым рисунком, которого я не разобрал. Это был вход в
здание, вероятно, в центральную часть храма. Во всей стене не было ни
одного окна, только резные панели из чередующегося белого и желтого камня
оживляли черноту стен.
Майлин командовала мальчиками-жрецами, которые принесли из фургона
несколько ящиков и поставили у ступеней. Я заметил, что жрецы продолжали
поглядывать на меня с некоторым страхом. Когда они закончили, Майлин со
словами благодарности отпустила их и села на нижнюю ступеньку. Я
немедленно подбежал к ней.
- Ну?
У меня была только одна мысль: узнала ли она что-нибудь о людях
Осколда и о том, что они везли с собой.
Майлин взяла в руки мою голову и повернула, чтобы посмотреть мне в
глаза.
- Согласись, звездный странник, что я хорошо знаю пути народа
Йиктора. У них есть правила, которые они не нарушают, даже когда им нечего
опасаться. Можно надеяться, что Осколд и его люди ЭТОМУ правилу не изменят
и тем или иным путем принесут в Долину то, что принадлежит тебе.
- Ах, Госпожа, значит, это правда? - раздался голос позади, и я
вздрогнул, потому что впервые "услышал" слова, которые до сего принимал
лишь через посредство Майлин. Я вскочил и невольно зарычал, посмотрев
наверх, на ступени.
Там стоял мужчина в мантии жреца. Он был стар, чуть сгорблен и
опирался на посох, который был скорее официальным жезлом, потому что почти
доходил до его лысого черепа. В его улыбке были мягкость и сострадание.
- Ты действительно сотворила чудо, - он спустился на одну ступеньку и
взял Майлин под руку, приглашая подняться. Отчуждение, которое всегда было
между Майлин и равнинными жителями, исчезло, в ее тоне звучала
почтительность, когда она ответила:
- Да, Старейший Брат, я привезла барска. Джорт, покажи свои манеры.
Это был первый из трюков, которые мы отработали, и он был показан
стражу храма: я трижды поклонился и залаял низким тоном. По-прежнему
улыбаясь, жрец вежливо поклонился мне в ответ.
- Да будут с тобой любовь и забота Умфры, брат с верхних дорог, -
сказал он.
У Свободных Торговцев мало верований, и мы редко выражаем их, даже в
своем кругу. Для присяги кораблю, при выборе постоянного спутника жизни,
при усыновлении ребенка у нас были клятвы и были силы, к мудрости которых
мы взывали. Я думаю, каждый разумный человек признает, что есть что-то,
ЧТО ЛЕЖИТ ВЫШЕ. Иначе он рано или поздно погибнет от своих внутренних
страхов и сомнений, превысивших выносливость его духа. Мы уважаем чужих
богов, потому что они искаженные человеком образы того, кто стоит за
непрозрачным окном в неизвестное. И теперь в этом человеке, посвятившем
свою жизнь служению такому богу, я увидел того, кто близко подошел к
Великой Истине, как он ее понимал. Вероятно, это и была истина, хотя и не
та, в которую верил мой народ. Я забыл, что на мне шкура зверя и склонил
голову, как сделал бы это перед тем, кого глубоко уважал.
Когда я поднял голову и взглянул еще раз на его лицо, я увидел, что
улыбка исчезла, он внимательно смотрел на меня как на что-то новое,
захватывающее. Как бы про себя он сказал:
- Что мы знаем о барске? Очень мало и, в основном, плохое, потому что
смотрим на него сквозь экран страха. Возможно, здесь мы узнаем больше.
- Мой маленький народ совсем не похож на своих диких собратьев, -
быстро ответила Майлин, и я понял ее недовольство и предупреждение.
Я залаял, поймал насекомое, жужжащее над моей головой, и побежал к
другим животным, к бассейну, надеясь этим исправить свою ошибку.
Майлин осталась с жрецом. Их тихий разговор не доходил до моих ушей,
потому что она оборвала мысленный контакт со мной, и это мне не нравилось,
но я не осмеливался подслушивать каким-нибудь другим способом.
Ранним вечером мы дали представление для всех жителей деревни,
которые могли поместиться во дворе, а затем повторили еще раз, для
остальных. Портик храма служил нам эстрадой, мальчики-жрецы помогали
Майлин сделать нужную бутафорию. Они делали это с таким умением, что я
догадался - им это не впервые. Но я не знал, зачем Майлин приезжала сюда
раньше.
Действия спектакля были менее отработаны, чем те, что вся труппа
показывала на ярмарке. Теперь в барабан била одна Тантака, а Борба и Ворс
маршировали и танцевали. Симла прыгала на задних лапах по серии наклонных
брусьев, лаем отвечала на вопросы публики и играла на маленьком
музыкальном инструменте, нажимая передними лапками на широкие клавиши. Я
вставал на задние лапы, кланялся и делал другие маленькие трюки, которые
мы запланировали. Я думаю, одного моего появления было бы достаточно,
потому что крестьяне были поражены и испуганы. Я все больше и больше
удивлялся страшной репутации хозяина моего тела.
Когда представление было закончено, мы вернулись в свои клетки, и на
этот раз я не протестовал против такого дома. Я полностью вымотался,
словно весь день работал по-человечески.
Я узнал, что сон барска не похож на человеческий. Барск спит не всю
ночь подряд, а сериями коротких дрем, в промежутках я лежал, бодрствующий
и бдительный, энергично узнавая носом и ушами обо всем, что происходит за
занавеской фургона. Во время одного такого пробуждения я услышал движение
в передней части фургона, где спала Майлин в плохую погоду или когда по
каким-нибудь причинам нельзя было спать на воле. Щеколда моей клетки не
была закрыта. Я открыл дверцу и вышел, хотя знал, что в деревне это делать
опасно. Я обнюхал дверь и заглянул в щель.
Майлин сидела на кровати, скрестив ноги и закрыв глаза. Похоже, она
спала, но тело ее качалось взад и вперед, как бы в такт музыке, которой я
не слышал. Читать в ее мозгу я не мог, так как натолкнулся на плотный
барьер, как человек с разбега налетает на стену. Ее губы были
полураскрыты, из них выходил слабый шипящий звук. Поет? Я, правда, не был
уверен, песня ли это или какое-то заклинание, а то и жалоба. Ее руки
лежали на коленях, серебряная палочка образовала мост между ее
указательными пальцами, и из него выходили слабые лучи света.
Воздух вокруг меня был как бы наэлектризован. Моя грива стала жесткой
и поднялась дыбом, шкура вздрогнула и закололо в носу. У нас, корабельных
людей, был свой род энергии, но мы никогда не отрицали, что в других мирах
есть такие виды энергии, которые мы не понимаем и не можем контролировать,
поскольку искусство такого рода было прирожденным, а не выученным.
Это была как раз такая энергия, но я не знал, призывает Майлин ее к
себе или посылает куда-то. В эту минуту я отчетливо понял, насколько
Майлин чужая, гораздо более чужая, чем я думал.
Она замолчала, и электризация воздуха начала убывать. Наконец, Майлин
со вздохом опустила голову, встрепенулась, как бы просыпаясь, легла и
положила потускневшую теперь палочку под голову. Свет исчез. Я был уверен,
что Майлин спит.
Утром мы выехали из Йим-Сина, провожаемые добрыми пожеланиями жителей
и просьбами приезжать еще. Мы поехали по дороге, все время поднимающейся
вверх. Это были уже не холмы, а горы. Воздух был холодный, и Майлин надела
плащ. Когда я сел на свое место рядом с ней, я заметил, что моя толстая
шкура не нуждается в дополнительной одежде. Запахи возбуждали, и я
почувствовал сильное желание соскочить со своего места и бежать поросшими
лесом склонами в поисках чего-то.
- Мы въезжаем в страну барсков, - с улыбкой сказала Майлин, - но я не
советовала бы тебе, Джорт, знакомиться с ними, потому что, хотя здесь
родина некоторой части тебя, ты быстро окажешься в невыгодном положении.
- Почему все так удивлены, что в твоей группе находится барск? -
спросил я.
- Потому что барска знают только с одной стороны. Это звучит
загадочно, но, видимо, это так и есть. Немногочисленные жители высоких
склонов - кроме Тэсса - убивают барска, который, в свою очередь, терпеливо
и ловко преследует их. О барске существует множество легенд, его наделяют
почти такой же силой, какую приписывают Тэсса. Многие люди жаждут иметь
барска в клетке только для того, чтобы узнать, действительно ли он либо
вырывается на свободу и потом мстит людям и скоту, либо умирает по своей
воле. Дело в том, что барск не терпит никакого ограничения своей свободы.
Дух, который жил в твоем теле, как раз и желал умереть, когда произошел
обмен.
- А если это ему удастся? - я вздрогнул.
- Нет, - твердо сказала Майлин, - он не может. При обмене ему
поставлены ограничения. Твое тело не умрет, Крип Ворланд, оно не будет
пустой оболочкой, когда мы его найдем. А теперь, - перешла она к другой
теме, - тут есть сторожевой пост Юлтревена. Но большая часть людей
собирает урожай на склонах гор. Нас не задержат, но лучше, если часовой
увидит тебя в клетке.
Я неохотно отправился в клетку. Майлин обменивалась приветствиями с
двумя вооруженными людьми, вышедшими из небольшого домика у дороги. Один
из них приподнял заднее полотнище фургона и заглянул внутрь. Я забился в
глубину клетки, чтобы он меня не заметил, и снова подумал, что они знают
Майлин, что она бывала здесь.
Мы еще раз остановились на ночлег на открытом месте, Майлин сварила
котелок какого-то супа, от которого шел такой соблазнительный запах, что
мы все собрались у костра и жадно принюхивались. Должен признаться, что я
лакал свою порцию далеко не с лучшими манерами, как это делал бы настоящий
барск.
Во время дневного путешествия меня томило ожидание, так как мы были
уже близки к цели. Но когда я устроился на ночь в своей клетке - Майлин по
каким-то причинам считала, что так безопаснее, чем вне фургона, - я
немедленно уснул и на этот раз спал, не просыпаясь.
С первыми лучами солнца мы встали, утолили голод чем-то вроде
хрустящего печенья с кусочками сушеного мяса, и фургон двинулся. Дорога
стала еще круче, так что казы с видимым усилием налегали на упряжь. Мы
остановились и дали им отдохнуть, а Майлин положила под колеса небольшие
грузы, чтобы фургон не скатился назад. Мы не остановились для настоящего
полдника, а снова поели печенья и попили воды. Ближе к вечеру мы достигли
вершины горы. Теперь дорога пошла вниз между двумя холмами. То, что лежало
внизу, скрывалось в тумане. Время от времени туман расходился и
создавалось неопределенное впечатление бездны.
- Долина, - сказала Майлин плоским, лишенным эмоций голосом. -
Оставайтесь в фургоне, нам надо точно придерживаться дороги. Тут есть
барьеры и охрана, которую не так просто увидеть.
Она подала команду казам, и фургон пополз вниз, в туман и тайну.

дальше