Куры Дуси Царевой

Виктор только что закончил следствие по делу о гибели нескольких советских работников в одной из на-циональных республик, подготовленной врагами Советской власти. Об этом деле Виктор не любил вспоминать. Не то чтобы оно было очень сложное, но целый ряд тяжелых обстоятельств не вызывал у Виктора охоты лиш-ний раз перебирать подробности…
Сдав отчет и доложив о результатах поездки, Виктор направился к Пронину, но не застал его в кабинете.
- А где Иван Николаевич? - спросил Виктор.
- Дома, - ответили ему. - Взял на неделю отпуск и просил не беспокоить.
Виктор позвонил Пронину домой, но к телефону подошла Агаша, домашняя работница Пронина и самая верная хранительница его покоя.
- Это я, тетя Агаша, - сказал Виктор. - Здравствуй!
- Здравствуй-здравствуй, - отозвалась Агаша.
- Иван Николаевич занят? - поинтересовался Виктор.
- Книжки читает, - миролюбиво ответила Агаша, и по ее тону Виктор догадался, что Пронин все эти дни сидел дома и Агаша полностью могла проявлять свои опекунские наклонности, большей частью пропадав-шие втуне.
- Ну так я сейчас приеду, - сказал Виктор и поехал к Пронину.
В комнате все находилось на знакомых местах, стол, как обычно, был пуст, на нем не было ничего, кроме маленького гипсового бюста Пушкина. Стену сзади письменного стола закрывала карта страны, возле двери висела потемневшая от времени гитара, подарок Ольги Васильевой, цыганской певицы, спасенной некогда Прониным, у окна стояла тахта, на которую спускался дорогой текинский ковер, украшенный старинными саб-лей и пистолетами, среди них терялся невзрачный короткий кривой кинжал - единственное напоминание о давнем деле, едва не стоившем жизни самому Пронину.
Сам хозяин лежал на тахте, а вокруг него - и на тахте, и на подоконнике, и на придвинутом стуле - ва-лялись десятки книжек и брошюр, и, судя по расстегнутому вороту гимнастерки и ночным туфлям, Иван Нико-лаевич был всерьез увлечен чтением.
- Долго, брат, пропадал, - добродушно упрекнул он Виктора, не вставая ему навстречу. - Чаю хо-чешь?
- Судите сами, Иван Николаевич, - пожаловался тот. - Вокруг небольшого дела навертели столько…
Питомец Пронина чуть ли не с тринадцати лет, Виктор прежде говорил с ним на "ты", но выросши и на-чав работать под руководством Пронина, обязанный по службе обращаться к нему на "вы", Виктор невольно усвоил эту манеру обращения, - так теперь всегда они и разговаривали друг с другом: Пронин на "ты", а Вик-тор на "вы".
- Слышал-слышал о твоих подвигах, - остановил его Иван Николаевич. - Даром что на диване лежу, а о твоих похождениях осведомлен. Ты мне лучше скажи, какие насекомые паразитируют на домашней птице?
Виктор наклонился к разбросанным повсюду брошюркам. "Птицеводство", "Промышленное птицевод-ство", "Устройство инкубаторов", "Куры и уход за ними", "Уход за домашней птицей", "Куриные глисты и борьба с ними" - прочел он названия нескольких книжек.
- Агаша, чаю! - весело закричал Иван Николаевич и хитро прищурился. - А известно ли тебе, Виктор Петрович, чем отличаются плимутроки от род-айландов? Какая температура поддерживается в инкубаторах? Чем надо кормить вылупившихся цыплят?
Агаша внесла стаканы с чаем, и хотя Пронин собирался отпраздновать десятилетний юбилей пребывания Агаши на служебном посту и знал всю ее подноготную, он никогда не говорил в ее присутствии о делах. Агаша знала об этом и давно уже перестала обижаться за это на хозяина. Она расставила на столе варенье, печенье, закуски, вопросительно взглянула на Пронина и не без колебаний достала коньяк, - она так и не могла понять - работает Пронин, сидя все эти дни дома, или отдыхает, а Пронин, любитель коньяка, во время работы не позволял себе прикоснуться к рюмке.
Агаша вышла. Пронин придвинул к Виктору стакан с чаем.
- Налить? - спросил Виктор, берясь за бутылку.
- Себе, - сказал Пронин. - Мы непьющие. - Он достал из письменного стола стопку ученических тетрадок и положил их перед Виктором. - Любуйся.
- Ничего не понимаю, - с досадой сказал Виктор, перелистав тетрадки. - Куры, куры, куриные серд-ца, куриные желудки. Зачем это вам понадобилось?
- Вся разница в том, - наставительно объяснил Пронин, - что обычно любой гражданин, для того чтобы стать в какой-либо отрасли специалистом, должен проучиться года три-четыре, а то и больше, а чекист должен уметь стать специалистом в неделю… Конечно, - усмехнулся Пронин, - такому недельному врачу я бы не посоветовал браться за лечение людей, но в обществе других врачей он должен вести себя так, чтобы те не могли заподозрить в нем сапожника.
- Значит…
- В течение недели я намерен стать сносным орнитологом.
Виктор задумчиво помешивал ложечкой в стакане… В продолжение двух десятков лет он не переставал удивляться работоспособности и прилежанию этого человека, не учившегося ни в одном учебном заведении. Надо было обладать способностью Пронина, чтобы за короткий срок так ознакомиться с изучаемым предметом, чтобы потом вызывать специалистов на споры и подчас выходить из этих споров победителем.
- Так какие же это куры заставили вас заняться орнитологией, если это не секрет? - спросил Виктор.
- Для тебя не секрет, тем более что тебе придется помочь мне разобраться во всей этой куриной исто-рии, - сказал Пронин. - Не знаю, известно тебе или неизвестно, но неподалеку от… - он назвал один из го-родов Центральной России, - находится крупный птицеводческий совхоз. Были там, конечно, и недостатки, и пробелы в работе, но в общем числился он на хорошем счету. И вдруг громадное стадо кур погибает в течение нескольких часов. Злокачественная куриная холера! В чем дело, отчего, откуда - никто не знает. Установили карантин, изолировали заразный птичник и как будто локализовали опасность. Проходит неделя, и вдруг опять та же история: другого стада кур как не бывало. Проходит еще неделя, все спокойно, и вдруг опять какая-то невидимая рука опустошает птичник. Куриная холера, говорят специалисты. Но откуда? Откуда, черт побери! Управление птицеводством отнеслось к этому довольно спокойно - ничего не поделаешь, эпидемия, торговли, мол, без усушки не бывает. Ну а мы подумали-подумали, да и решили, что не мешает этим делом заинтересо-ваться. Сейчас бактериологи производят много опытов в поисках средств для борьбы с эпидемиями. Но ведь наши враги могут заняться и экспериментами обратного порядка? Одним словом, профилактика не помешает. Поэтому в совхоз выедет еще один обследователь…
- И этот обследователь…
- Сидит, как видишь, перед тобой.
- Да, чем только нашему брату не приходится заниматься… - Виктор вздохнул. - Когда думаете дви-нуться?
Иван Николаевич взглянул на книжки.
- Вот дочитаю… Дня через три, пожалуй.
- Ну а что придется делать мне? - спросил Виктор и кивнул на брошюрки. - Тоже читать все это?
- А ты не огорчайся так, - Пронин усмехнулся. - Я, знаешь, даже увлекся…
Но тут беседу их прервала Агаша.
- Иван Николаевич, спрашивают вас, - сказала она, входя в комнату. - Пакет со службы. Говорят, срочный…
Пронин вышел в переднюю, расписался в получении пакета и вернулся обратно. Он не спеша распечатал конверт, вытряхнул на скатерть телеграфный бланк, прочел бумажку. Брови его сдвинулись, глаза потемнели, и он медленно протянул листок Виктору. Это была телеграмма из совхоза. Текст ее был краток: "Вчера умерла признаках отравления мышьяком птичница совхоза Царева начато следствие".
- Да… - задумчиво протянул Иван Николаевич, не глядя больше на свои книжки. - Не придется, видно, дочитывать мне эту беллетристику. Выеду в совхоз сегодня.
2
Пронин вышел из поезда. На перроне было солнечно и пустынно. Приземистое кирпичное здание стан-ции утопало в зелени. Начальник станции, стоявший в конце платформы, быстро проводил поезд, и не успел еще поезд скрыться за поворотом, как Пронин услышал попискивание каких-то пичужек, шелест листвы, про-изводимый слабым летним ветерком, и прерывистые хриплые выкрики петуха, должно быть, нечаянно вспуг-нутого, и сразу ощутил, что находится в деревне. Он прошел через станционную залу. Там было прохладно и скучно. Несколько женщин сидели на деревянных скамьях и, прикорнув друг к другу, сонно ожидали прихода местного поезда. Пронин вышел на вымощенную площадь. Четыре повозки стояли возле забора. Разнузданные лошади, привязанные к изгороди, лениво жевали сено, охапками положенное прямо на землю. Возчики собра-лись у крайней повозки и попыхивали папиросками.
- Здравствуйте, товарищи, - сказал Пронин, подходя к ним. - Попутчика мне не найдется?
- А вы откуда? - спросил его низенький паренек, с любопытством рассматривая приезжего.
Пронин и на самом деле выглядел необычно возле этой побуревшей станции и пыльных телег. В доброт-ном костюме, мягкой фетровой шляпе, с перекинутым через руку пальто, особенно бросающимся в глаза благо-даря вывороченной наружу блестящей шелковой подкладке, с небольшим чемоданом в другой руке, он казался здесь чуть ли не иностранцем.
- А я из Москвы… - сказал Пронин. - Мне - в птицеводческий совхоз, знаете?
И так как ему никто ничего не ответил, он добавил:
- Совхозов-то тут у вас вообще много?
- Совхозов-то? - переспросил все тот же низенький паренек. - Есть тут совхозы… - И замолчал, так и не договорив фразы.
- А вы, собственно, туда зачем? - спросил пожилой крестьянин с рыжей бородкой.
- А я из Москвы, - повторил Пронин. - Обследовать. Я заплачу, конечно, - добавил он поспешно. - В обиде не останетесь.
- Да ведь там карантин, - сказал паренек.
- Не слышали? - спросил другой паренек, повыше, с лиловым мундштуком в зубах. - Или по этому самому делу и едете?
- По этому самому и еду. - Пронин усмехнулся. - Так как же?
- Вы, что же, врач будете? - спросил крестьянин с рыжей бородкой.
- Да, - признался Пронин. - Вроде. Но везти его все дружно отказались.
- Отвезти отвезешь, а там возьмут и задержат в совхозе, - объяснил паренек с лиловым мундштуком. -Попадешь в карантин, нескоро вырвешься…
Пришлось Пронину идти в совхоз пешком. Пылила укатанная проселочная дорога, легким слоем оседала пыль на коричневые ботинки, по сторонам зеленели овсы, и Пронин напоминал дачника, случайно попавшего в поле.
Да он и на самом деле чувствовал себя легко и покойно и искренне наслаждался случайной этой прогул-кой.
Когда позволяли обстоятельства, Пронин умел забывать о делах и полностью отдаваться отдыху, чтобы с еще большей энергией и ясностью снова приниматься за работу.
3
Он пришел в совхоз засветло. Легкая изгородь, огораживавшая со всех сторон службы, дома и огороды совхоза, была вынесена далеко в поле. Издалека виднелись выбеленные постройки, бросаясь в глаза много раньше, чем сероватые избы соседней деревни, вереницей разбросанные на рыжем пригорке.
У низких ворот, сбитых из длинных жердей, Пронина остановил старик сторож, не по сезону обутый в серые валенки.
- Куда идешь, мил человек? В совхозе карантин, а на деревню стороной надо…
И Пронину пришлось долго убеждать сторожа, покуда тот согласился его пропустить, хотя карантин был весьма условный, - стоило отойти в сторону, и можно было без спросу в любом месте легко перелезть через изгородь.
Тянулись инкубаторы и птичники, почти черным казался в лучах заката кирпичный холодильник, по-одаль находились сараи, склады, коровники и конюшни, а еще дальше стояли жилые дома рабочих и служащих. По пути Пронину встречались рабочие и работницы, подростки и дети, и все они с любопытством рассматрива-ли необычного посетителя.
Он миновал огороженные загоны, где гуляли тысячи квохчущих кур, спустился к пруду, обсаженному корявыми ветлами, и по земляной насыпи поднялся к бревенчатому двухэтажному флигелю, в котором поме-щались и контора, и квартира директора. Пронин нашел директора в конторе. Звали его Коваленко; это был усталый и, должно быть, резкий человек со строгими голубыми глазами, одетый в зеленую выцветшую гимна-стерку. Вместе со счетоводом и зоотехником он занят был составлением отчета о расходовании кормов.
Узнав, что Пронин приехал из Москвы, Коваленко принялся рассказывать о мерах, принятых в совхозе для борьбы с инфекцией, спрашивать советов, и даже предложил собрать работников совхоза на совещание. Но Пронин отклонил это. Он решил уподобиться самому заурядному обследователю и заявил, что прежде всего хочет ознакомиться с анкетами рабочих и служащих. Так поступали почти все обследователи. Чтение анкет результатов давало немного, и директор сразу разочаровался в приезжем. Совхоз нуждался в помощи опытного птицевода, а вместо него приехал присяжный канцелярист, меньше всего интересующийся птицей. С самого начала Пронин повел себя как неопытный следователь, впервые дорвавшийся до дела, и придирчивыми своими вопросами и недомолвками сумел быстро испортить настроение и директору, и счетоводу, и зоотехнику.
Пронин долго оставался в канцелярии вдвоем с Коваленко. Смерклось. Директор сам зажег большую и яркую лампу-молнию, висевшую под потолком. Они сидели за узким столом, друг против друга, и Пронин из-водил Коваленко, задавая ему докучливые и мелочные вопросы. За директором несколько раз приходили, звали по делам, спрашивали распоряжений, но Пронин не отпускал его, и Коваленко томился, не решаясь прервать беседу.
Не один раз приходилось Коваленко выслушивать подозрение, высказанное и следователем, и санитар-ным инспектором о том, что в совхоз пробрался враг, который и отравил кур. Были люди, которые прямо обви-няли в этом Цареву, покончившую, как они говорили, с собой из-за боязни разоблачения. Но Коваленко отвер-гал эти предположения. Он хорошо знал работников совхоза и не верил, что кто-нибудь из них мог совершить подобный поступок. Куры в окрестностях не болели, инфекция была занесена случайно. Единственное, что вначале допускал Коваленко, так это самоубийство Царевой: старательная работница не простила себе оплош-ности, виновницей которой могла себя посчитать…
Все то, что Пронин еще в Москве узнал о Коваленко, заставляло исключить его из числа тех, кто мог иметь причастность к преступлению. Красногвардеец, дравшийся и с красновцами, и с деникинцами, хороший коммунист, болеющий за порученное ему дело… Жизненный путь Коваленко был прям и ясен. Но Пронин не пренебрегал лишней проверкой, хотя отлично видел, что Коваленко, разговаривая, с трудом подавляет раздра-жение.
Лишь после двухчасовой беседы с Коваленко Пронин признался, наконец, кто он такой.
- Фу-ты, черт! - облегченно воскликнул директор совхоза, явно польщенный оказанным ему доверием. - А я уж было ругаться с вами собрался…
Как и многие бактериологи, с которыми тем временем встречался Виктор в Москве, Пронин допускал предположение, что птицу мог заразить какой-нибудь кулацкий последыш, из мести готовый пакостить и вре-дить, где только представится случай. Поэтому он внимательно расспрашивал Коваленко о всех, кто работал в совхозе, и особенно подробно о Царевой.
- Видите ли, - сказал Коваленко, - меня обязали не говорить об этом, но к вам, я думаю, запрещение не относится. Вскрытие показало, что у Царевой было холерное заболевание. Азиатская холера и холера кури-ная - вещи разные. Люди от кур не заражаются, и мы не связываем эти явления. Но… факт остается фактом. Панику мы разводить не хотим. Конечно, приняты все меры. Исследованы источники, колодцы… Нигде ниче-го. Других заболеваний тоже нет. Квартира, где жила Царева, опечатана. Прошло три дня. Опасности как будто нет, и решили зря людей не тревожить… Внешние признаки при отравлении мышьяком и холере схожи, - продолжал он, - и конечно, никому в голову не пришла мысль о холере. Девушки тут у нас сразу решили, что Царева отравилась. Люди, знаете, падки на такие выдумки…
- У меня к вам серьезная просьба, - обратился Пронин к директору. - Я прошу вас всюду рассказы-вать о неотразимом впечатлении, какое я на вас произвел. "Этот докопается, почему отравилась Царева", - должны говорить вы. "От этого ничто не скроется", - говорите всем, кого только ни встретите, и одновремен-но оповестите, что я прошу зайти ко мне всех, кто может хоть что-нибудь сообщить мне о Царевой.
4
Виктору казалось, что он зря выполняет поручение Пронина, что Пронин ошибся и никакого преступле-ния вообще не произошло, - передохли куры и передохли, с кого-то за это взыщут, и все этим кончится. Но Виктор знал: что бы там сам он ни думал, если ему дано поручение, оно должно быть выполнено точно и доб-росовестно.
А Пронин поручил Виктору поискать среди бактериологов таких ученых, которые специально занима-лись изучением инфекционных болезней домашней птицы, чьими опытами мог воспользоваться преступник…
И Виктор ездил по Москве от бактериолога к бактериологу. Назвавшись работником совхоза, он каждо-му из них рассказывал об эпидемии, поразившей кур в совхозе, задавал однообразные вопросы и выслушивал однообразные объяснения.
Первый же бактериолог, к которому Виктор явился, прочел ему подробную лекцию об эпидемиях, пора-жающих домашних птиц, и посоветовал немедленно обратиться в местное ветеринарное управление. Такой же разговор повторился у второго бактериолога, у третьего, и только свойственная Виктору дисциплинирован-ность заставляла его точно выполнять задание Пронина и ездить от ученого к ученому с одними и теми же во-просами.
Так, путешествуя по Москве, Виктор добрался до профессора Полторацкого, старого ученого и опытного педагога, вырастившего не одно поколение научных работников.
Виктора провели в лабораторию. Большая комната была тесно заставлена высокими белыми столами с бесчисленными банками, колбами, пробирками и мензурками и все-таки казалась просторной и светлой, - та-кое впечатление создавало изобилие хрупкой и прозрачной стеклянной посуды.
Полторацкий, румяный старик с седой бородой, в своем халате больше похожий на повара, чем на учено-го, стоял возле спиртовой горелки и подогревал колбу с бесцветной жидкостью, а вокруг него толпились сту-денты, - восемь человек, быстро сосчитал Виктор, - и с интересом слушали наставника.
- Ну-с, батенька, зачем вы ко мне пожаловали? - спросил профессор посетителя тем небрежным, по-кровительственным тоном, каким разговаривают все старые профессора со своими юными студентами.
- Мне необходимо с вами посоветоваться, - сказал Виктор. - Мы нуждаемся в вашей консультации…
- А вы поступайте ко мне в ученики… - Профессор засмеялся. - Обучим, и не понадобятся никакие консультации… - Он отставил колбу, задул спиртовку и разлил жидкость из колбы по мензуркам. - А теперь, товарищи, - обратился он к студентам, - попробуйте оживить этот бульон, и тот, кому раньше всех это уда-стся…
Не договорил и прикрикнул:
- Беритесь за микроскопы!
Подошел к Виктору.
- Что ж, давайте поговорим, - сел на табуретку и указал на другую посетителю.
Педантично и монотонно Виктор вновь изложил историю заболевания кур и вновь повторил все те же вопросы, заранее зная ответы, которые должны были последовать.
Но, к удивлению Виктора, профессор задумался и, точно что-то вспомнив, оживился и сам принялся рас-спрашивать посетителя.
- Куриная холера, говорите, так-так, - приговаривал ученый. - Любопытно. Каких-нибудь два-три часа, и все куры лежат вверх лапами… Откуда могла быть занесена инфекция? Это не так интересно. Какой-нибудь голубь, случайность… Несущественно! Гораздо интереснее быстрое течение болезни. Вы не ошиблись: это действительно холера, а не какое-нибудь отравление? - Он вскочил с табуретки и позвал студентов. - Молодые люди, идите-ка сюда… Товарищ рассказывает об очень интересном случае молниеносной холеры… - Он как будто даже радовался. - Три стада кур точно корова языком слизнула. Обыкновенно холера проте-кает менее интенсивно…
Виктор не понимал возбуждения профессора, но уже одно то, что он не получил стандартных ответов на стандартные вопросы, заставило его самого оживиться и с интересом слушать старика.
- Лет пятнадцать назад под моим руководством работал доктор Бурцев, - продолжал профессор, уса-живаясь опять на табуретку. - Это был талантливый и многообещающий бактериолог. Потом он отдалился от меня, начал работать самостоятельно, но я продолжал интересоваться его опытами. Лет семь или восемь на-зад… Да, лет восемь назад Бурцев принялся экспериментировать с бактериями азиатской холеры и холеропо-добных заболеваний. Экспериментировал он, разумеется, на кроликах, на курах. Потом перешел на одних кур и добился удивительных результатов. Болезнь протекала необыкновенно интенсивно. Зараженная курица околе-вала у него в течение часа! Бурцев утверждал, что он создаст такую антихолерную сыворотку, которая будет воскрешать умирающих… - Профессор помолчал. - Но Бурцев погиб. - Ученый даже не нахмурился, он просто излагал один из многих эпизодов из истории медицины. - В лаборатории Бурцева произошел трагиче-ский случай: ассистентка и два лаборанта, работавшие вместе с Бурцевым, внезапно заболели и погибли. Не-брежность? Вероятно. Чья? Неизвестно. Нервы Бурцева не выдержали испытания, а может быть, он побоялся ответственности, - и он покончил с собой, утопился.
Виктор и студенты с любопытством слушали ученого. Профессор взял со стола какую-то пробирку, за-думчиво посмотрел на свет, поставил обратно. По-видимому, он припоминал все, что знал об опытах Бурцева.
- Видите ли, - точно оправдываясь, сказал Полторацкий, - у всех нас тысячи своих забот, никто не продолжал работу Бурцева. Его записки и тетради, в которых регистрировались опыты, остались у жены. Они заключали в себе гипотезы. Ничего точного, ничего определенного…
Тут профессор опять встал и, стуча ребром ладони по столу, строго сказал:
- Но если нечто подобное произошло не только в лаборатории, мы обязаны обратить на это внимание. Надо еще раз пересмотреть бумаги Бурцева и, возможно… - Он вопросительно посмотрел на Виктора. - Угодно вам сегодня вечером вместе со мной посетить вдову доктора Бурцева?
5
Подруги Царевой пришли в контору стайкой. Застенчиво подталкивая друг друга, они нерешительно ос-тановились у порога. Это были здоровые и смешливые девушки, которых чуть смущала только встреча с незна-комцем да серьезность причины, из-за которой их вызвали. Пронин подумал, что Царева, должно быть, походи-ла на своих подруг. Он пошутил над их застенчивостью, и девушки усмехнулись, - им, конечно, жаль было подругу, но они были молоды и не расположены к продолжительной грусти, да и грустить долго просто было некогда.
Пронин потолковал с ними о работе, о песнях, о разных разностях, незаметно заговорил о Царевой, рас-спрашивал: какая она была, чем интересовалась, с кем ссорилась, с кем гуляла…
Одна девушка вспоминала одно, другая другое, если кто-нибудь что-либо запамятовал или ошибался, другие напоминали или поправляли, и Пронин легко узнал о Царевой все, что можно было о ней узнать.
Дуся Царева родилась в соседней деревне, родители ее давно умерли, брат служил на заводе в Ростове, сама она вот уже четыре года работала в совхозе птичницей. Она считалась хорошей работницей, была ударни-цей, и в прошлом году ее даже премировали отрезом шелка на платье. Но ей не хотелось оставаться птичницей и поэтому замуж она не выходила, а собиралась уехать в город учиться - или в фельдшерскую школу, или в ветеринарный техникум. В селе Липецком, находящемся от совхоза в пяти верстах, в школе-семилетке откры-лись вечерние курсы для взрослых, и зимой Дуся ходила туда заниматься, ходила она еще на деревню к фельд-шеру, он помогал ей готовиться к поступлению в школу. Ходила Царева вместе со своей подругой Жуковой, но весной Жукова бросила заниматься, а Дуся занималась с фельдшером до самой смерти.
- Может, это она от любви к фельдшеру отравилась? - внезапно спросил Пронин.
Но девушки не смогли даже сдержать смешка.
- Что вы! Он совсем старый…
Разговор с девушками подтверждал представление о Царевой, которое создал себе Пронин, но мысль о преступлении становилась все более шаткой.
Со своей стороны, Коваленко сделал все, чтобы лучше выполнить поручение Пронина, и с утра к приез-жему потянулись посетители.
Все сходились на том, что девушка, видно, сильно растерялась, посчитала себя виноватой и хлебнула с горя отравы. Один огородник Силантьев, придя в контору и тщательно затворив за собой дверь, шепотом вы-сказал предположение, что отраву мог подсыпать Алешка Коршунов, который давно и понапрасну ухаживал за девушкой. Силантьева можно было успокоить сразу, сказав, что Царева умерла не от мышьяка, но Пронин вы-звал к себе и Коршунова, хотя разговаривал с ним менее строго, чем с другими, потому что, глядя на его по-красневшие и вспухшие от слез глаза, Пронину всерьез стало жаль парня.
Без особого труда создал Пронин у большинства своих собеседников впечатление о необыкновенной своей проницательности, и разговоры о том пошли и по совхозу, и по деревне, где жили и куда ходили обедать многие рабочие совхоза.
Пронину хотелось осмотреть птичники, побывать в деревне, побеседовать с фельдшером, но он упорно не уходил из конторы, поджидая новых посетителей, и охотно беседовал с каждым, хотя некоторые являлись главным образом из любопытства.
Часов около четырех в контору вошел плотный мужчина лет сорока с обветренным худым лицом, с жел-тыми щеками, поросшими рыжеватой щетиной, с ершистыми темными бровями, из-под которых смотрели ум-ные серые глаза, одетый в дешевый синий костюмчик и сандалии на босу ногу.
- Фельдшер Горохов, - представился вошедший. - Разрешите?
- Вот и отлично! - обрадовался Пронин. - А я как раз собирался вечером к вам…
- О Царевой хотели говорить? - спросил Горохов. - Жаль ее, очень жаль, хорошая была девушка. Но ведь вы, вероятно, знаете о результатах вскрытия…
- Знаю, - сказал Пронин. - Но я хотел вообще поговорить…
- Это, конечно, правильно, что запретили говорить об истинной причине смерти, зря тревожить населе-ние не стоит, - сказал Горохов. - Но все у нас делают и недоделывают. Цареву похоронили, а в квартире де-зинфекцию не произвели. Я к вам, собственно, по этому поводу и пришел. Правда, больше у нас ни одного по-дозрительного желудочного заболевания нет, и все-таки - неосмотрительность. Дезинфекцию произвести не-долго, а на душе станет покойнее…
Горохов долго толковал с Прониным, рассказывал о совхозе, о своей практике, о том, как трудно рабо-тать в деревне без врача, и ушел домой, только получив от Пронина обещание добиться у следователя разреше-ния произвести дезинфекцию.
Ранним утром на полуторатонке, принадлежащей совхозу, Пронин поехал в Липецкое, где находился районный центр, встретился с местным следователем и вместе с ним вернулся в совхоз.
Следователь снял печати и открыл комнату, в которой жила Царева. Пронину захотелось самому осмот-реть ее.
Он пробыл там часа два, и следователь, ожидая москвича на крыльце, посмеивался про себя, убежденный в бесцельности этого обыска.
После осмотра они распорядились послать за Гороховым, и фельдшер не замедлил явиться, притащив с собой целую бутыль с формалином.
Втроем они составили опись имущества Царевой, подробно перечислив платья, платки, наволочки, бусы, тетрадки и книжки, письма брата, коробку с пудрой, все вещи, все пустые флаконы из-под духов и одеколона, стоявшие для красоты на тумбочке, - словом, сосчитали и уложили все, вплоть до шпилек и металлических кнопок.
Затем директор прислал в помощь фельдшеру двух работниц - мыть все и чистить, а Пронин и следова-тель ушли гулять в поле.
Вскоре комната Царевой заблестела чистотой и так запахла формалином, что у всякого зашедшего туда начинала кружиться голова. Вещи Царевой были упакованы и связаны, их взвалили на грузовик, и исследова-тель попросил Горохова поехать с ним в Липецкое, чтобы там оформить акт об изъятии вещей и дезинфекции квартиры. Пронин, позевывая, с ними распрощался, но, к удивлению Коваленко, не пошел в канцелярию, где ему была приготовлена постель, а заявил, что хочет перед сном побродить еще в окрестностях.
Вернулся Пронин в совхоз только на заре. Коваленко слышал из своей комнаты, как его гость осторожно поднимался на крыльцо, но спать он так, должно быть, и не ложился. Не успел утром грузовик въехать во двор совхоза, как Пронин, бодрый и веселый, вышел из дома, поздоровался с вышедшим вслед за ним Коваленко, взял у Горохова копию акта, присланного следователем, мимоходом сказал, что картина всего происшедшего в совхозе ему совершенно ясна, объявил, что ему пора возвращаться в Москву, и попросил отвезти его на стан-цию.
6
По широкой, неряшливо подметенной лестнице старого пятиэтажного дома Полторацкий и Виктор под-нялись на четвертый этаж, нашли в списке жильцов, наклеенном возле звонка, имя Елизаветы Васильевны Бур-цевой и согласно указанию позвонили три раза.
Дверь им открыла сама Елизавета Васильевна, женщина лет сорока, рано начавшая стариться, с болез-ненным бледным лицом, с реденькими, начавшими уже седеть волосами, заплетенными в косички, по старой моде закрученными над ушами. В полутемной передней она не сразу узнала Полторацкого, сухо спросила, что ему нужно, а когда он себя назвал, краска смущения залила вдруг ее щеки, она заволновалась и торопливо стала приглашать и Полторацкого, и Виктора пройти в комнаты.
Они вошли в обычную московскую комнату, служившую одновременно и столовой, и гостиной, и спаль-ней, заставленную сборной мебелью, где резной дубовый буфет и обитая потертым бархатом кушеточка стояли тесно прижавшись друг к другу, точно в мебельном магазине.
- Нехорошо! Нехорошо, Елизавета Васильевна, забывать старых знакомых, - шутливо сказал Полто-рацкий, с покряхтываньем присаживаясь к обеденному столу. - Я-то ведь еще помню, как Алексей Семенович упрекал вас в том, что вы ко мне неравнодушны… Зря, видно. - Он взглянул на Виктора. - А это…
- Железнов, - назвал себя Виктор.
- Тоже занимается… бактериологией, - добавил профессор подумав.
- Что вы, Яков Захарович, я вам очень рада, - сказала Бурцева, смущаясь еще больше.
- Ну как вы? Как живете? - полюбопытствовал профессор.
Минут пять расспрашивал он Елизавету Васильевну о ее жизни.
После смерти мужа Бурцева изучила стенографию, служила на крупном машиностроительном заводе, жила вместе со старшей сестрой - та занималась хозяйством…
- А мы к вам по делу, - внезапно сказал Полторацкий, прервав расспросы. - Помните, у Алексея Се-меновича были всякие там тетради, записи опытов и прочее… Сохранились они у вас?
- Алешины записки? - переспросила Елизавета Васильевна и покраснела еще сильнее. - Как могли вы подумать, что я их… - сказала она с упреком и не договорила. - Как лежало все в столе у Алеши, так и лежит.
- А вы не сердитесь на меня, - смущаясь, сказал профессор. - Я сам все свои бумаги порастерял…
Он сердито посмотрел на Виктора - виновника и этого разговора, и того, что профессору приходилось врать, и решительно сказал:
- Тут у нас некоторые опыты думают повторить. С какой же стати пропадать трудам Алексея Семено-вича… Так вот, - попросил он, - не одолжите ли вы мне эти записки на некоторое время?
- Отчего же, - просто согласилась Елизавета Васильевна. - Мне не жалко…
Она вышла в соседнюю комнату, и слышно было, как вполголоса переговаривалась с сестрой, потом за-звенели ключи, слышно было, как выдвигаются ящики, и вдруг Елизавета Васильевна негромко вскрикнула и заговорила с сестрой тревожнее и громче…
Растерянная, вышла она к гостям, следом за ней показалась в дверях и ее сестра.
- Я не понимаю, Яков Захарович… - сказала Бурцева запинаясь. - Ящики стола, где лежали рукописи Алеши, пусты… И Оля говорит - к ним не прикасалась. Никто из нас несколько лет не заглядывал в стол…
Профессор растерянно взглянул на Виктора. Тот встал.
- Вы, может быть, разрешите нам взглянуть? - спросил он.
- Да-да, - поспешно сказала Бурцева. - Я сама хотела вас просить. Прямо что-то непонятное…
Вместе вошли они во вторую комнату. Ящики письменного стола были выдвинуты - в них лежали ка-кие-то книги и письма, раковины, высохший серый краб, но два ящика были пусты. Виктор осмотрел их - стенки покрывал легчайший налет пыли, осмотрел замок - замок был в порядке - никаких следов.
Забывая о своей роли спутника Полторацкого, Виктор принялся расспрашивать женщин, но те, встрево-женные и растерянные, сами спешили высказать все свои догадки и предположения.
Большую часть времени они проводят дома. Утром Елизавета Васильевна уезжает на службу, а Ольга Васильевна выходит только за покупками. Иногда они вдвоем бывают в кино. Уходя из квартиры, комнаты все-гда запирают. Изредка приходят гости. Обокрасть их никто не пытался. Ничего особенного они не замечали…
Виктор все допытывался: кто бы мог находиться в комнатах в их отсутствие. Наконец, Ольга Васильевна вспомнила: полотер. Но он натирает у них полы в течение семи лет, и за ним никогда ничего не замечали. Был месяцев шесть назад водопроводчик, вспомнила еще Ольга Васильевна, прочищал батареи центрального ото-пления…
Больше ничего нельзя было добиться. Обе женщины, испуганные таинственным происшествием, вот-вот готовы были расплакаться. Виктор и Полторацкий с трудом их успокоили.
- Небось сами запрятали куда-нибудь, а теперь ахают. Бабья память! - сердито сказал профессор, спускаясь по лестнице, и вздохнул. - Одним словом, неудача.
- Как знать! - не удержался Виктор. - Знаете: нет худа без добра.
- Ну конечно! - внезапно рассердился профессор. - Вам интересно искать, а мне иметь.
- Но ведь, для того чтобы иметь, надо искать? - возразил Виктор. Профессор не ответил. Виктор веж-ливо проводил его до автомобиля, подсадил, а сам остался на тротуаре.
- А вы? - спросил профессор.
- А я задержусь, - сказал Виктор.
- Так вы заходите, - сказал профессор.
- Обязательно, - сказал Виктор.
Он все-таки решил навестить и полотера, адрес которого дала ему Бурцева, и водопроводчика, адрес ко-торого надо было взять у дворника или управляющего домом.
Управляющего Виктор отыскал быстро.
- Где живет ваш водопроводчик? - спросил он.
- А мы приглашаем из соседнего дома, - сказал управляющий. - Вам он, собственно, для чего?
- По поводу отопления, - сказал Виктор. - По поводу чистки батарей.
Управляющий смутился, - он принял Виктора за какого-то контролера.
- При чем же тут водопроводчик? - обидчиво забормотал управляющий. - Года нет как прочищали, да и денег не хватает. Вот осенью опять будем прочищать…
- А полгода назад разве не прочищали? - строго спросил Виктор.
- Зачем же полгода, когда я говорю - год, - обидчиво возразил управляющий. - Я же объясняю: не было средств.
- А в отдельных квартирах чистку производили? - спросил Виктор.
- С какой же стати предоставлять отдельным гражданам преимущества? - задиристо возразил управ-ляющий. - Да отопление у нас не так уж засорено…
Виктор все-таки сходил к водопроводчику, и тот в свою очередь заверил Виктора, что в девятнадцатой квартире он не бывал и к гражданке Бурцевой ни по какому делу не заходил.
Тогда Виктор побежал обратно к Бурцевой.
- Я вас прошу, - обратился он к женщинам, - припомните: как выглядел водопроводчик?
Как это часто случается, сестры плохо запомнили его наружность. Ольга Васильевна утверждала, что он блондин и красавец, а Елизавете Васильевне, видевшей водопроводчика мельком, показался он темноволосым и неприятным. Обе они сходились лишь на том, что был он высокий и моложавый.
- Да-а, - задумчиво протянул Виктор. - Во всяком случае, это другой водопроводчик. Здешний - маленький и пьяненький.
Он вернулся домой и задумался: ехать ли ему к Пронину или искать загадочного водопроводчика. Но найти в Москве человека, о котором известно только лишь то, что он высок и моложав, почти невозможно, и Виктор решил ехать к Пронину в совхоз. Но в это время в дверь постучали, и в комнату вошел сам Пронин.
7
- Вас-то мне и надо! - облегченно воскликнул Виктор, увидев Пронина. - А я уж было к вам соби-рался…
Пронин потрепал Виктора по руке и попросил:
- Чаю.
- Понимаете ли, нашел что-то, - продолжал Виктор. - И вдруг - провал…
- Я тебя не узнаю, - вторично остановил его Пронин. - У тебя просят чаю, а ты вместо гостеприимст-ва…
Виктор с сердцем стал молча накрывать на стол. Включил электрический чайник, расставил посуду…
- Есть хотите? - отрывисто спросил он Пронина.
- Нет, не хочу, - спокойно ответил тот, будто не замечая недовольства Виктора.
Пронин терпеливо дождался чаю, отхлебнул несколько глотков и только тогда обратился к Виктору:
- Ну а теперь рассказывай.
Виктор, все еще продолжая сердиться, рассказал о своих беседах с бактериологами, о посещении Полто-рацкого и исчезнувших бумагах, сухо передавая только одни факты.
- Вот видишь, как тут все туманно, - сказал Пронин. - Тебя следовало остудить, иначе ты засыпал бы меня предположениями. Я же видел, что ты захлебываешься словами. А сейчас ты следил за собой и передавал только действительно необходимое.
- Опять урок! - воскликнул Виктор, и досадуя, и остывая. - Губит меня характер!
Пронин усмехнулся.
- Это не характер, а возраст. Вот поживешь с мое… - Он вдруг быстро взглянул на Виктора. - А был ли вообще водопроводчик? Может быть, дамочки просто не захотели дать бумаги? Вынули сами и показали пустые ящики?
- А пыль?
- Разве что пыль. А может быть, они раньше их куда-нибудь дели?
Виктор отрицательно покачал головой.
- Нет, водопроводчик был. Другие жильцы его тоже видели.
- Ладно. Но почему водопроводчик и есть похититель?
- Но ведь это был не водопроводчик?
- И что же ты предпринял, чтобы его найти? Виктор пожал плечами.
- Я нуждаюсь в вашем совете. Пронин улыбнулся.
- А что же я тут могу посоветовать? Виктор с досадой махнул рукой.
- Найти-то ведь нужно?
- Давай лучше делать то, что в наших силах, - назидательно сказал Пронин. - Мы ведь с тобой не Шерлоки Холмсы, и нам недостаточно найти на лестнице волосок, чтобы по его цвету определить внешность и характер преступника. Да и преступники что-то не всегда заботятся о том, чтобы оставлять улики. - Он достал из бокового кармана аккуратно свернутый носовой платок, осторожно его развернул и указал на ампулу, на-полненную бесцветной жидкостью. - У меня для тебя несколько поручений. Во-первых, ты поедешь по мага-зинам лабораторного оборудования и в одном из них приобретешь сотню таких ампул. Затем отправишься в бактериологическую лабораторию и дашь исследовать содержимое этой ампулы. Утром ты привезешь ко мне на квартиру анализ и ампулы, а в течение дня соберешь сведения о всех сотрудниках, которые работали вместе с Бурцевым в последние два-три года перед его смертью, и вечером я уеду обратно.
И, нагрузив своего помощника всеми этими поручениями, Пронин отправился домой, лег спать, и только приход Виктора разбудил Ивана Николаевича. Он взял анализ, просмотрел его и удовлетворенно стал что-то насвистывать, - анализ, видимо, ему понравился, потом взял сверток с ампулами, внимательно его осмотрел и принялся насвистывать еще оживленнее.
- Все отлично, - похвалил он Виктора.
И поторопил:
- За тобой еще одно дело. Возвращайся не позже семи.
Но Виктор вернулся много раньше.
- У Бурцева была очень маленькая лаборатория, - виновато доложил он, чувствуя, что не такого ответа ждет от него Пронин. - Вместе с Бурцевым работали всего-навсего ассистентка и два лаборанта - бывший фельдшер и какая-то малограмотная сиделка. На всякий случай я собрал о них анкетные данные, но все они погибли и похоронены…
Виктор передал листок со своими пометками Пронину.
- Жаль, - озадаченно протянул Пронин. - Я рассчитывал, что сотрудников у Бурцева было значи-тельно больше. - Он помолчал, просмотрел заметки Виктора и задумался. - Ну ничего, решим как-нибудь и эту загадку, - утешил он своего помощника. - Сегодня, кажется, неплохой футбольный матч. Поезд отходит только в девять, а так как сейчас нет еще четырех, не отправиться ли нам на футбол?
8
Пронина встретили в совхозе как старого знакомого, да и сам он на этот раз держался проще.
Он встретился с Коваленко во дворе около конюшен, и директор, еще издали завидев приезжего, заулы-бался ему, а подойдя, многозначительно спросил:
- Ну как?
Но так как к разговору их прислушивались обитатели совхоза, Пронин ответил совсем неопределенно:
- Ничего. Съездил, доложил. Осталось выполнить кое-какие формальности. На том, видимо, и кончим.
Позднее он попросил Коваленко послать кого-нибудь за следователем, и следователь, получив коротень-кую записку Пронина, тут же собрался в совхоз, и поэтому за ужином у Коваленко сидели двое гостей.
- Придется вам завтра утром опять вызвать Горохова, - сказал Пронин следователю, когда они оста-лись после ужина наедине. - Поговорите еще раз о Царевой, составьте еще какой-нибудь протокол. Задержите фельдшера часа на три, необходимых мне для одной дополнительной проверки.
- Неужели вы думаете, что Горохов имел хоть какую-нибудь причастность к заражению этой птицы? - недоверчиво спросил следователь. - Почти десять лет, говорят, он безвыездно здесь живет, все отлично его знают. Нет, ваши предположения кажутся мне маловероятными…
- Там будет видно, - уклончиво сказал Пронин. - Но вас я пока что попрошу выполнить мое поруче-ние.
- Хорошо, допустим, вы правы, - возразил опять следователь. - Но не сможет ли тогда это излишнее внимание спугнуть преступника?
- Нет, - уверенно сказал Пронин. - Если он не преступник, ему и пугаться нечего, а если и преступник, тоже не испугается. Мне кажется, он не слишком высокого мнения о наших с вами способностях. Так и быть уж, признаюсь вам заранее: если предположения мои окажутся верными, он захочет исчезнуть лишь после того, как я сам скажу ему одну невинную на первый взгляд фразу…
Следователь не спал всю ночь, пытаясь разгадать мысли Пронина, но так ничего и не придумал, и поэто-му решил, что предположения Пронина покоятся на очень зыбкой почве. Однако утром он вызвал Горохова и принялся уточнять различные подробности, касающиеся Царевой. Фельдшер пришел хмурым, жалуясь на оби-лие работы, потом разговорился, повеселел и с легкой снисходительностью сам принялся подсказывать следо-вателю всякие вопросы.
Пронин же ушел из совхоза до появления фельдшера и пошел в деревню не по дороге, где мог встретить-ся с Гороховым, а тенистой низинкой, по мокрой от росы траве. Подойдя к деревне, он поднялся на взгорье, дошел до фельдшерского пункта, заглянул в амбулаторию. Там санитарка Маруся Ермолаева, степенная моло-дая женщина, утешала плачущую старуху, у которой нарывал палец.
- Кузьма Петрович у себя? - спросил Пронин.
- В совхоз ушел, - сказала Маруся.
- Ну так я на улице подожду, - сказал Пронин, вышел на крыльцо и через сени прошел в комнату Го-рохова.
Пробыл он там недолго, вернулся в амбулаторию, поговорил с Марусей о работе, о больных, о всяких обследованиях и ревизиях, о самом Горохове и ушел, так и не дождавшись фельдшера.
Когда Пронин вернулся в совхоз, следователь все еще беседовал с Гороховым.
- А я к вам ходил, товарищ Горохов, - приветливо сказал Пронин, входя в комнату. - Здравствуйте.
- Очень приятно, - вежливо ответил Горохов, в свой черед улыбаясь Пронину. - Опередили вас, сюда позвали. Впрочем, если вам что угодно, я готов…
- Да нет уж, все ясно, - весело сказал Пронин. - Пора кончать. Как это говорится: закруглять дело?
- Что ж, я очень рад, - сказал Горохов. - Признаться, оно и мне, и всем надоело.
- Разумеется, - согласился Пронин. - Мы и решили на месте здесь все покончить. Завтра к вечеру приедет профессор Полторацкий, составим окончательное заключение…
- Это еще какой Полторацкий? - спросил следователь.
- А известный бактериолог, - пояснил Пронин. - Мы там у себя в Москве посоветовались и решили осветить наше заключение авторитетом крупного специалиста. Вернее будет.
- Это очень справедливо, - сказал Горохов. - Профессор - это уж, конечно, высший авторитет.
- Вот я к вам потому и ходил, - обратился к нему Пронин. - Вы уж подготовьтесь к беседе с профес-сором. Кто знает, какие подробности заинтересуют его, а вы среди нас как-никак единственный медик.
- С великим удовольствием, - сказал Горохов.
Они еще поговорили втроем, потом следователь отпустил Горохова, тот вежливо пожал им руки, тихо притворил за собой дверь, и Пронин и следователь долго еще смотрели в окно на фельдшера, неторопливо пе-ресекающего просторный двор совхоза.
- Ну как? - спросил следователь, оставшись с Прониным наедине. - Подтвердилась ваша гипотеза?
- Почти, - сказал Пронин. - Будем надеяться, что сегодня ночью он постарается исчезнуть из дерев-ни.
- Это что же, профессор Полторацкий так его напугал? - догадался следователь.
- Вот именно, - подтвердил Пронин.
- Но что же здесь будет делать профессор? - заинтересовался следователь.
- А профессора сюда никто и не приглашал, - сказал Пронин. - Это имя употреблено вместо лакму-совой бумажки.
- Однако реакции я что-то не заметил, - сказал следователь.
- Будем надеяться, - повторил Пронин, - что она произойдет нынешней ночью.
- Но вы говорите, он исчезнет? - встревожился следователь. - Быть может, вы собираетесь ему со-путствовать?
- Вот именно, - сказал Пронин. - А вас я попрошу завтра произвести в квартире Горохова тщатель-ный обыск и о результатах его немедленно сообщить в Москву.
- Хорошо, - сказал следователь и опять не удержался от вопроса. - Скажите, а вам известно, куда он собирается скрыться?
- Почти.
Пронин усмехнулся и попросил:
- Вы уж больше не допрашивайте меня. Пока это все еще только предположения, и они легко могут быть опровергнуты. Потерпим еще немного.
9
Весь день Пронин удивлял следователя своим легкомыслием: он гулял, купался, вел с ребятами совер-шенно бесцельные и пустые разговоры, рассказывал им диковинные истории о разведении карасей, учил делать удочки, ходил с Коваленко осматривать птичники, расхваливал золотистых род-айландов и рано лег спать.
Ночевали Пронин и следователь в одной комнате, и следователь, ни на секунду не забывая мрачное предсказание Пронина об исчезновении преступника, с недоумением убедился в том, что Пронин заснул и спит безмятежным детским сном. Следователь спал плохо и проснулся раньше Пронина, а тот встал бодрым и до-вольным, умылся, позавтракал, попросил Коваленко одолжить ему на часок машину и затем сердечно с ним распрощался.
- Поедемте, - пригласил он следователя. - Завезу вас по дороге в деревню, да и себя на всякий случай проверю.
Было еще очень рано. Деревня только просыпалась. Над трубами вились седые дымки. Они подъехали к деревенской амбулатории. Пронин соскочил на землю, легко взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Никто не отзывался. Из-за угла вышла Маруся с ведром воды.
- Долго спите! - крикнул ей Пронин.
- А Кузьма Петрович уехал! - тоже крикнула в ответ ему Маруся. - Его срочно вызвали в здравотдел! Он еще затемно ушел к поезду!
- Видите?! - воскликнул Пронин, обращаясь к следователю. - Принимайтесь за работу. Жду извес-тий. - Он пожал следователю руку. - А я на станцию.
Но до станции Пронин не доехал. Отпустив шофера неподалеку от вокзала, он пешком пошел к дому, в котором жил начальник станции. Жена начальника ждала мужа к чаю, но тот все не шел, и Пронин попросил сходить за ним, а когда начальник явился и они поговорили, между квартирой начальника и вокзалом началось необычное движение. Начальник сходил в кассу, вернулся, снова ушел, потом к Пронину явился телеграфист, и Пронин, по-видимому, остался всем очень доволен. Когда же подошел поезд на Москву и Пронин пошел са-диться, то сел он в свой вагон не со стороны платформы, откуда садятся все пассажиры, а с другой стороны, и в течение всего пути беспечно играл с попутчиками по купе в преферанс и отсыпался.
Лишь минут за десять до прихода поезда в Москву вышел он в тамбур вагона и, не успел поезд остано-виться, смешался с толпой людей, снующих на перроне большого московского вокзала. Не отрываясь следил Пронин за одним из вагонов и облегченно вздохнул, когда в дверях его показался Горохов, одетый в серое по-трепанное пальто, с помятой фуражкой на голове и брезентовым старомодным саквояжем в руке.
Горохов прищурился от яркого света, недовольно осмотрелся, не спеша сошел по ступенькам и тоже смешался с потоком людей, устремившихся к выходу. Шагах в двадцати позади него следовал Пронин, ни на мгновение не теряя его из виду. Горохов двигался в общем потоке, как-то напряженно глядя вперед. При выхо-де с перрона, где контролеры отбирали у пассажиров железнодорожные билеты, толпа стиснулась, Горохов тоже на мгновение задержался и вытолкнулся за ограду…
Пронин вышел за ограду и закусил от досады губу. Он быстро оглянулся, но того, чего он искал, найти уже было нельзя. Горохов по-прежнему неторопливо шел к выходу, но саквояжа в руке у него уже не было.
Пронину не нужно было тратить время на размышления: его перехитрили, это было очевидно, и тут же на ходу ему приходилось менять весь план действий.
Пронин прибавил шагу и нагнал Горохова.
- Товарищ Горохов! - окликнул он его. - Добрый день!
- Ах, это вы, товарищ Пронин? - сказал Горохов с легким удивлением, оборачиваясь к Пронину, и Пронин почувствовал, с каким облегчением произнес Горохов эти слова. - Разве вы тоже ехали в этом поезде? Как же это я вас не заметил?
- Случается, - сказал Пронин и быстро спросил: - А где же ваш саквояж?
- Боже мой! - воскликнул Горохов спохватываясь. - Как же это я не заметил… Украли! Хотя там и пустяки…
Пронин осторожно взял его за руку.
- Я хочу вас попросить заехать со мной в одно учреждение.
- В Управление птицеводством? - с легкой усмешечкой спросил Горохов.
- По соседству, - добродушно ответил Пронин. - Пойдемте.
Они вышли на площадь. Виктор ждал Пронина в машине. Доехали до комендатуры. Пронин шепотом отдал Виктору какое-то распоряжение, и тот уехал на этой же машине. Затем Пронин распорядился, чтобы Го-рохову выдали пропуск, и сам повел его к себе в кабинет.
- Садитесь, - сказал Пронин, указывая Горохову на кресло и садясь за письменный стол. - Давайте побеседуем. Может быть, вы расскажете мне еще раз все, что известно вам о гибели кур?
Горохов сердито посмотрел на Пронина.
- Я ничего не знаю, - вежливо сказал он. - Я ни в чем не виноват.
- Ну что ж, - сказал Пронин, - тогда я сам вам кое-что расскажу.
Он вызвал по телефону стенографистку. Она пришла, поздоровалась с Прониным и села в стороне за ма-ленький столик. Все молчали, и Пронин не нарушал молчания, точно чего-то ожидал.
Действительно, вскоре зазвонил телефон, и Пронин коротко сказал:
- Можно.
Дверь открылась без предупреждения, и в сопровождении Виктора в кабинет вошла женщина лет сорока, с болезненным бледным лицом, с реденькими, начавшими уже седеть волосами, заплетенными в косички, по старой моде закрученными над ушами.
- Елизавета Васильевич Бурцева, - громко назвал ее Пронин, хотя сам видел ее впервые.
Бурцева растерянно улыбнулась, смущенно обвела всех взглядом, остановила свой взгляд на Горохове, и точно тень мелькнула по ее лицу.
- Алеша, Алеша! - закричала она внезапно и вдруг пошатнулась и, не поддержи ее Виктор, вероятно, упала бы на пол.
Горохов приподнялся было с кресла и тотчас опустился.
- Алеша, где же ты находился все эти годы? - тихо спросила Елизавета Васильевна.
Горохов молчал.
- Что ж, расскажите вашей жене о своей жизни, - строго сказал Пронин.
- Я жил в деревне… - неуверенно пробормотал Горохов. - Ты меня прости, Лиза… Но я не мог. Я жил в деревне и не мог…
- И ни разу… Ни разу… - с горечью проговорила Елизавета Васильевна.
Потом резко повернулась к Пронину и глухо спросила:
- Что же вам от меня нужно?
- Нам нужно было только узнать, ваш ли это муж, - объяснил Пронин. - Но вы можете с ним погово-рить.
Елизавета Васильевна не посмотрела больше на мужа.
- Нам не о чем говорить… - сказала она, с заметным усилием сдерживая себя. - Этот человек сам… сам пожелал умереть для меня восемь лет назад… И если вам нужно что-нибудь от меня, вызовите меня в от-сутствие… Когда его здесь не будет.
- Слушаюсь, - мягко сказал Пронин. - Вы извините нас, но…
Он вежливо проводил Елизавету Васильевну до двери и вернулся к столу.
- Ну а теперь, - сказал Пронин, - давайте, доктор Бурцев, поговорим начистоту.
10
- Итак, - сказал Пронин, - мы можем поговорить.
- Нам не о чем говорить, - отрывисто сказал Бурцев, пытаясь даже улыбнуться, но губы его задрожа-ли.
- К сожалению, есть, и я советую вам набраться мужества и быть правдивым, - настойчиво произнес Пронин.
- Нам не о чем говорить, и говорить я не буду, - резко повторил Бурцев и отвернулся от Пронина.
- Значит, придется говорить мне, - произнес тогда Пронин. - Ладно, будьте слушателем, хоть вы и осведомленнее меня, а там, где я ошибусь, вы сможете меня поправить. Восемь лет назад молодой ученый Бур-цев занялся изучением возбудителей азиатской холеры и холероподобных заболеваний. Неизвестно, пытался ли он найти совершенное средство против холеры, но в изучении этих заболеваний он достиг больших успехов, нашел способ ускорять размножение бактерий, ускорять течение болезни, вызывать молниеносную холеру… Об опытах Бурцева стало известно в кругах ученых, сообщения о них появились даже в специальных иностран-ных журналах. Тогда одно специальное ведомство крупной капиталистической державы тоже заинтересовалось открытием Бурцева… О нет, не в целях спасения жизни тысячам своих подданных, умирающим от этой болез-ни, а именно как средством уничтожения людей… Лабораторию Бурцева посетили несколько иностранных ученых и любознательных туристов. В их числе находилось и лицо, которое было послано ведомством с опре-деленной целью. Бурцев продолжал опыты. Неизвестно, спровоцировали ли Бурцева или он сам рискнул пере-нести опыты на людей, но погибли три ближайших его сотрудника…
- Это ваша выдумка, - глухо прервал Бурцев рассказ, глядя на свои ботинки. - Это неправда.
- Может быть, вы будете продолжать сами? - спросил его Пронин.
- Нет, - упрямо сказал Бурцев. - Я буду слушать.
- Возможно, что я ошибся, - продолжал Пронин. - Произошла несчастная случайность. Но сотрудни-ки погибли, и Бурцев испугался ответственности, а быть может, кто-то нарочно постарался запугать его этой ответственностью… Вольным или невольным, но виновником смерти своих сотрудников был Бурцев, и, чувст-вуя за собой вину, он решил исчезнуть - и от ответственности, и от лица, которое его этой ответственностью запугивало. Он присвоил себе документы своего умершего лаборанта, фельдшера по образованию, инсцениро-вал самоубийство, и через некоторое время в провинции возродился фельдшер Горохов… В течение несколь-ких лет никто Бурцева не беспокоил, и сам он, по-видимому, был удовлетворен своим скромным положением… Увы, некоторые государства усиленно готовились к войне и в этой подготовке не брезговали никакими средст-вами. Все то же иностранное ведомство вспомнило и о докторе Бурцеве. Отыскать его было нетрудно, так как ведомству были известны обстоятельства, связанные с его исчезновением… И вот в один прекрасный день фельдшерский пункт посетил инспектор здравотдела, оказавшийся тем самым лицом, которое посещало уже однажды Бурцева. Как известно, Бурцев не отличался смелостью и полностью находился во власти ведомства… Бактериологу Бурцеву приказали заняться изготовлением холерной вакцины. Надо думать, Бурцев пытался от-казаться. Ему пригрозили разоблачением. Бурцев попытался увильнуть и сослался на отсутствие рукописей и дневников. Рукописи были похищены и вскоре же доставлены в деревню вместе с незамысловатым оборудова-нием походной лаборатории. Бурцев подчинился и возобновил прежние опыты. Действие вакцины необходимо было проверять на практике. Экспериментировать с несколькими курами у себя дома Бурцев не мог, - в про-верке нуждалось не действие вакцины на отдельные живые существа, а именно возможность массового распро-странения инфекции. Для этого он решил использовать Дусю Цареву… Вероятно, Бурцев неплохо относился к девушке, занимался с нею, поощрял ее желание учиться… Сама Дуся, разумеется, испытывала к Горохову большое уважение, впрочем, как и все, кому приходилось сталкиваться с этим образованным и умным фельд-шером. Дуся верила Горохову, а тот доверял девушке. Он обманул ее и уговорил подмешать в птичнике к воде вакцину… Обманул, потому что нет оснований допустить, что Дуся Царева могла согласиться причинить ка-кой-нибудь вред совхозу. Вероятно, он сказал ей нечто вроде того, что изобрел средство для усиления роста птицы или что-нибудь в этом роде… Куры погибли. Испуганная и взволнованная девушка пришла к фельдше-ру. Бурцеву нетрудно было притвориться таким же огорченным, как Дуся, и он убедил ее испробовать свое средство еще раз. Куры опять погибли, и на этот раз Дуся, вероятно, говорила с Гороховым более решительно. Бурцев что-то плел ей, доказывал, убеждал. Но, по-видимому, или куры дохли недостаточно быстро, или вак-цина нуждалась еще в какой-то проверке, - во всяком случае Бурцев принудил девушку отравить воду в тре-тий раз. После опыта Дуся решила сознаться в своем преступлении и сказала о своем решении Горохову. Тогда новый опыт он произвел над самой Дусей. Способ для этого найти было нетрудно… Когда в совхозе началось следствие, фельдшер Горохов находился совсем в стороне. Он только издали присматривался к происходяще-му, убежденный в том, что ему не грозит никакая опасность. Не вызвал у него опасений и приезд ревизора из Москвы… Бурцев сумел сдержаться даже тогда, когда услышал о приезде Полторацкого, хотя встреча с Полто-рацким означала его разоблачение. Он решил бежать в Москву, сдать изготовленную вакцину и потребовать, чтобы его оставили в покое. Со станции он послал телеграмму, извещавшую о выезде, - к сожалению, адрес его корреспондента остался нам неизвестен, телеграмма была отправлена до востребования, - и на вокзале в Москве передал вакцину лицу, ожидавшему Бурцева на перроне.
Пронин поднял и переставил тяжелое пресс-папье, точно поставил заключительную точку.
- Не так ли? - спросил он Бурцева.
- Так, - подтвердил тот, голос его прервался, и он попросил: - Дайте мне воды…
- Виктор, - распорядился Пронин, - будь любезен…
Виктор налил в стакан воду и поставил перед Бурцевым, но тот не прикоснулся к воде, точно сразу забыл о своем желании.
- А теперь вы нам скажете, - произнес Пронин, - кто был этот человек.
- Я никого не знаю, - ответил Бурцев. - Оставьте меня в покое.
- Но Гороховым вы были, вакцину приготовляли, Цареву убили, - это же факты? - спросил Пронин.
- Я признаюсь во всем, - равнодушно сказал Бурцев. - Я производил преступные опыты, я отравил кур. Но мне никто ничего не поручал. Саквояж у меня украли.
Пронин усмехнулся.
- Я ручаюсь вам, - сказал он, - что с вашей помощью вор отыщется…
Он не договорил и, опрокинув вазу с карандашами, перегнулся через стол. Но Бурцев еще быстрее успел поднести руку ко рту, что-то проглотить и отхлебнуть из стакана воды. В следующее мгновенье Пронин уже вышиб стакан из рук Бурцева…
- Врача! - закричал он Виктору. - Какая глупость…
Он схватил Бурцева за руки.
- Отпустите, - сказал Бурцев. - Ведь я тоже… врач…
- Кто? Кто вас встречал на вокзале? - закричал Пронин…
Но Бурцев ничего не ответил. Глаза его стали какими-то стеклянными, и он безвольно поник в руках у Пронина…
11
Вечером, дома у Пронина, он и Виктор подробно разбирали все обстоятельства дела Бурцева… Виктор задавал вопросы, и Пронин отвечал.
- Когда мне стало известно об эпидемии, поразившей в совхозе птицу, я склонен был считать эпиде-мию, случайностью. Куры погибли от случайно занесенной инфекции, подумал я, и дело администрации найти, виновника и строго взыскать с него за оплошность. Сомнение возбуждало лишь одно странное обстоятельство - локализация инфекции, если так можно выразиться. Зараза точно была сосредоточена в одном месте, вне-запно в определенном месте уничтожала всех кур и так же внезапно исчезала. Можно было, конечно, предпо-ложить вредительство. Известны десятки случаев, когда кулаки, пробравшись в колхозы и совхозы, травили птицу, животных, поджигали конюшни, овчарни, коровники и, наконец, вносили заразу, пуская в здоровое ста-до больных животных. Возможность отравления была исключена, - результаты исследования говорили со-вершенно ясно: куриная холера. Предположить, что к здоровым курам подбросили больных, тоже было трудно. В совхозе - учет, наблюдение, определенные породы… Это ведь не деревенские пеструшки. Да и болезнь в таком случае распространялась бы медленнее. Можно было предположить худшее, и к тому имелись некоторые основания. Однако следователь обязан перебрать и проверить все возможные гипотезы… Я решил выехать на место происшествия в совхоз в качестве обычного ревизора. Слухи обо мне быстро распространились, и я стал ожидать визита преступника, в том случае, конечно, если вообще здесь имело место преступление. Преступник обязательно захочет, думал я, убедиться, насколько реальна грозящая ему опасность. Поэтому-то я так реши-тельно отклонил предложение директора совхоза устроить собрание, - преступник познакомился бы со мной, а сам остался бы в тени… Со мной встречались десятки людей. Они высказывали различные предположения, иногда остроумные, иногда глупые, иные справедливо указывали на недостатки в работе совхоза, некоторые сплетничали, все ожидали моих расспросов, и я осторожно расспрашивал и убеждался в том, что все мои собе-седники сами встревожены и озадачены загадочным происшествием. Меня интересовал собеседник, который не столько будет показывать себя, сколько пожелает выяснить, что же из себя представляю я… Таких оказалось трое. Во-первых, это был директор совхоза Коваленко. О нем имелись отличные отзывы, и после обстоятельной беседы Коваленко и на меня произвел впечатление честного человека и хорошего работника. Вторым был зоо-техник. Он задавал мне преимущественно вопросы специального характера, - по-видимому, он действительно растерялся и нуждался в помощи более опытного товарища. Наконец, ко мне явился местный фельдшер Горо-хов, и я даже не могу считать это оплошностью Бурцева, потому что не может быть такого положения, когда человек откажется поинтересоваться, грозит ли ему какая-нибудь опасность. Он очень осторожно беседовал со мной, пока не убедился, что если перед ним и не болван, то во всяком случае человек неопытный и недалекий. Тогда Горохов стал убеждать меня в том, что в комнате Царевой необходимо срочно произвести дезинфекцию. То, что фельдшер проявляет по такому поводу законную тревогу, было естественно и похвально… Сделать это было нетрудно. Я съездил за следователем, и дезинфекция была произведена. Но перед тем как послать за Го-роховым, я тщательно осмотрел комнату Царевой. Фельдшер хочет произвести дезинфекцию, резонно, ну а если что-нибудь еще интересует фельдшера в этой комнате, подумал я, и решил предварительно сам все осмот-реть. Я облазил пол и стены, заглянул в нетопленую печь, пересмотрел все вещи, все безделушки, раскопал му-сор у двери, и мое внимание привлек осколок ампулы, валявшийся в тумбочке между бус, шпилек и пуговиц, который, по-видимому, даже не заметили при первом обыске. У меня даже мелькнула мысль - не отравилась ли девушка и в самом деле сама. Однако я оставил ампулу на месте. Затем из деревни пришел Горохов, и мы втроем принялись все пересматривать и составлять опись тому, что находилось в комнате Царевой. Тут Бурцев совершил первую свою ошибку. Осколок ампулы незаметно исчез, когда мы стали разбирать вещи в тумбочке.
- Да, - повторил Пронин, - опасно возвращаться за оставленными уликами, но такова уж психология преступника, будь он профессор или громила. Потеряв пуговицу, он воображает, что все сейчас же заметят его потерю, хотя десятки людей одновременно теряют десятки одинаковых пуговиц… Я обратился к следователю с просьбой увезти с собою Горохова и задержать его, чтобы быть гарантированным от неожиданного возвраще-ния фельдшера домой. Всю ночь я провел в амбулатории и не нашел там подобных ампул. Осмотрел комнату Горохова, и тоже безрезультатно. Зато в чулане, позади комнаты, я нашел маленькую и скромную, но самую настоящую лабораторию. Нашел несколько коробок с пустыми ампулами, и в особом хранилище - семьдесят три наполненных. Меня заинтересовало их содержимое, и перед поездкой в Москву я взял одну ампулу с собой, но, чтобы не вызвать у владельца подозрений, наполнил одну из пустых ампул водой, запаял на спиртовке и положил к остальным. Кроме того, я обратил внимание еще на одну подробность. Коробки с ампулами были завернуты в газету "Вечерняя Москва", - подробность эта была важной потому, что в течение нескольких лет Горохов никуда не уезжал из деревни и не получал никаких посылок. Следовательно, кто-то доставил эти ам-пулы в деревню… Ведя самые безобидные разговоры, нетрудно было узнать, что месяцев пять-шесть назад пункт обследовал какой-то инспектор из здравотдела. На мой же запрос - когда обследовался фельдшерский пункт, здравотдел ответил, что фельдшерский пункт подчинен заведующему участковой больницей и непосред-ственно здравотделом не контролируется. В общем, это был странный фельдшер, украдкой занимающийся ка-кими-то странными опытами… Тем временем ты посещал бактериологов и, сам того не подозревая, искал под-тверждения моей гипотезе. Конечно, бактериологов в нашей стране множество, но хоть какая-нибудь ниточка да должна была попасться в Москве… Ты рассказал мне о своих поисках, и я сначала подумал, не может ли кто-нибудь из прежних сотрудников Бурцева продолжать его опыты. Но таких не оказалось, и тогда у меня воз-никло предположение - не может ли это быть сам Бурцев… Лабораторное исследование обнаружило, что в ампуле содержится чрезвычайно сильная холерная вакцина, и тут меня осенило: куры в совхозе болели не ку-риной холерой, безопасной для людей, не азиатской холерой, распространителями которой они не могут быть, а каким-то неизвестным холероподобным заболеванием, еще более страшным и равно опасным и для кур, и для человека… Проверить все эти предположения было нетрудно, следовало лишь столкнуть Горохова с кем-либо из его старых знакомых. Я сообщил ему о приезде Полторацкого, и Бурцев совершил вторую ошибку. Не дожи-даясь приезда Полторацкого, который не мог не узнать своего бывшего ученика, Бурцев удрал в Москву… Со станции Бурцев отправил в Москву телеграмму до востребования на имя какого-то Корочкина, извещая того о своем выезде. Конечно, я тут же послал вслед распоряжение установить наблюдение за лицом, которое эту те-леграмму получит. Но телеграмму так никто и не получил, и она до сих пор числится в списке невостребован-ных депеш. По-видимому, на телеграф являлся некто с похожей фамилией и самый факт наличия телеграммы на имя Корочкина был условным извещением о выезде Бурцева… Все было ясно: Бурцев ехал в Москву и со-бирался там с кем-то встретиться. Но тут последовала ошибка с моей стороны. Я не мог предположить, что встреча произойдет тут же, в вокзальной толчее, и встречающиеся сумеют даже не подать вида, что знакомы друг с другом… С Бурцевым покончено. Но есть некто, гораздо более опасный и ловкий, умеющий принимать всевозможные личины и ускользать от нашего внимания.
- А гипотеза? - спросил Виктор. - Какая же это была гипотеза?
- Видишь ли, мы должны отлично знать, как готовятся империалисты к войне, - объяснил Пронин. - Так вот, в одном иностранном военно-медицинском журнале некий полковник Арене в своей статье о бакте-риологической войне открыто писал, что ареной бактериальной войны явится глубокий тыл противника. На территории враждебного государства, в глубоком тылу, утверждал Арене, следует создавать небольшие бакте-риологические лаборатории, которые легко могут быть законспирированы, с тем чтобы начать действовать в нужный момент. Ну а как нам с тобой хорошо известно, теория и практика друг от друга неотделимы.

дальше