Рекс СТАУТ



               УБИЙСТВО НА РАНЧО В СТИЛЕ "ДИКОГО ЗАПАДА"
(продолжение)
 Глава 7


  В субботу, в четверть одиннадцатого утра, я открыл дверь на первом
этаже здания окружного суда в Тимбербурге и вошел в дверь, на которой
значилось большими жирными буквами с позолотой по краям: "МОРЛИ ХЕЙТ.
ШЕРИФ". Оказавшись в приемной и даже не удостоив взглядом сидевшего за
перегородкой клерка, я прошел прямо в кабинет шерифа.
  Признаюсь, было бы неверно думать, что я преследовал человека,
укрывающегося от правосудия, но человек, которому я, образно говоря,
наступал на пятки, все время ускользал от меня, и я бы с удовольствием его
прижал. И не то чтобы я вел себя слишком нагло. Прибыв двадцатью минутами
раньше на автозаправку "Престо", я подъехал к краю площадки, вежливо
спросил служащего, здесь ли Гилберт Хейт, и вошел с яркого солнца в
прохладу помещения, на которое мне указали пальцем. Гилберт, стоявший
слева и укладывавший на полку жестянки с маслом, повернул длинную шею и
посмотрел на меня, потом занял прежнюю позу и проверил, ровно ли поставил
банки.
  - Доброе вутро, - произнес он.
  Если бы это случилось накануне, когда я только что вернулся из
конторы Джессапа с документами в руках, я бы немного повеселился, но
сейчас это было обычной рутиной.
  - Да, утро значительно лучше, чем вчера, - ответил я. - Вот был
дождичек! Гилберт кивнул.
  - Может, присядем и побеседуем? Он снова кивнул.
  - Я знал, что вы обязательно придете, - Естественно. Если ваш отец
по-прежнему не советует вам со мной разговаривать, тогда, может, мне
следует сперва повидать его? Я не против.
  - Ничего такого он не говорит. Он знает закон. Но здесь не место для
разговора. Я полагаю, у вас есть бумага от окружного прокурора?
  Я вытащил из кармана конверт, извлек из него "Всем, кого это
касается", развернул и протянул Гилу. Он дважды медленно прочитал его,
вернул мне и сказал:
  - Вроде бы все в порядке. Пожалуй, лучшее место для беседы - прямо
там, в кабинете отца. Мою машину взяла сестра, поэтому поедем на вашей. На
машине мисс Роуэн, - уточнил он.
  Я решил не возражать. Гилберт поставил на полку еще несколько банок,
вышел, сказав напарнику, что ненадолго отлучится - это было его право,
поскольку заведение принадлежало Хейту-старшему, - и уселся рядом со мной
на переднем сиденье. До места назначения было всего полмили. Как обычно в
субботу, все лучшие места для парковки оказались заняты, но я обогнул
здание суда и проехал мимо знака: "ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНЫХ МАШИН". Во-первых,
теперь я был официальным лицом, а во-вторых, фамилия моего спутника -
Хейт. Задняя дверь оказалась открытой. Я вошел первым и направился по
длинному коридору к главному входу, где находилась главная лестница. Три
двери слева были с железными решетками - за ними когда-то размещалась
окружная тюрьма. Оказавшись в большом вестибюле, я свернул направо к
лестнице, но, не дойдя до нее, резко остановился и обернулся - Гил
устремился обратно в боковой вестибюль. Останавливать его я особого
желания не испытывал, но мне хотелось все знать наверняка, поэтому я столь
же быстро добрался до этого вестибюля и успел увидеть, как он влетел в
какую-то дверь. Когда я добежал до нее, она, естественно, была уже закрыта.
  Когда я бежал через приемную, служащий вскочил из-за стола и что-то
крикнул мне, но я остановился только в кабинете:
  - Какого черта он вытворяет это, ведь на нашей стороне закон!
  Вы еще не встречались с Морли Хейтом, но мы с Лили его видели,
поэтому нам было о чем посудачить. По мнению этого служаки образцовой
фигурой шерифа из западных штатов был Уайетт Эрп "Уайетт Берри Стэпп Эрп
(1848 - 1929) - герой американского фронтира, охотник и игрок.". Он и
старался подражать ему в одежде. Однако теперь, вероятно, было модно
носить пистолет на ремне, как носят его полицейские, поэтому он подражал
им, хотя знал, что делать этого не следует. Главное же заключалось в том,
что от природы он любил драть глотку, а это было явно не в стиле Уайетта
Эрпа. Кроме того, он говорил двум людям, которых я знал, что, когда у него
возникала какая-нибудь проблема, он всегда спрашивал себя, как бы в
подобной ситуации поступил Джон Эдгар Гувер "Джон Эдгар Гувер (1895 -
1972) - директор ФБР с 1924 по 1972 г.". А в общем это был столь сумбурный
субъект, в котором не смог бы разобраться даже опытный психоаналитик.
  Поскольку Хейт знал, что я сделаю, как только получу документы от
Джессапа, и поскольку он растолковал сыну, как следует поступить, мое
появление не было для него сюрпризом - он даже не стал притворяться, что
удивлен. Лишь прищурился, глядя на меня, как, вероятно, по его мнению,
прищурился бы его любимый герой, и рявкнул:
  - Что это вы так долго?
  Его сын, который стоял тут же, унаследовал от своего папочки длинную
шею, а также высокий рост, что разумеется, не идеально для шерифа. И все
же Хейта избрали на эту должность, а это уже немало, если учесть такой
физический недостаток. Правда, Хейт всегда прибегал к одной и той же
уловке - расправлял и слегка приподнимал плечи, чтобы они казались шире, а
шея - короче. Сейчас он проделал именно это.
  В торце его стола стоял простой деревянный стул. На него я и уселся.
  - Мистер Вулф решил, что вчера у нас были дела поважнее, - вежливо
начал я. - Впервые мне приходится допрашивать подозреваемого в убийстве в
присутствии шерифа. Нам нужен стенографист?
  - Он нам не нужен. - Хейт открыл ящик стола, порылся в нем и вытащил
заявление одного из подозреваемых, которого допрашивал я. Он протянул
бумагу мне, и я ее взял. - Полагаю, читать вы умеете?
  Отвечать я счел излишним. Заявление было отпечатано на обычном листке
в один интервал с широкими полями:

  Тимбербург, Монтана 28 июля 1968 г.
  Я, Гилберт Хейт, проживающий в доме номер 218 по Джефферсон-стрит в
Тимбербурге, штат Монтана, заявляю, что в четверг 25 июля 1968 г, с 12.50
до 14. 25 находился на заправочной станции "Престо" на Мейн-стрит. Время,
указываемое в данном заявлении, точное, разница может составить не более
пяти минут.
  С 14.35 до 16.25 я, не отлучаясь, находился с мисс Бесси Ботон в ее
доме номер 360 по Виллоу-стрит, Тимбербург. С 16,40 до 17.05 я, не
отлучаясь был с мистером Хоумером Даудом в его офисе в "Дауд Руфинг
Компани", Мейн-стрит, Тимбербург. С 17.20 до 18.00 часов я также
безотлучно был с мистером Джимми Негроном на его ферме по разведению
цыплят на 27 шоссе к югу от Тимбербурга.
  Гилберт Хейт.
  Засвидетельствовано: Эффи Т. Даггерс.

  Под подписями были напечатаны фамилии: все в безупречном порядке.
  Разумеется, папенька ожидал, что я начну расспрашивать его сыночка,
надеясь откопать уязвимое место в алиби, либо перейду непосредственно к
его отношениям с Алмой Грив и контактам с Филипом Броделлом, поэтому
следовало предпринять что-то необычное. Выбор был не так уж богат. Я
осторожно сложил документ, убрал его в карман, посмотрел, прищурившись, на
Хейта и сказал так, как сказал бы Уайетт Эрп:
  - Судя по бумажке, с ним вроде бы все в порядке, хоть его алиби и
подлежит проверке, а вот как насчет вас? Где были вы в четверг двадцать
пятого июля с четырнадцати до восемнадцати часов?
  Реакция превзошла даже мои ожидания. Рука Хейта потянулась к ремню, и
я подумал было, что он и впрямь вытащит пистолет. Глаза у него полезли на
лоб, и он заревел, словно бык, которого клеймят раскаленным железом:
  - Проклятый нью-йоркский выскочка!
  При этих словах он дернулся и начал вставать из-за стола, но, право,
не знаю, как быстро, ибо я уже выходил из дверей его кабинета. Миновав
приемную, я пересек вестибюль и сел в машину.
  Поскольку однажды я уже побывал в том доме на Уиллоу-стрит, мне даже
не понадобилось ни у кого спрашивать, где он находится. Это был аккуратный
беленький одноэтажный коттеджик с узкой бетонной дорожкой, ведущей к трем
ступенькам крытого крылечка. В тот раз я в дом не входил - мисс Ботон
сказала мне всего несколько слов через сетчатую дверь, но теперь она ее
распахнула, и я вошел. Очевидно, она тоже ожидала моего визита, хоть и не
сказала этого. Проведя меня в аккуратную комнату с двумя окнами, где одна
стена чуть ли не до потолка была заставлена полками с книгами, она
сказала, что мне следовало бы позвонить, поскольку уик-энды она частенько
проводит на ранчо своего брата. Прежде чем усесться в самое большое кресло
из трех, находящихся в комнате, ей пришлось убрать с него рамочку с
начатой вышивкой. Вероятно, Томас Джефферсон "Томас Джефферсон (1743 -
1826) - автор проекта Декларации независимости, третий президент США "1801
- 1809)", украшавший спинку моего кресла, тоже сошел с этой рамки.
  - Гилберт Хейт два года занимался у меня политикой, - сказала она. -
Тридцать восемь лет назад, когда я только начинала учительствовать, этот
предмет называли историей.
  Я одарил ее сердечной улыбкой. Очевидно, проблема налаживания
контакта отпала, и я только спросил, желает ли она посмотреть мои
документы от окружного прокурора.
  Она покачала головой. Солнечный свет, отразившись от толстых стекол
ее очков в золотой оправе, которые были слишком велики для ее круглого
лица, брызнул мне в глаза ослепительными искрами.
  - Его видел Гилберт, - ответила она. - Он только что сообщил об этом
по телефону. Поймите меня правильно: когда вы явились в прошлый раз,
говорить с вами мне было не совсем удобно. Тогда я ничего о вас не знала.
Теперь - другое дело. Некоторые критикуют Тома Джессапа за то, что он
привлек к расследованию людей со стороны, я же считаю подобные оценки
неумными. Лично я этот шаг одобряю. Том хороший мальчик, он учился у меня
в сорок третьем, в военный год. Мы все - граждане нашей великой страны и
уважаем нашу Конституцию. Что вы хотите узнать?
  - Немного, - ответил я. - Поскольку вы преподаете политику, вам,
вероятно, известно, что, если совершается какое-либо преступление -
убийство, например, - людям, которые имеют мотивы для его совершения,
задают вопросы, а их ответы должны быть подвергнуты проверке. Гилберт Хейт
утверждает, будто недели две назад он провел у вас несколько часов. Он,
разумеется, был здесь, верно?
  - Да. Он пришел примерно в половине третьего, а ушел около половины
пятого.
  - Какой это был день недели?
  - Четверг. Четверг, двадцать пятого июля.
  - Вы уверены, что это было именно в тот день? Ее губы раскрылись,
показав ряд ровных белых зубов. Я бы не назвал это улыбкой, но она,
очевидно, считала иначе.
  - Полагаю, - сказала мисс Ботон, - на всем белом свете не найдется
человека, который ответил бы на столько вопросов, на сколько ответила я за
последние тридцать восемь лет своей работы. Уже знаешь, каких ожидать
вопросов, поэтому я решила, что будет лучше обо всем вам рассказать.
Услышав на другой день о том, что этого человека убили, я сказала себе:
"Теперь Гилберту не придется вымазывать его дегтем и вываливать в перьях".
  - О-о, - протянул я.
  Она кивнула, и мне в глаза снова полетели искры.
  - Вам, вероятно, захочется узнать, почему в тот день он провел здесь
целых два часа. Именно столько мне понадобилось, чтобы убедить его. Не
скажу, что я заменила ему мать - мальчику было четыре года, когда она
умерла, - эта роль не для меня, ибо я вся в своей работе. Но я не
хвастаюсь, когда говорю, что Гилберт - не единственный мальчик, который
обращался ко мне за советом. Он рассказал мне все - о девушке, на которой
хотел жениться, и о том мужчине. Когда Гил появился здесь в тот день, он
был очень возбужден, потому что вновь приехал этот мужчина, Броделл, и
Гилберт решил, что должен непременно что-то предпринять, но не знал, что
именно. Он сразу же попросил меня посоветовать, как заставить этого
мужчину жениться на опозоренной им девушке.
  - У него должен быть дробовик.
  - Разумеется, у каждого мальчика есть дробовик, но тут дело скорее в
девушке, а не в мужчине.
  Во-первых, Гилберт по-прежнему хотел жениться на ней сам, а
во-вторых, она заявила, что не желает видеть больше Филипа Броделла. Ну, я
и сказала Гилу, что тут ему не поможет никакой совет, поскольку
последовать ему он не сможет. Даже если бы Гилберту и удалось каким-то
образом заставить его жениться на ней, ее бы он не заставил, да и что
стало бы с ним самим, выйди она замуж? Я сказала ему, что он не до конца
все продумал. Я постоянно твержу моим ученикам, что прежде всего им
следует научиться все продумывать вперед. Именно так поступали Джордж
Вашингтон, Джон Адаме "Джон Адаме (1735 - 1826) - второй президент США
(1797 - 1801)." и Авраам Линкольн.
  - Так поступаете и вы.
  - Во всяком случае, стараюсь. И тогда Гил предложил другую идею. Вы
знаете, что более девяноста процентов дуэлей, имевших место в нашей
стране, происходили к западу от Миссисипи?
  - Если вы имеете в виду кинофильмы, то да.
  - Я имею в виду не кино, а историю. Я специально занималась этим
вопросом. Их не называли дуэлями, но именно таковыми они были. До того,
как наши предки пересекли Миссисипи, они случались не так уж часто. Это
важный исторический факт, и он всегда интересовал моих учеников. Я не
думаю... - Она закрыла глаза и замолчала.
  Потом открыла их и продолжила:
  - Я пыталась вспомнить, употребил ли Гилберт в тот день слово
"дуэль". По-моему, все-таки нет. Он просто заявил, что возьмет два
пистолета. Один отдаст Броделлу, и таким образом они разрешат эту
ситуацию. Гилу нужен был мой совет относительно деталей - как и где это
должно произойти и сколько патронов может быть в каждом пистолете. Причем
он заявил, что ему самому достаточно одного. Разумеется, мне пришлось его
отговаривать.
  - Почему "разумеется"?
  - В его рассуждениях оказалось несколько неверных моментов, но
главное то, что в действительности - я имею в виду нашу западную историю -
каждый из дуэлянтов пользовался собственным оружием, а у Броделла,
возможно, его не было. Кто же тогда, смею спросить, проверил бы пистолет,
который дал бы ему Гилберт? В приготовлениях должны были участвовать по
меньшей мере еще два человека - секунданты. А кому захочется оказаться
причастным к насильственной смерти, ведь Гилберт прекрасно стреляет и,
безусловно, убил бы Броделла. Поэтому мне и пришлось отговаривать его, но
надо было хоть что-то предложить взамен. И я предложила.
  - Позвольте угадать. Вы предложили вымазать Броделла дегтем и
вывалять в перьях.
  - Ну конечно! Это средство не такое уж западное, как американская
дуэль, поскольку не всегда сопутствовало изменению границ, однако я
уверена, что отказываться от него не следует. Если бы у нас всегда и все
делалось в соответствии с законом, а наказание было бы действенным, это
средство срабатывало бы лучше, чем штраф или месяц тюрьмы. Неужто вы не
подумали бы как следует, прежде чем рискнуть оказаться вымазанным дегтем и
вывалянным в перьях?
  - Я по крайней мере всегда задумываюсь, чтобы не оказаться
оштрафованным. Мисс Ботон кивнула.
  - Я рассуждала так: главное, чтобы тот мужчина уехал отсюда,
следовательно, если бы его вымазали дегтем и вываляли в перьях, цель была
бы достигнута. Гилберт пытался спорить, что это средство не настолько
эффективно, но мысль ему понравилась - ведь ему только и надо было, чтобы
Броделл не возвращался. О том, что он снова сюда приехал, Гилберт узнал
через десять минут, после того как тот вышел из автобуса: Гилу сказал об
этом один его друг. У всех нас есть такие друзья. Итак, мы решили, что к
участию в этом деле ему следует привлечь от восьми до десяти ребят. Гил
заявил, что может привлечь сколько угодно, и лучше всего сделать это в
субботу в Лейм-Хорс, поскольку Броделл почти наверняка окажется там, у
Вуди. Полагаю, о субботних вечерах у Вуди вам известно?
  - Да.
  - Мы обсудили все детали. Но где же раздобыть деготь и найти перья?
  - У Хоумера Дауда и Джимми Негрона. Она нахмурилась.
  - Оказывается, вы все уже знаете. - Судя по тону ее голоса, она бы
наверняка отправила меня в кабинет директора, окажись тот поблизости.
  Желая сгладить неприятное впечатление, я пояснил:
  - Нет, я знал всего лишь, куда Гилберт Хейт, по его словам,
отправился, когда ушел отсюда, - в "Дауд Руфинг Компани" и на ферму
Негрона по разведению цыплят, но не знал, с какой целью. - Я встал. -
Выходит, он купился на дегте и перьях?
  - Ничего он не купился. Ему это и не надо было. Он просто понял, что
этот вариант для него самый подходящий. Вы уходите? Не так уж много я вам
и рассказала. Вы спросили, уверена ли я, что это было именно в тот день, а
я взяла и рассказала. Что еще вы хотите узнать?
  - Кто застрелил Филипа Броделла? - Я снова сел. - Вы говорите, что
Гилберт рассказал мне все - о девушке, на которой хотел жениться, и о том
мужчине. Если у вас есть время, уточните, пожалуйста, что именно он
рассказал вам.
  - Ну.., встал вопрос об изнасиловании. Об изнасиловании, наказуемом
законом. Ей было восемнадцать лет. Но Гилберт не мог подать в суд.
  - Я знаю. А мистер и миссис Грив этого не сделали. Но что он сказал о
Броделле? Вы, вероятно, знаете, что я не верю в то, будто его застрелил
Харви Грив, и, следуя вашему совету, пытаюсь все продумать. Возможно,
Гилберт сказал о нем что-то такое, что могло бы помочь мне в поисках.
  - Если и сказал, то не мне. Я вам сочувствую, мистер Гудвин, но
помочь в вашем деле не могу.
  - Разумеется, вы думаете, что вся эта история - дело рук Харви Грива.
  - Я это говорила?
  - Нет.
  - Тогда и вы не говорите. Он невиновен, пока присяжные, люди, равные
ему по положению, не решат, что он виновен. Это то, чем наша страна по
праву может гордиться.
  - Безусловно. Как и такими, как вы. - Я встал. Не то, чтобы я был зол
на нее - просто человеку, как и лошади, не нравится, когда у него перед
носом закрывают ворота. - Я не совсем понимаю, мисс Ботон, как ваш совет
Гилберту - напасть на другого человека, вымазать его дегтем и вывалять в
перьях, - вписывается в Конституцию нашей великой страны, - сказал я, -
это уже уголовное преступление. Подумайте над этим.
  Я не поблагодарил свою собеседницу за то, что у нее нашлось для меня
время, и удалился если не бегом, то все же достаточно быстро. Сел в
машину, захлопнул дверцу и бросил взгляд на часы: семнадцать минут
двенадцатого. Добираясь до Мейн-стрит, находившейся всего в трех
кварталах, я проанализировал ситуацию. К "Дауд Руфинг Компани" надо было
свернуть направо. Налево шла дорога на Лейм-Хорс. Я свернул налево.
  На поворотах, рытвинах, ухабах, подъемах и спусках я особенно не
торопился, и, когда добрался до конца асфальта перед универмагом Вотера,
было три минуты первого, то есть три часа дня в Нью-Йорке: к этому времени
Сол, возможно, уже обнаружил, что Манхэттен опустел в летний уик-уэнд и
посчитал на сегодня свой рабочий день законченным. Я остановился перед
Холлом культуры, вошел в здание и получил разрешение у Вуди
воспользоваться его телефоном. Согласно договору, Сол не должен был
звонить нам, разве что в случае крайней необходимости - звонить ему должны
были мы. Две мои попытки не увенчались успехом - его номер не отвечал. Я
вернулся к машине и покатил к хижине, предполагая, что успеваю к ланчу.
  Однако никакого ланча и в помине не было. На веранде никого не
оказалось. Не оказалось никого ни в гостиной, ни в комнате Лили, ни в
моей, ни в комнате Вулфа. Зато в кухне у стола стоял Уэд и открывал банку
густой похлебки из моллюсков со свининой и сухарями. Я спросил его, хватит
ли нам этой пищи на двоих, он ответил, что, безусловно, не хватит, но в
кладовке есть еще. Я прошел туда, открыл маленький холодильник и взял
банку с остатками ветчины. Вытаскивая нож из ящика кухонного стола,
спросил:
  - Они что, все катаются на лошадях? Уэйд выложил содержимое банки в
кастрюльку.
  - Нет, взяли машину с ранчо. Если я правильно понял, после полудня вы
с Вулфом отправляетесь на ранчо?
  - Вроде бы. Только, скорее, ближе к вечеру.
  - Ну вот, - продолжал Уорти, - приехала миссис Грив и сказала, что,
будь у нее рыба, она угостила бы Вулфа форелью по-монтански, поэтому они
взяли снасти и отправились на реку.
  - И мистер Вулф ушел с ними?
  - Нет, только Лили, Диана и Мими. Да, еще миссис Грив. Насчет Вулфа
не знаю. Я был у себя в комнате и слышал, как часов в десять он ходил по
кухне и кладовке. Судя по всему, он не голоден. Пиво или кофе?
  Я поблагодарил и сказал, что выпью молока.
  Мы перекусили в кухне. Уэйд, вероятно, думал, что у меня сумбур в
голове, впрочем, так и было. Вряд ли Вулф отправился к Фарнхэму повидать
Дюбуа и остальных, но тогда где же он? Уорти сказал, что телефон не
звонил, но ведь он находился у себя в комнате, и, возможно, печатал на
машинке. Итак, за две недели работы я ровным счетом ничего не добился,
теперь еще и у Гила Хейта оказалось железное алиби, а я закусываю и болтаю
с человеком, который, кстати, вполне мог оказаться убийцей. Вместо
светского трепа мне не терпелось сказать ему следующее:
  "Поскольку мы оба гостим в одном доме, мне следует предупредить вас,
что по моей просьбе некто Сол Пэнзер, лучше которого, на мой взгляд, не
сыскать, в этот самый момент раскапывает кое-какие подробности из вашего
прошлого в Нью-Йорке. Если вы когда-либо общались с Филипом Броделлом, он
непременно это узнает, так что уж лучше расскажите мне все прямо сейчас.
Сегодня между шестью и семью вечера я собираюсь звонить Солу и буду теперь
делать это каждый Божий день.
  Мне хотелось, нет, мне просто необходимо было действовать, а выложить
все это Уэйду и означало предпринять какое-то действие. Разумеется, скажи
я ему это и раскопай Сол что-то действительно стоящее, Уорти, скорее
всего, к шести часам исчез бы из хижины, но за ним могли бы снарядить
погоню, что меня вполне устраивало. Однако я призвал на помощь всю свою
силу воли и наложил на такое решение вето. Мне платил Вулф, и действовать
по собственному разумению и исходя из опыта мне полагалось лишь тогда,
когда я не мог с ним посоветоваться. Так что Уорти, вероятно, подумал, что
в голове у меня сумбур.
  Помыв после себя тарелки, мы разошлись - он пошел к себе в комнату, а
я вышел из дома. Вопрос теперь стоял таким образом: хорошо ли я знаю Ниро
Вулфа? Я ответил на него через две минуты. Если бы он решился на какой-то
отчаянный шаг, скажем, вызвать машину, чтобы съездить куда-то и позвонить,
или же отправился пешком к Фарнхэму, он бы оставил мне записку. Но ведь он
не знал, когда я вернусь из Тимбербурга, а ему наверняка хотелось
услышать, как у меня обстоят дела с Гилом Хейтом. Значит, размышлял я, он
предпочел, чтобы я не рыскал по округе, разыскивая его. Следовательно, мне
известно, где он. Я вошел в дом, переоделся и переобулся, вышел через
веранду и направился вверх по ручью. Первые несколько сотен ярдов я шел
обычным шагом, приблизившись же к месту для пикников, пошел осторожнее,
без лишнего шума. Ручей журчал всего в тридцати футах от того камня, где
мы уже как-то беседовали с Вулфом, и там было довольно шумно.
  На камне лежали пиджак, жилет, рюкзак и книга. Вулфа нигде не было
видно, однако, подойдя к самому берегу, который круто обрывался вниз, я
его увидел. Закатав брюки выше колен и засучив рукава желтой сорочки, он
блаженно стоял на валуне, его ноги омывал ручей.
  Я постарался перекричать шум воды:
  - У вас отмерзнут пальцы. Он повернул голову.
  - Когда ты вернулся?
  - Полчаса назад. Перекусил и сразу же пришел сюда. Где ваши запонки?
  - В кармане пиджака.
  Я вернулся к камню, поднял пиджак и нашел в правом кармане его
запонки. Эти два изумруда от Мюзо, больше яйца малиновки, когда-то
украшали серьги одной женщины, которая, умирая, завещала их Вулфу. Не
далее как год назад один человек предложил за них моему патрону тридцать
пять штук, и мне не хотелось, чтобы к моим расходам на поезд в Нью-Йорк
прибавилась еще и их стоимость. Я положил их себе в карман и, кладя пиджак
на место, заметил, что Вулф читал "В круге первом" Александра Солженицына,
а вовсе не книгу об индейцах.
  - Я встретил одну мисс, которая могла бы рассказать вам о
краснокожих, особенно о племенах, живших к западу от Миссисипи. Между
прочим, она добавила к алиби Гила Хейта две ноги и пиджак из перьев.
  - А именно?
  - Забудьте о нем.
  Вулф пошевелил ногами, подвигал ими вправо и влево, взад и вперед,
нащупывая место поудобней, потом выпрямился и стал лицом к берегу. Зная,
как легко потерять равновесие, ступая по этим скользким камням, я поставил
пять против одного, что он шлепнется в воду. Однако этого не произошло.
Добравшись до больного плоского куска гранита примерно посередине спуска,
где лежали его туфли с носками, Вулф сел и сказал:
  - Докладывайте.
  - Только когда вы подниметесь сюда и будете вне опасности.
  - Не могу же я надеть носки прямо на мокрые ноги?
  - Надо было захватить полотенце. - Решив последовать примеру Вулфа, я
тоже присел на край спуска. - Слово в слово?
  - Если еще не разучился.
  Я принялся за дело. Сначала доложил о кратком обмене любезностями с
Гилбертом и папочкой Хейтом, о подписанном мальчишкой заявлении, которое я
зачитал, а затем перешел к Бесси Ботон. Дословная передача беседы давалась
мне нелегко, поскольку я не практиковался с июня, зато когда я разошелся и
обрел былую сноровку, мне это стало доставлять истинное удовольствие.
Когда я добрался до дегтя с перьями, моя речь лилась гладко, будто с
магнитофонной ленты, хотя прежде я никогда не делал это в столь необычных
условиях.
  - Если мы и найдем замену Харви, то это будет отнюдь не Гилберт Хейт,
- заключил я свой рассказ. Мисс Ботон снабдила его алиби до половины
пятого. Более чем вероятно, что она рассказывает все, как было, но даже
если она лгунья, то чертовски ловкая, и любой состав присяжных проглотит
ее ложь вместе с крючком, дегтем и перьями. Но проблема даже не в этом,
ибо присяжным выслушивать ее показания не придется. Для нас теперь главная
проблема в Джессапе. Вы как-то назвали его ослом, но эти животные бывают
двух видов. Он что - непроходимый осел?
  - Нет.
  - Тогда забудем о Гиле.
  - Черт бы его побрал!
  Вулф потянулся за носками и туфлями, надел их, отыскав хорошую опору
для ног, выпрямился и поднялся наверх. Руки я ему не предложил, потому как
он бы не принял, к тому же чем больше он будет двигаться, тем лучше для
него. Я вытащил из кармана запонки. Разумеется, мне пришлось их вставить -
не мог же он появиться в хижине с расстегнутыми манжетами. Вулф подошел к
камню, надел жилет, пиджак, сел и спросил:
  - Что такое настоящая форель по-монтански?
  - Хороший вопрос, - ответил я, - я рад, что вы его задали. - Я сел на
другой камень. - Смотря кто ее готовит, да еще когда и где. Первая
настоящая форель по-монтански - то есть приготовленная бледнолицым,
вероятно, восходит по времени к экспедиции Льюиса и Кларка "Речь идет об
экспедиции Мериуэзера Льюиса (1774 - 1809) и Уильяма Кларка (1770 - 1839)
в Монтану, состоявшейся в 1805 году." и представляет собой поджаренную на
костре в ржавой сковородке на буйволином жиру рыбу с солью. С тех пор
опробовались сотни способов, в зависимости от того, что было под рукой. В
скобяной лавке Тимбербурга есть один старожил, который утверждает, что для
приготовления настоящей форели по-монтански надо смазать жиром от бекона
оберточную бумагу, завернуть в нее рыбу вместе с головой и с хвостом,
посолить, поперчить как следует и засунуть в духовку или походную плиту,
разогрев последнюю как можно сильнее. Время жарки зависит от размеров
рыбы. Миссис Грив научилась приготовлению этого блюда от своего дяди. Она
усовершенствовала две детали: вместо оберточной бумаги пользуется
алюминиевой фольгой, а вместо походной чугунки духовкой электрической
печки. Это очень просто. На лист фольги положите тонкий кусочек ветчины
примерно три дюйма шириной, смочите его жидким сахаром, посыпьте
нарезанным луком, добавьте несколько капель вустерширского соуса. Затем
положите на лист выпотрошенную форель и посолите ее. Повторите операции с
жидким сахаром, луком и вустерширским соусом, заверните рыбу в фольгу и
суньте в горячую духовку. Для рыб разных размеров, время приготовления
разное. Готовое блюдо следует подавать на стол в фольге.
  Вулф не нахмурился и не проворчал, а лишь сказал:
  - Она наверняка съедобна!
  - Еще бы! Я обратил внимание на одну интересную деталь: вы ни слова
не проронили о еде, вы забыли даже об оладьях и запасах из холодильника.
Очевидно, еще по пути в аэропорт, вы дали себе слово чести, что воспримете
оскорбления ваших вкусовых ощущений без единого звука. Я уже слышу, как вы
рассказываете об этом Фрицу по нашему возвращению - если это когда-нибудь
произойдет. Надеюсь, они наловят много рыбы. А что вы думаете о
консервированном мясном бульоне?
  Я полагал, ему станет легче, если он выговорится, но он, очевидно,
так не считал.
  - В Сент-Луис ты не поедешь. Ты нужен здесь, - сказал Вулф.
  - Разумеется. Проверять алиби.
  - Фу. У тебя есть комментарии по поводу вчерашнего вечера?
  - Ничего, кроме того, что я высказал на обратном пути, и того, что
высказали вы. Мне понравилось, что Фарнхэм упомянул о закладной на его
дом. Может, это прольет хоть какой-то свет. Ну, а как насчет того, что Сэм
Пикок старался не упоминать о том утре, когда Броделл пошел взглянуть на
Берри-крик? Вам пришлось дважды его прервать, а когда вы спросили, не
обмолвился ли Броделл о встрече с кем-нибудь, он стал теребить шейный
платок и заявил, что вы задаете слишком много вопросов. Если бы Броделл
был жив, я бы с удовольствием расспросил его о том утре в четверг.
  - Мы бы нашли мистера Пикока, если бы поехали туда прямо сейчас?
  - В это время дня в субботу? Сомневаюсь.
  - А он придет сегодня вечером к мистеру Степаняну?
  - Он всегда там бывает.
  - Значит, мы его увидим.
  - Мы?! Вы пойдете туда?!
  Его слова произвели на меня такое впечатление, что я буквально
вытаращил на него глаза.
  - Пить хочется, - сказал Вулф. - В ручье лежат две банки пива.
  Я поднялся и пошел за ними.


                                  Глава 8


  В двадцать минут шестого мы, четверо мужчин, сидели в передней
комнате дома Гривов, где были развешены картины, ленточки и медали и
хранились серебряный кубок и седло. Кэрол Грив и Флора Итон, несчастная
вдова, готовили на кухне настоящую форель по-монтански к назначенной на
шесть трапезе. Алма была где-то с младенцем. Мы с Вулфом прибыли в пять,
Пит Инголс и Эмметт Лейк уже поджидали нас; Мела Фокса задержала какая-то
неприятность с одной из лошадей. Ковбой Эмметт - мужчина лет сорока с
лишним сказал всего два слова: "Садитесь здесь", зато Пит был многословен.
Судя по его телосложению, можно было подумать, что он атлет, однако он
оказался аспирантом Калифорнийского университета в Беркли, изучавшим
палеонтологию, и уже третье лето проводил на "Ранчо Дж. Р." Вулф
поинтересовался у него по поводу демонстраций в Беркли, подбросив ряд
замечаний, и мы потихоньку так бы и дотянули до ужина, не появись Мел
фоке. Извинившись за опоздание, он пожал Вулфу руку, пододвинул стул
поближе ко мне, садясь одернул свои "ливайсы" - такая у него была
привычка, - посмотрел на руки, сказал, что даже не успел умыться, и
спросил, не пропустил ли он чего-то важного. Вулф покачал головой.
  - Мы ждали вас. Я здесь уже три дня, мистер Фоке, и вы, наверное,
недоумеваете, почему я не встретился с вами раньше.
  - Да нет, я был слишком занят, чтобы размышлять над этим.
  - Завидую. А я только и делал, что размышлял. - Вулф окинул всех
взглядом. - Меня, джентльмены, познакомил с вами мистер Гудвин, и назови
он какую-либо причину, по которой можно было бы заподозрить кого-то из вас
в убийстве Филипа Броделла, я бы не стал тянуть с нашей беседой. Я все еще
не потерял слабую надежду, что кто-то из вас, сам того не подозревая,
знает что-то стоящее. Если бы я стал задавать вам вопросы, на это ушло бы
несколько дней. Поэтому давайте просто побеседуем. Мистер Фоке, начнем с
вас. Расскажите мне о Филипе Броделле и его гибели.
  - Ну, какой из меня рассказчик? - Мел взглянул на меня, потом перевел
взгляд на Вулфа. - Я вроде бы все сообщил Арчи.
  - Знаю, но позвольте все-таки вас послушать. Начинайте!
  - Ну что ж. - Мел закинул ногу на ногу. - Я перебросился с Броделлом
самое большее двумя дюжинами слов. Еще прошлым летом. Однажды воскресным
утром я делал кое-какие покупки у Вотера, а он подошел ко мне,
представился и сказал, что хочет купить старую веревку. Он спросил, нет ли
у меня такой и не продам ли я ее ему. Да, пожалуй, даже и двух дюжин слов
не набралось бы. Я сказал, что такой веревки у меня нет. Возможно, я видел
Броделла еще раза два, но не говорил с ним - он меня совершенно не
интересовал. А когда выяснилось, что он отец малыша Алмы, его здесь уже не
было. Тогда, разумеется, он для меня уже что-то значил, потому что Алма...
Ну, когда ей было всего пять лет я вытаскивал иглы дикобраза у нее из
ноги. О Броделле тогда много судачили, но мне особенно нечего было
сказать, разве только то, что я бы с него живьем спустил шкуру.
  - Возможно, вас и следует подозревать?
  - Как хотите. Шериф меня тоже подозревал.
  - А сейчас?
  - Харви оказался добычей позаманчивей меня, и он пришил это дело ему.
К тому же Харви в тот день был один, со мной же постоянно находился Эмметт
Лейк, а какое-то время и Пит Инголс. Шериф знает, что Эмметт ради меня
врать не станет - ведь он считает, что моя работа должна была достаться
именно ему.
  - Вздор, - заметил Эмметт.
  На него не обратили внимания. Вулф спросил у Мела:
  - Вы знали, что Броделл вернулся?
  - Это знали все. Пит рассказал нам об этом на другой день после
приезда Броделла, во вторник. В тот вечер после ужина между нами троими
вышел крупный спор. Пит считал, что нам следует помочь Харви с Кэрол и
понаблюдать за Алмой, чтобы не позволить ей снова встретиться с этим
мерзавцем. Эмметт доказывал, что нам не нужно ни во что лезть, потому что
Броделл может на Алме жениться, а я сказал, что мы должны предоставить это
отцу с матерью. Как и в любом споре, все остались при своем. Однако наутро
ни Харви, ни Кэрол ничего не сказали. А каждый из нас занимался своим
делом. Пит после ужина куда-то исчез, а у Эмметта разболелся живот, и он
лег. Все это я уже рассказывал Арчи.
  - Знаю. Спор возобновился в среду вечером?
  - В какой-то мере. Мы немного успокоились и спорили не так горячо. В
четверг мы тоже спорили, но уже совсем вяло. Харви сказал нам со слов
Кэрол, что Алма не видела Броделла и видеть его не собирается. Но, как я
рассказал Арчи, мы с Питом толковали о Броделле после ужина возле большого
загона. А он в то время уже лежал на валуне с двумя дырками в теле. Меня
это еще раз убедило, что зачастую говоришь о том, что не соответствует
ситуации.
  - Продолжайте, пожалуйста. Мел покачал головой.
  - А нечего продолжать. Я знаю, вы хотите доказать, что Броделла
застрелил не Харви, а кто-то другой. Я тоже хочу этого не меньше вас с
Арчи, но ведь прежде чем клеймить теленка, который спрятался в кустах, его
нужно найти и связать. Как насчет мальчишки Хейта?
  - Мистер Гудвин его исключает.
  - Пустой номер. Мел, - сказал я. - Я потратил на него все утро, но
там все чисто.
  - А где же нечисто?
  - Пока нигде. Потому мы и собрались здесь. Мистер Вулф надеялся, что
вы скажете что-то такое о Броделле, что наведет нас на правильный путь.
  Я был слишком занят и особенно не прислушивался к разговорам. За эти
две недели я всего раз был за ручьем, хотел повидаться с Харви в
Тимбербурге, но Морли Хейт мне не позволил. Боже, как бы мне хотелось,
чтобы на нем поставили клеймо.
  Взгляд Вулфа переместился направо.
  - Мистер Лейк, расскажите мне о мистере Броделле.
  - Черт бы его побрал, этого Броделла! - сказал Эмметт.
  Правда, выразился он иначе. Около года тому назад я получил письмо на
четырех страницах от одной старой леди из города Уичито, штата Канзас, в
котором сообщалось, что она прочла все мои опусы и что, как только каждому
или каждой из ее четырнадцати внуков и внучек исполнялось двенадцать лет,
она дарила им экземпляры моих сочинений, чтобы им было с чего начать. Если
я возьму и напишу, что на самом деле сказал Эмметт Лейк, я почти наверняка
потеряю старую леди, не говоря уже о внуках, которым еще нет двенадцати.
Цензуру я люблю не больше вас, и если в конечном счете оказалось бы, что
именно Эмметт застрелил Броделла, мне пришлось бы передать его слова без
купюр и навсегда распрощаться с Уичито. Но Эмметт к этому делу отношения
не имел, поэтому его речь мне пришлось подредактировать. Тем же из вас,
кому нравятся крепкие выражения, придется щедро восполнять их самим.
  - Черт бы его побрал (А. Г.), этого Броделла, - сказал Эмметт.
  - Это невозможно, - ответил Пит Инголс. - Он умер, и его похоронили.
  - Именно я высказал предположение, что этот мерзкий (А. Г.) тип (А.
Г.) может жениться на ней, что лишь доказывает, каким я оказался жутким
(А. Г.) невеждой (А. Г.).
  - Я полагал, ты испытываешь сострадание, - отозвался Пит.
  - Вздор. Я сказал, как мне это представлялось. Каждая живая (А. Г.)
женщина (А. Г.) - прирожденная сирена (А. Г.).'Я назвал его мерзким (А.
Г.) типом (А. Г.), потому что он не местный, а все похотливые (А. Г.)
дьюды вполне могут побросать свои распрекрасные (А. Г.) дома, когда...
  А, вздор (А. Г.), для примера достаточно. Цензура - слишком хлопотное
дело. Полностью обойти вниманием слова Эмметта Лейка я не мог, поскольку
он их произносил, но, по-моему, хватит. Вулф терпел это несколько дольше -
он может вынести что угодно, если есть надежда на то, что это хоть как-то
поможет, а затем прервал его, да таким тоном, от которого Эмметт застыл на
полуслове.
  - Спасибо, мистер Лейк. Мистер Инголс, - обратился он к Питу, - вы
продемонстрировали, что тоже обладаете солидным словарным запасом, пусть и
не таким цветистым. Мистер Гудвин сообщил мне, что вы обменялись с
Броделлом несколькими словами.
  - В прошлом году, - ответил Пит, - В этом году я его не видел.
Полагаю, Арчи сообщил вам, что я согласен с ним относительно Харви, только
по другой причине. Харви никогда не убьет просто так живое существо, если
только не вознамерится его съесть. Он даже по койотам не стреляет. Когда я
только начал работать здесь, одна из лошадей сломала ногу. Харви не смог
ее пристрелить, это пришлось сделать Мелу. Ну так вот, я хочу сказать, что
такой человек не сможет убить другого, поддавшись порыву, а предположить,
будто он специально возьмет ружье, выследит человека и укокошит его - это
и вовсе смехотворно. Я знаю достаточно о...
  - Мистер Инголс, мистеру Гриву не нужен адвокат, - сказал Вулф. - Вы
часто виделись прошлым летом с мистером Броделлом?
  Пит повернул руки ладонями вверх. У него был богатый набор жестов.
  - Я бы не сказал: "виделись". Это не одно и то же - быть вместе с
человеком или просто находиться там, где в это время находится он. Я
произвел на Броделла впечатление. Он познакомился со мной, потому что
знал: мой отец - преуспевающий бизнесмен и занимается недвижимостью, а я -
аспирант-палеонтолог. Броделлу очень хотелось знать, как мне удалось
отвязаться от отца. Это его слово - отвязаться. Ему хотелось вырваться на
свободу, а отец упорно не отпускал его из своей газеты.
  - А чем он хотел заниматься?
  - Ничем.
  - Вздор. Ничего не хочет делать только святой. Пит улыбнулся.
  - Здорово, парень. Кто это сказал?
  - Я.
  - А кто сказал первым?
  - Я редко позволяю себе цитировать, а если и позволяю, то не у себя
за спиной.
  - Постараюсь проверить по справочникам. Если обнаружу эту цитату, то
пошлю вам ворону, чтобы вы ее съели. Однако вернемся к нашему разговору.
Следует, пожалуй, сказать, что единственную тягу Броделл испытывал к
негативным поступкам. Я старался его избегать. Когда он вознамерился
устроить нам свидание с двумя девушками из Тимбербурга, я с благодарностью
отклонил его предложение. Ну и так далее. По сути, я видел его очень мало,
если не считать субботних вечеров у Вуди. Раз или два наткнулся на него у
Вотера, или он наткнулся на меня, а однажды мы вчетвером провели вечер в
кегельбане в Тимбербурге. De mortius nil nisi bonum "De mortius nil nisi
bonum (лат.) - о мертвых хорошо или ничего.", но с ним было скучно. Очень
скучно. На другой день после его смерти мне в голову пришло, что вряд ли
он за свою жизнь вызвал чье-то сочувствие. Ему было тридцать пять лет.
Умер он, наверное, за минуту, а то и меньше, так вот, за эту минуту он,
пожалуй, вызвал больше сочувствия, чем за все тридцать пять лет своей
жизни. Я посчитал: в тридцати пяти годах восемнадцать миллионов триста
девяносто шесть тысяч минут. Вы просили поговорить о Филипе Броделле и его
смерти. Никудышный получился некролог.
  - И, похоже, неудачный, - заметил Вулф. - Он, судя по всему, вызвал
сочувствие мисс Грив. Хотя, как выразился бы мистер Лейк, она сама могла
себя завести.
  - Один ноль в вашу пользу, - сказал Пит и задумался. - Но это всего
лишь из области семантики: "завести". Обязательно, что ли, мужчине или
женщине нужно заводиться? Разумеется, нет. Некоторым - да, но таких
меньшинство; большинство женщин позволяют задрать себе юбку только потому,
что их давно разбирает любопытство. Жаль, что я плохо знаю Алму и не могу
ее спросить об этом. Я не верю, чтобы он смог вызвать у нее сочувствие.
Любопытство зачастую настолько сильно, что перед ним не может устоять
никто. Я работаю с бренными останками и думаю, что еще в девонский или
даже в силурийский период... Привет, Алма!
  Девушка вошла в комнату. Четверо из нас встали. Привычка вставать,
когда входит особа женского пола, оказалась более живучей в Монтане, чем в
Манхэттене, и, разумеется, когда Мел с Эмметтом поднялись, мы с Питом тоже
встали. Вулф не шелохнулся. Он почти никогда не встает, когда в его
кабинет входит женщина, к тому же за последние три дня он нарушил столько
устоявшихся правил, что для него, наверное, истинным удовлетворением
оказалось не нарушать хотя бы это.
  - Прошу вас к столу. Идите, ешьте, пока не застыл жир, - сказала Алма.
  Мел пошел мыть руки, а мы вчетвером направились в столовую, которую
пристроили по просьбе Кэрол, когда Лили ремонтировала дом. Вулфа усадили
между Кэрол и Алмой, я оказался напротив, поэтому у меня появилась хорошая
возможность наблюдать, как он прореагирует на томатный суп из консервной
банки. Вулф мгновенно опустошил свою тарелку. Единственную странность в
его поведении отметил я один: он сделал все возможное, чтобы не
встретиться со мной взглядом. Флора сидела между Мелом и Эмметтом. Она
помогла Кэрол и Алме убрать тарелки из-под супа и принести блюда с
картофельным пюре, фасолью и луком в сметане. А потом последовала
настоящая форель по-монтански, которую Кэрол и Алма принесли на больших
подносах. Самая крупная рыбина в фольге досталась Вулфу. Я заранее
предупредил его, что форель не надо перекладывать на тарелку, а следует
развернуть фольгу и есть прямо с нее. Он так и сделал. Вулфу достался
прекрасный экземпляр: крупная пятнадцатидюймовая радужная форель, которую
поймала Лили и которую с гордостью показала, и я надеялся, что рыба
запеклась как следует. Вулф, умело орудуя ножом и вилкой, положил кусочек
в рот, пожевал, проглотил и сказал:
  - Замечательно!
  Это все и решило: я попрошу его о повышении жалованья. Коль он пошел
на такое лишь ради того, чтобы я вернулся домой, значит, мне явно
недоплачивали.


                                  Глава 9


  Ниро Вулф сказал Вудро Степаняну:
  - Рассмотрев вопрос со всех сторон, возможно, я и соглашусь с вами. Я
лишь сказал то, что хотел сказать: большинство ваших сограждан на такое не
способны.
  Было без двадцати девять. Мы находились в средней части Холла
культуры, которую Лили называла "Галереей". Двери в кино-и танцзалы были
закрыты: фильм еще не закончился, а скачки еще не начались. На "Ранчо Дж.
Р." мы усвоили лишь одно: форель, запеченная в фольге с ветчиной, жидким
сахаром, луком и вустерширским соусом, легко усваивается. Может, мы
добились чего-то от Мела, Эмметта и Пита, но я этого не заметил. Зато я
получил важную весть от Сола Пэнзера, когда позвонил ему по телефону от
Гривов. Если Филип Броделл во время его наездов в Нью-Йорк и встречался с
Дианой Кэдэни или Уэйдом Уорти, никаких доказательств этого Сол не
обнаружил и считал, что шансов обнаружить их почти нет.
  Слова Вулфа о том, что он может согласиться с Вуди, относились к
надписи, висевшей на стене позади письменного стола хозяина заведения -
большой карточке в самодельной рамке, на которой Вуди собственноручно
вывел гигантскими буквами:

  "НУ ЧТО Ж ДЕЛАТЬ, ПРИДЕТСЯ ГОРЕТЬ В АДУ.
  Марк Твен. "Приключения Гекльберри Финна".

  Вулф спросил, почему эти слова вставлены в рамку, а Вуди ответил:
потому что считает их величайшим изречением во всей американской
литературе. Вулф спросил, почему Вуди так думает, а тот ответил: потому
что в этих словах выражен основополагающий принцип жизни в Америке - ни
один человек не должен никому позволять решать за себя; а удивительны они
потому, что их произносит не мужчина, а мальчик, сроду не прочитавший ни
одной книжки. Это доказывает, что он с этой мыслью родился, поскольку он
американец.
  У меня были свои дела, но я остался послушать, решив, что смогу
узнать что-нибудь новенькое об Америке и ее литературе. Когда Вулф заявил,
что большинство сограждан Вуди не согласятся с ним, тот спросил, какое
изречение они смогли бы счесть более великим, и Вулф ответил:
  - Я мог бы предложить с десяток, если не больше, но самое удачное
тоже висит у вас на стене. - Он указал на заключенную в рамку фразу из
"Декларации независимости": "Все люди созданы равными".
  Вуди кивнул.
  - Разумеется, изречение великое, но при всем моем уважении к
"Декларации", это ложь. Добрая ложь во имя доброй цели, но все-таки ложь.
  - Только не в том контексте. В качестве биологической предпосылки оно
оказалось бы абсурдом, зато это мощное орудие истины. Ее назначением было
не убеждать, а ставить в тупик. - Вулф снова указал рукой. - А что там?
  "Там" висело еще одно написанное от руки изречение, но я не мог
показать его вам - у меня не оказалось при себе камеры, чтобы запечатлеть
эти иероглифы. Очевидно, в нем содержалось восемь или девять слов, но
каких... Два слова поменьше, внизу, я прочел: "Степан Орбелян".
  - Оно гораздо старше, - сказал Вуди. - Ему лет семьсот. Я не уверен в
том, что это великое изречение, но испытываю к нему большую симпатию,
потому что оно очень тонкое. Тот человек, Степан Орбелян, написал его на
древнеармянском языке, и в нем говорится: "Я люблю мою страну, потому что
она моя". Разумеется, все далеко не так просто. Здесь подразумевается уйма
самых разных вещей, что, казалось бы, невозможно выразить восемью словами.
Позвольте спросить, вы согласны с этим изречением?
  Вулф хмыкнул.
  - Я согласен, что оно тонкое. Необыкновенно тонкое. Давайте присядем
и обсудим его.
  Меня в помощники не пригласили, поэтому я отправился по своему делу,
состоявшему всего-навсего в выполнении обязанностей шофера: я поехал к
хижине, чтобы привезти Лили, Диану и Уэйда Уорти. Я ожидал, что найду Лили
и Уэйда в гостиной, а Диана еще не будет готова. Так оно и оказалось.
Разумеется, девять женщин из десяти постоянно опаздывают, но Диане, кроме
того, всякий раз непременно надо было появляться торжественно, как на
сцене. Во время завтрака она никогда не приходила на кухню - она туда
прибывала. Выход без публики - это не выход, и чем больше аудитория, тем
лучше. Мы договорились, что я приеду за ними сразу после девяти. И вот
когда я с упоением рассказывал Лили и Уэйду о беседе, возникшей между
мистером Вулфом и мистером Степаняном, Диана, что называется, вплыла в
комнату. Она была в красном шелковом платье, смело открытом вверху, зато
достававшем чуть ли не до щиколоток. У Лили были другие представления о
моде - она надела бледно-розовую блузку и белые брюки.
  Когда мы приехали в Лейм-Хорс, свободного места для парковки перед
заведением Вуди уже не осталось. Я завернул за угол и остановил машину в
укромном уголке около магазина Вотера. Я не ожидал увидеть в вестибюле
Вулфа. Мы заранее попросили у Вуди разрешения воспользоваться его жилыми
помещениями, и он, при всем своем уважении, нам его дал, а с Вулфом
договорились, что я при первой же возможности эскортирую туда Сэма Пикока.
Однако Вулф оказался в вестибюле - он сидел на стуле со слишком узким для
него сиденьем у задней стены и был не один. Представители закона почти
никогда по субботним вечерам не показывались в Холле культуры, поскольку
Вуди обычно сам следил за порядком. Лишь случайно мог заглянуть
полицейский в униформе. Однако в тот вечер у Вуди в гостях был не только
шериф Морли Хейт, восседавший на стуле примерно в трех шагах справа от
моего патрона, но и один из его заместителей - потрепанный тип именно с
такими плечами, о которых мечтал Хейт. Звали его Эд Уэлч. Он стоял у двери
справа, рядом с кассиром. Диана с Уэйдом направились в танцзал, но Лили
осталась со мной, она посмотрела на Уэлча, потом на Хейта и спросила меня
достаточно громко:
  - По-моему, я где-то уже видела этого человека, а? Чтобы избавить
меня от хлопот подбирать соответствующую реплику, она направилась к двери.
Я подошел к Вулфу и спросил:
  - Вы знакомы с шерифом Хейтом?
  - Нет.
  - Вот он. - Я нарочно указал на него пальцем. - Хотите познакомиться?
  - Нет.
  Я повернулся к Хейту.
  - Добрый вечер! Желаете что-нибудь спросить у меня или у мистера
Вулфа? Или что-нибудь нам сказать?
  - Нет, - тихо рявкнул он.
  Решив, что с меня хватит пока этих "нет", я направился к кассиру,
протянул ему два доллара и прошел в зал. Музыканты отдыхали, но, пока я
пробирался к тому месту, где, как я знал, найду Лили, они заиграли что-то
мне незнакомое. Тут Лили подошла ко мне, и мы отключились. Мы столько
часов протанцевали вместе, под самые разнообразные ритмы и мелодии, что на
танцевальной площадке превращались в одно четырехногое существо.
  Обычно, танцуя, мы особенно не разговаривали, но сейчас Лили уже
через минуту сказала:
  - Он вошел сюда следом за тобой.
  - Кто? Хейт?
  - Нет, другой.
  - Я так и думал. Мне не хотелось оглядываться, ибо это доставило бы
ему удовольствие.
  Через минуту Лили снова обратилась ко мне:
  - И чего эта обезьяна там сидит?
  - Надеется, что появится предлог вышвырнуть нас из этого округа.
  Еще через минуту, когда мы наблюдали, как Диана скачет с парнем в
пурпурной сорочке и "ливайсах", а Уэйд - с девушкой в мини-юбке и свитере,
Лили снова проговорила:
  - Ты же сказал, он будет сидеть у Вуди.
  - Он сам так сказал. Очевидно, решил понаблюдать за стадом и выявить
убийцу. От Вулфа можно ожидать чего угодно.
  Еще через две минуты:
  - А что с Сэмом Пикоком? Нет, беру свои слова обратно. Больше не буду
задавать вопросы. Просто я заметила, с каким он сидит выражением, и если
танцы будут продолжаться слишком долго, он меня возненавидит. Черт побери,
он единственный человек на земле, которого я боюсь. Ты расскажешь мне о
Сэме Пикоке или нет?
  - Нет. Может, он даст нам ключ к разгадке, а может и нет. А о Ниро
Вулфе забудь. Это пойдет ему на пользу. Он даже съел немного картофельного
пюре у Кэрол. Ты его в это дело не втягивала, я тоже. Он влез в него сам и
полностью отдает себе в этом отчет. Он во всем отдает себе отчет.
  - Сэма Пикока я здесь пока не видела.
  - Он всегда заявляется поздно. На прошлой неделе пришел почти в
одиннадцать. Помнишь, я тебе рассказывал, что слышал, как он сказал одной
девушке, что когда был младенцем, мать приходилось привязывать перед
кормлением его грудью.
  Когда оркестр остановился передохнуть, я отвел Лили к ее любимому
месту у открытого окна, а сам совершил круг по залу, чтобы посмотреть, как
обстоят дела и пораскинуть мозгами. Уэлч стоял у возвышения для оркестра,
и я прошел мимо него, чуть не зацепив его локтем, желая
продемонстрировать, что он для меня не существует. Если Морли Хейт так и
останется сидеть на стуле в вестибюле, когда Вулф пройдет в жилую часть
дома, значит, они что-то затевают. Увидев, что я отвел Сэма к Вулфу, Хейт,
само собой, затаится и, как только Сэм выйдет, накинет на него ошейник, а
Сэм - единственный человек, из кого Вулф может вытянуть что-то стоящее. И
дело не в том, что ему не хотелось распространяться о том четверге, когда
Броделл отправился на Берри-крик - ведь во вторник и среду Броделл общался
только с ним и ни с кем больше. А если бы Вулф что-то из Сэма вытянул, Сэм
наверняка бы не устоял и перед Хейтом. Перспектива, что едва забрезживший
для нас свет может забрезжить и для Хейта, тоже меня не устраивала, и я
знал, что и Вулфа тоже. Пробравшись к двери, я окинул взглядом вестибюль.
Хейт сидел за столом Вуди с книжкой в руках, но Вулфа там уже не было.
  Расхаживая по залу в течение получаса, пока играл оркестр, я увидел
примерно сто восемьдесят три лица из тех, которые видел прежде; около
половины из этих людей я знал по именам, включая тех, с кем я вас уже
знакомил: всех с ранчо Фарнхэма, Пита Инголса и Эмметта Лейка с "Ранчо Дж.
Р.". Пит танцевал с Лили, и когда они оказались рядом, она пригрозила мне
пальцем. Сэма Пикока по-прежнему не было, но я увидел его знакомую, ту
девушку, которая неделей раньше сказала ему, что он ужасно выглядит. Она
была в той же самой блузке вишневого цвета или точно в такой же. Когда
оркестр сделал передышку и она с видом явного недовольства отошла от
своего партнера, я отвел ее в сторонку и сказал:
  - Я танцую лучше него.
  - Знаю, - буркнула она. - Я видела. Вы - Арчи Гудвин.
  Вблизи она выглядела моложе и симпатичнее. Некоторые девушки вблизи
действительно выглядят лучше...
  - Если вы знаете мое имя, тогда и мне следует знать ваше.
  - Пегги Трюетт. Спасибо за сообщение о том, что вы хорошо танцуете.
Приму к сведению.
  - Ну, это я лишь, чтобы поддержать разговор. Теперь очередь за вами.
Ради этого я к вам и подошел.
  - Ну еще бы. - Она отвела в сторону прядь волнистых светлых волос. -
Я знаю, вы робкий, в этом ваша беда. А я нет. Я бы хотела принять ваше
предложение, но, пожалуй, не приму. Я видела вас здесь много раз,
вероятно, вы меня тоже, но никогда не подходили ко мне прежде, так почему
же подошли именно сейчас? Угадать не так уж трудно - вы хотите спросить
меня о Сэме Пикоке.
  - Да разве с ним что-то случилось?
  - Вы прекрасно знаете, что с ним. Вы и ваш толстяк Ниро Вулф так
обработали его вчера вечером... И все потому, что он прислуживал дьюду, но
ведь у него такая работа. Да я бы на его месте так вам...
  Ее взгляд с моего лица переместился на какую-то точку за моей спиной,
девушка отошла. Она нечаянно задела меня за руку, я повернулся и увидел
Сэма Пикока. Он заметил направлявшуюся к нему Пегги Трюетт и пошел ей
навстречу, а я бросил взгляд на свои часы: до одиннадцати оставалось
девять минут. Оркестр заиграл снова, я приблизился к выходу и стал
наблюдать, как образуются пары:
  Лили и Вуди, Билл Фарнхэм и миссис Эмори, Пит Инголс и Диана Кэдэни,
Арман Дюбуа и какая-то женщина в черном платье, Уэйд Уорти и девушка с
одного ранчо вверх по реке. Эд Уэлч, помощник шерифа, сидел на краю
эстрады около оркестра и обозревал пространство вокруг себя.
  Я был нужен там, как уздечка без удил, а поэтому вышел и направился в
вестибюль. Хейт, положив ноги на стол Вуди, читал журнал. Он молча
посмотрел на меня. Мне тоже нечего было ему сказать. Я прошел взглянуть на
величайшее изречение американской литературы. Вследствие чего оказался на
расстоянии вытянутой руки от Хейта, сосчитал до ста и обернулся. Так и
есть: заместитель тоже следует за мной. В голове у меня возникли три
реплики, одна другой остроумнее, но я наложил на них вето, направился к
двери в конце вестибюля и закрыл ее.
  Я оказался в кухне дома Вуди, очень похожей на ту, что в хижине Лили,
только в миниатюре. За кухней располагались спальня и ванная, тоже
маленькие, использовавшиеся исключительно по назначению, а за ними
комната, которую Лили называла "Музеем". Она была большая, примерно девять
на двенадцать метров, с шестью окнами, и в ней хранились образцы почти
всех товаров, которыми торговал отец Вуди. Чего тут только не было: от
восьми сортов жевательного табака до набора кружевных занавесок на
карнизе. Самым тяжелым экспонатом был двадцатишестидюймовый точильный
камень, а самым большим - некий гибрид маслобойки и мороженицы. Обстановка
в комнате была довольно простая: стулья, осветительные приборы и полки с
книгами в твердых переплетах. Это была личная библиотека Вуди.
  Две книги лежали на столике у стены, а одну держал в руках Ниро Вулф,
расположившийся в просторном кресле у стола. Слева от него горела
настольная лампа, справа на столике с теми двумя книгами стояли стакан и
две бутылки пива, одна пустая, вторая заполнена наполовину. Он здорово
устроился, и мне следовало бы повернуться и уйти, но Вулф поднял глаза и
сказал:
  - Нет, черт побери!
  Он имел в виду, где меня черти носили. Я пододвинул стул поближе к
нему, сел и произнес:
  - Я же говорил вам, он придет поздно. Только что появился.
  - Ты с ним не разговаривал?
  - Нет. Боюсь, из этого ничего не получится.
  - Почему? Он пьян?
  - Нет. Но дело в том, что Хейт все еще торчит там и уходить не
собирается. Скажем, я приведу Сэма, через час или через шесть часов вы
либо чего-то добьетесь от него, либо нет. Если нет, то просто убьете
время. После ухода Сэма произойдет кое-что достойное не просто сожаления.
Хейт займется им и...
  - Я не настолько туп, Арчи. - Он закрыл книгу, предварительно заложив
ее пальцем.
  - Допустим.
  - А это... - он указал рядом с собой, - не выход?
  - Я тоже не тупица. Полагаю, вы обратили внимание на того дюжего
бабуина, который стоял в вестибюле рядом с Хейтом? Возможно, от вас не
укрылось, что, когда я вошел в танцзал, он последовал за мной. Это
заместитель шерифа, Эд Уэлч. Сегодня вечером он приставлен ко мне. Выведи
я Сэма Пикока через центральный выход и проведи вон к той двери, он
непременно проследует за нами, Хейт же, когда Сэм от вас выйдет,
поработает над ним с еще большим усердием. Разумеется, вернуться через вот
эту дверь - я показал на проем рядом с Вулфом, - Сэм тоже бы не смог - там
его поджидает Уэлл. Похоже, мы оба, особенно я, сглупили. Мне следовало
разыскать Сэма днем или даже во время ужина, а вместо этого я кушал эту
чертову форель по-монтански. Так что на память о сегодняшнем вечере у вас
останется лишь рецепт приготовления форели, который вы, разумеется,
сообщите Фрицу, да еще тонкое изречение на древнеармянском языке. Завтра
воскресенье, и у Сэма, вероятно, будет выходной, но я непременно разыщу
его и привезу к вам. Чем больше я думаю об этом деле, тем больше мне
нравится Сэм Пикок. Я просто не могу поверить, чтобы у Броделла не
возникло подозрения, что в округе есть кто-то, кто хотел бы с ним
поквитаться, как не верю тому, что во вторник и в среду, а также и в
четверг, он не сказал полезного для нас слова. По-моему, я говорил нечто
подобное еще три дня назад.
  - Не три, а два. В четверг, после полудня. Ты сказал, что хотел
опробовать на нем мое, как ты выразился, "отфильтровывание", но он
отказался сотрудничать.
  - Отказался - это мягко сказано. Вчера вы вытянули из него больше,
чем я за все три попытки. Правда, теперь я не один и у нас есть
официальные полномочия, и об этом он знает. Предлагаю выйти отсюда через
заднюю дверь, уехать, как следует выспаться, а завтра я постараюсь вам его
доставить. За остальными приеду потом.
  Вулф скорчил гримасу.
  - Который час? - проворчал он. Я посмотрел на часы.
  - Без двадцати четырех полночь.
  - Я остановился как раз на одном месте, которое помогает кое-что
вспомнить. - Он налил пива и открыл книгу. - Тебе, пожалуй, следует
предупредить мисс Роуэн, что мы уезжаем.
  Я сказал, это не обязательно, что обычно мы остаемся здесь до часу, и
заглянул через его плечо узнать, что же помогает ему вспомнить. Это
оказался томик "Очерков" Маколея "Томас Бабинг Маколей (1800 - 1859) -
английский историк, публицист и политический деятель.", и сейчас он читал
о сэре Уильяме Темпле, о котором я понятия не имел, так что мне и нечего
было вспоминать. Я побродил по комнате, разглядывая и ощупывая музейные
экспонаты, но думал о Морли Хейте и Эди Уэлче. Нет, я отнюдь не восхищался
ими. Если шериф и его заместитель так блюдут закон и порядок, что работают
даже в субботу вечером, значит у них нет важнее дел, чем подловить двух
достопочтенных граждан, которым окружной прокурор предоставил официальные
полномочия расследовать преступление в их же округе. Надо было каким-то
образом ухитриться утереть им нос, и я раздумывал над тремя или четырьмя
способами сделать это, но ни один из них меня не устраивал.
  Была почти полночь, когда Вулф допил пиво, закрыл книгу, выключил
настольную лампу, взял две другие книги, отнес все три на место и
посмотрел на меня:
  - Стакан и бутылки?
  Находись он дома в это время суток, ему самому пришлось бы относить
их на кухню, но сейчас он находился далеко от дома, и поэтому я отнес их
сам. Когда я вернулся из кухни, он сидел уже в другом кресле, наклонившись
и отогнув уголок ковра. Он знал толк в коврах, и я догадался, о чем он
думает, хотя он не произнес ни слова. Опустив уголок, Вулф встал, я открыл
заднюю дверь, и он спросил, следует ли нам выключить свет. Я ответил, что
выключу, когда вернусь.
  Слабое освещение от задрапированных окон помогло нам пройти первые
двадцать ярдов, но когда мы свернули за угол самого длинного крыла
магазина Вотера, стало страшно темно - луну и почти все звезды закрывали
облака. Мы осторожно продвигались к машине - она по-прежнему одиноко
стояла там, где я ее оставил. Когда я привез Лили, Диану и Уэйда, то
вытащил ключ зажигания, но дверцы не запер. Сейчас, пройдя вперед и считая
это обычной любезностью, а отнюдь не баловством, открыл дверцу для Вулфа.
Загорелся свет, и мы оба увидели его на заднем сиденье, с которого
свешивались голова и ноги.
  Вулф взглянул на меня и отступил на шаг, чтобы я смог открыть заднюю
дверцу. Мне не хотелось прикасаться ни к дверце, ни к чему-либо еще в
машине, но ведь он мог быть еще живым. Я открыл дверцу и наклонился. Лучше
всего проверить дышит человек или нет, положив на ноздри что-нибудь легкое
и пушистое, но под рукой ничего не оказалось, и я взял его запястье. Пульс
не прощупывался. Рука была еще теплой - да и как могло быть иначе, - всего
час назад я видел его в танцзале. Но уже виднелись две-три запекшиеся
кровинки и ничего больше. Я провел кончиками пальцев по голове и нащупал
глубокую вмятину. Попятившись, выпрямился и сказал:
  - Вряд ли он жив. Я останусь здесь, а вы идите в дом. Как не
печально, но придется вам поставить в известность этого сукиного сына
шерифа. Скажите, чтоб прихватил с собой доктора, там их не меньше двух. Я
полез в багажник, вытащил фонарик, включил его и направил луч на проход
между зданиями. - Это кратчайший путь. Пожалуйста. - Я протянул Вулфу
фонарик, но он его не взял.
  - А нельзя ли...
  - Черт возьми, разумеется, нельзя. Есть один шанс из миллиона, что он
жив, а если так, он может снова заговорить. Вам вовсе не обязательно
докладывать ему, что это Сэм Пикок, скажите, просто, что какой-то мужчина.
Вот, возьмите.
  Вулф взял фонарик и удалился.


                                  Глава 10


  Человеческий разум - это нечто совершенно непостижимое, по крайней
мере, мой. Сейчас я мог бы занять его уймой других вопросов, но меня мучил
один: как Лили доберется домой? Я, можно сказать, ответил на него и уже
решил, над чем думать в следующую очередь, когда в проходе раздались шаги.
Это был Хейт - тоже с фонариком, взятым, вероятно, у Лили. Он подошел,
взглянул на труп, повернулся ко мне и спросил:
  - Ваша машина?
  Глупее вопроса он задать не мог бы, даже если бы готовился весь
вечер. Как это могла быть моя машина, если у меня ее нет, о чем он
прекрасно знает?
  - Регистрационную карточку найдете сами, - ответил я. - Доктор где?
  - Садитесь на переднее сиденье и оставайтесь там! - приказал он.
  Хейт переложил фонарик в левую руку, направил свет мне в глаза,
правая рука легла на рукоять пистолета на ремне.
  - Предпочитаю ни к чему в машине не прикасаться, - возразил я. - Если
бы я захотел удрать, я бы, вероятно, уже давно это сделал. В экстренных
ситуациях я неплохо владею собой.
  - Я приказал вам сесть на переднее сиденье! Он вытащил пистолет.
  - Хоть я вас и уважаю, но идите вы к черту! Напрашивался вопрос: или
он и впрямь настолько глуп, что полагает, будто я удеру или наброшусь на
него, или корчит из себя Джона Эдгара Гувера? Я по сей день так и не дал
на него определенного ответа, поскольку последующие события еще более все
запутали. Вскоре послышались спотыкающиеся шаги, и Хейт направил луч
фонарика в ту сторону. Показался лысый мужчина в броском клетчатом пиджаке
спортивного покроя. Это был Фрэнк Милхаус, доктор медицины, которого я
знал в лицо, но не был с ним знаком. Он остановился у багажника и стал
озираться по сторонам, а Хейт сказал:
  - В машине, Фрэнк.
  Доктор заглянул в салон, повернулся к Хейту и спросил:
  - Что с ним такое?
  - Это вам должно быть лучше известно, - парировал Хейт.
  Поставив левое колено на сиденье, Милхаус приступил к осмотру. Через
три минуты он сказал:
  - Его раза три сильно ударили по голове. По-моему, он мертв, но я не
могу быть до конца уверен, пока... Вот и он.
  Это был Эд Уэлч, с фонариком в одной руке и каким-то темным предметом
в другой. Он подошел, взглянул на человека в машине и сказал:
  - Это Сэм Пикок.
  По части нечестной игры никто не мог сравниться с представителями
закона округа Монро. Милхаус взял свой саквояж, поставил на переднее
сиденье, открыл, вытащил стетоскоп и снова принялся осматривать человека,
которого теперь официально определили как Сэма Пикока. Минуты через две он
сказал: "мертв", и принялся убирать стетоскоп.
  - Еще какие-нибудь травмы, кроме ударов по голове?
  - Не знаю. - Милхаус закрыл саквояж и поднял его с сиденья. -
Вероятно, он умер насильственной смертью, но я не патологоанатом.
  - Мы отнесем его туда, где вы смогли бы его спокойно осмотреть.
  - Только не я. - Как вам известно, меня уже один раз арестовывали - с
меня достаточно.
  Он ушел. Хейт бросил что-то ему вслед, но он даже не обернулся. Тогда
Хейт повернулся ко мне и сказал:
  - Вы арестованы. Садитесь на переднее сиденье.
  - По какому обвинению? - спросил я.
  - Задержаны для допроса - пока и этого достаточно. Как главный
свидетель. Садитесь на переднее сиденье.
  - Сейчас вы хозяин положения, - сказал я. - Пока что. Но ведь каждый
дюйм этой машины...
  Я замолчал, заметив, как дернулось плечо шагнувшего ко мне Эда Уэлча.
Это движение было однозначно. Его правый кулак был направлен мне в
челюсть, но я отклонился дюймов на шесть, и кулак не достиг цели. Тут Хейт
ткнул меня пистолетом под ребра. Уэлч снова замахнулся, но я вильнул в
сторону, и кулак лишь слегка меня задел. От такого удара устоял бы даже
манекен, но я зашатался, потерял равновесие и растянулся на земле.
  Уэлч пнул меня ногой, очевидно, целясь в голову, но было довольно
темно, и удар пришелся по плечу. Мне не хочется приводить, что он сказал
при этом, поскольку вы все равно не поверите, но факт есть факт, я его
слова слегка редактирую. Он сказал:
  - Сопротивление при аресте.
  Причем никто ведь кроме меня и Хейта его не слышал. Я посмотрел в
темноту, полагая, что где-то там притаилась публика, на которую он хочет
произвести впечатление, но никого не увидел. Затем он сказал:
  - Эй ты, вставай!
  Я остался лежать, потому что знал, что произойдет, если встану.
Возможно, я недостаточно четко обрисовал ситуацию и не передал состояния,
в котором пребывал после двух недель неудач. А теперь еще и Сэм Пикок
мертв. Мои нервы были на пределе. Останься я на ногах, я бы уложил
вероятно, и Уэлча и Хейта, либо в меня всадили бы несколько пуль. Вот я и
лежал на земле, хотя в бедро мне вонзился острый камешек, а другой,
побольше, оказался под плечом.
  - Вставай, черт бы тебя побрал! - прорычал Уэлч, причем очень грубо.
  Я ожидал, что он снова пнет меня ногой, но Хейт зал:
  - Он уже и так намочил штаны. Если Милхаус проговорится, скоро здесь
соберется целая толпа. Сходи в зал и пришли сюда Фарнхэма и Эверса, если
быстро найдешь его. Позвони доку Хатчинсу, пусть немедленно приедет.
Господи Боже, ведь тело не полагается трогать, пока он его не осмотрит.
  Я знаю точно, сколько там пролежал. Сорок две минуты - с 00.46 до
01.28. Люблю быть свидетелем важных событий. Если бы речь шла только об
Уэлче и Хейте, я бы поднялся гораздо раньше, поскольку вскоре их внимание
отвлекла образовавшаяся прямо на глазах толпа. Неважно, кто пустил слух,
доктор Милхаус, который явно не испытывал любви к Хейту, Фарнхэм или даже
сам Уэлч, и я добрых полчаса имел возможность наблюдать с позиции червя
как Хейт орал и размахивал пистолетом, Уэлч пихался, а Фарнхэм пытался
охранять обе стороны машины. И, надо признать, что с своей работой они
справлялись. Единственным, кому удалось протиснуться к машине, был доктор
Хатчинс, прибывший в 01.19. К тому времени Хейт уже нашел трех или четырех
ребят, которые помогали ему совладать с толпой, еще двоих он попросил
подогнать свои машины и включить фары, чтобы легче было держать ситуацию
под контролем. В 01.28 Хейт стоял всего в четырех шагах от меня,
разговаривая с доктором Хатчинсом. Я решил, что не мешает проверить,
по-прежнему ли он намерен усадить меня на переднее сиденье, и встал. Потом
наклонился отряхнуть брюки, а когда выпрямился, рядом со мной уже оказался
Эд Уэлч. Его правая рука не могла быть сжата в кулак - он держал в ней
пару наручников. Левая потянулась к моей правой, но я сам протянул обе
руки, и он защелкнул наручники. Они оказались какой-то новой модели,
красивые и блестящие.
  - Машина перед фасадом, - сказал он и указал на проход между
корпусами. - Сюда. - Он крепко схватил меня за руку.
  Толпа, вероятно, несколько поредела, но все-таки более сотни пар глаз
наблюдали за тем, как представитель закона уводит с места преступления
взятого под стражу и очевидно опасного бандита. Когда мы уже подходили к
машине, я увидел ее - Лили стояла, освещенная лучом одного из фонариков. С
ней были Диана, Уэйд и Пит Инголс. Они помахали мне, я помахал в ответ -
обеими руками, разумеется, - Лили крикнула:
  - Он у Вуди.
  Я испытал облегчение. Я боялся, что, когда мы доберемся до машины, я
увижу в ней Вулфа, тоже в наручниках, а это было бы уж слишком даже в
создавшейся ситуации.
  В автомобиле, уже развернувшемся перед магазином Вотера, кто-то сидел
на водительском месте. Это был Гил Хейт. Когда Уэлч открыл заднюю дверцу,
Гил повернул голову на длинной шее, и я, садясь, четко произнес:
  - Доброе вутро.
  Он засмеялся, но не подлым, а нервным смехом. Уэлч сел рядом со мной,
захлопнул дверцу и бросил:
  - О'кей, Гил, покатили. Отец велел тебе сразу же вернуться.
  Было четверть третьего, когда мы остановились перед зданием суда в
Тимбербурге. За всю дорогу никто не сказал ни слова. Если трое мужчин
трясутся на ухабах, минуют множество поворотов, и все трое при этом
молчат, значит где-то произошло короткое замыкание, а в данном случае их
было, вероятно два: между Уэлчем и мною и между Гилом и Уэлчем. Наконец,
мы вышли из машины и Уэлч бросил:
  - Скажи отцу, я буду здесь.
  - А Гил ответил:
  - Да.
  Четверо подростков, два парня и две девушки, проходившие мимо,
остановились, увидев меня в наручниках, и у Уэлча, ведшего меня по
ступенькам к входной двери, снова оказались зрители. Из большого вестибюля
он повернул в коридор направо. Мы оказались у двери, в которую я заходил
шестнадцатью часами раньше, только без наручников. Он остановился, вытащил
из кармана связку ключей, сунул один в замочную скважину. Это меня
удивило, поскольку я полагал, что к тому времени в кабинете шерифа уже
непременно кто-то будет. Уэлч щелкнул выключателем на стене, указал мне
жестом на стул за перегородкой, а сам устроился за столом.
  И задал умнейший из вопросов:
  - Портки у тебя уже высохли?
  Это была провокация, и я оставил ее без внимания. Он выдвинул ящик,
вытащил из него несколько отпечатанных бланков, написал что-то сверху
шариковой ручкой - очевидно число и время - и задал мне два вопроса по
существу:
  - Твоя фамилия Арчи Гудвин? А-р-ч-и?
  - Я хочу позвонить своему адвокату, - сказал я.
  Он ощерился. Ему хотелось, чтобы ухмылка была подлая, и именно такой
она и вышла.
  - Каждый вечер в пятницу, - принялся растолковывать он, - Лютер Досон
уезжает в свою хижину в горах к югу от Хелины. Телефона там нет, и...
  - Плевать я хотел на Досона. Я хочу позвонить Томасу Джессапу.
  Ухмылки как не бывало.
  - Джессап не является твоим адвокатом, - заявил Уэлч.
  - Но он адвокат. У меня в кармане подписанная им бумага. Ладно, я
изменяю характер своей просьбы. Я требую. Я хочу позвонить какому-нибудь
адвокату.
  - Я сообщу об этом шерифу, когда увижу его. - А-р-ч-и?
  - Поставьте просто букву "х". Вы, возможно, не знаете что означает
"онеметь", зато я знаю. Еще вы полагаете, что человек не может онеметь,
коли он произносит слова, но сейчас убедитесь, что такое может
происходить. Ни на какие вопросы, даже на самые пустячные, я отвечать не
стану, пока не увижу мистера Джессапа. Спросите меня, что я предпочитаю на
завтрак, ветчину или бекон, и я тоже онемею. Но вы меня об этом еще не
спрашивали, поэтому стоит принести мне и то и другое, а я уж выберу сам.
Или даже лучше, чтобы ничего не пропало...
  Я болтал без остановки, потому что он пытался шевелить мозгами, а
пока я болтал, для него это было невозможно. Разумеется, занимал его не я,
а один человек, имя которого он мог написать правильно, даже не спрашивая:
  Томас Р. Джессап. Ему, вероятно, хотелось посоветоваться с Хейтом, но
с шерифом можно было связаться, только набрав номер телефона Вуди. Когда
он, наконец, все продумал и снял трубку, я ожидал, что он наберет номер
Вуди, но он даже не притронулся к диску. Нажав на кнопку, он через минуту
произнес:
  - Морт? У меня тут есть для тебя один тип. В кабинете шерифа. Приди
забери его... Нет, он может идти... Тебе-то какое дело? Черт побери? Приди
и забери его. Он положил трубку и принялся что-то писать. Я устремил
взгляд на перегородку и стал размышлять о своих возможностях и средствах.
Их не было. Лили, безусловно, пытается найти Досона, а Вулф, наверное,
ищет путей связаться с Джессапом. Я лишь мог пожелать, чтобы им
сопутствовала удача, хотя рассчитывать на нее особенно не приходилось.
Вероятней всего, что на завтрак в воскресенье я не получу ни ветчины, ни
бекона; даже в понедельник их не получу. Вопрос стоял так: могу ли я
сделать хоть что-нибудь? Могу ли, к примеру, сказать Уэлчу что-нибудь
такое, что наверняка отразится на его настроении в оставшиеся часы
уик-энда? Я так ничего и не придумал, когда дверь открылась и появился
Морт. Это был небольшой жилистый парень с длинным красным шрамом на левой
щеке, в серых форменных брюках с перманентной складкой, в грязной серой
сорочке и с револьвером на ремне. Уэлч взглянул на него и спросил:
  - Где твой китель?
  - Здесь жарко, - ответил Морт. - Сделай вид, что не заметил.
  - Мне следует доложить об этом. - Уэлч встал, вытащил из кармана
связку ключей, выбрал один, подошел ко мне, отомкнул наручники и снял их.
  - Встань, - приказал он, - и выложи все из карманов.
  Поднимаясь, я сказал:
  - Я оставлю себе бумагу, подписанную окружным прокурором.
  - Ты не оставишь себе ничего. Разгружайся. Я повиновался. На столе
образовалась целая куча. Я обрадовался, что там нет ничего лишнего -
скажем, экземпляра письма, которое я написал Вулфу. Когда я покончил с
содержимым карманов, Уэлч меня обыскал, причем довольно умело и не слишком
грубо, а затем преподнес мне сюрприз. Когда он взял мой бумажник и вытащил
из него деньги, я подумал, что он их пересчитает и заставит меня
расписаться, но он протянул их мне и сказал:
  - Можешь оставить.
  Собрав со стола мелочь, он тоже протянул мне. Такого со мной еще
сроду не случалось ни в одной из кутузок, куда я попадал, но это была еще
Монтана. Как знать: в тюрьме мог оказаться ловкий на руку заключенный или
один из сотрудников, который поделится добычей с начальством. Неразумно
ожидать, что люди, заправляющие тюрьмой, в среднем получше тех, кто
заправляет делами на свободе.
  Уэлч приказал Морту:
  - Посади его в пятую. Грив все еще в двенадцатой? Морт кивнул.
  - Ну, посади его в пятую, - повторил он. - Отпечатки Эверс может
снять потом. Похоже, он убийца, и, возможно, будет сидеть у тебя долго. Я
не могу сообщить тебе его фамилию: он отказывается говорить, даже имени
своего не желает назвать.
  - Я знаю его фамилию. Гудман. - Морт положил руку на пистолет. -
Выходи, Гудман. Направо. Я повиновался.


                                  Глава 11


  В воскресенье в десять минут шестого надзиратель вставил ключ в замок
камеры, открыл дверь и сказал:
  - К вам пришли.
  Энтузиазма я не выказал. Вряд ли это Вулф или Лили. Скорее всего
Досон. Лили, конечно, могла развить бурную деятельность, но если даже так,
ее визит будет всего лишь визитом вежливости. В тот день я заключил сам с
собой пари, поставив двадцать против одного, что отыскать в августовское
воскресенье какого-нибудь судью и договориться об освобождении меня под
залог, окажется невозможным. Мог заявиться и Морли Хейт, но для меня его
визит не подарок. Он бы попытался заставить меня говорить, а я бы
попытался придумать замечания поостроумней "онемения". Поэтому, делая два
с половиной шага к двери, я даже не удосужился погадать, кто это может
быть.
  Это оказался Эд Уэлч. Я поднял бровь, увидев у него в руке наручники.
Это могло означать поездку, но куда? Он защелкнул их у меня на запястьях,
дернул головой и бросил: "Прогуляйся".
  Я направился по коридору. Проходя мимо двери с цифрой двенадцать, я
надеялся, что Харви не выглянет в коридор и не увидит меня, поскольку
остановиться и объяснить, как я очутился там, я не мог. Уэлч отпер
зарешеченную дверь в конце коридора и еще одну в стене квадратной комнаты,
и мы оказались в конце бокового вестибюля здания суда. Значит, подумал я,
все дороги ведут в кабинет шерифа. Однако мы направились дальше, к
большому вестибюлю, пересекли его, вышли к главной лестнице и поднялись по
ней. Я было подумал, что ошибся насчет судьи и что Лили и Досон, возможно,
отыскали какого-то, но на верхней площадке Уэлч повел меня направо к той
двери, в которую я уже входил. Она была распахнута. При нашем приближении
на пороге появился человек, фамилия которого была написана на двери:
прокурор округа Томас Р. Джессап. Нас с ним разделяли четыре шага, когда
он заговорил:
  - А почему в наручниках, Уэлч?
  - А почему бы и нет? - парировал тот.
  - Снимите их.
  - Если это приказ, вся ответственность ложится на вас. Он оказал
сопротивление при аресте.
  - Это приказ. Снимите их и заберите с собой. Я позвоню вам, когда...
  - Я никуда не уйду. У меня приказ находиться при нем.
  Джессап вышел в коридор.
  - Снимите наручники или дайте ключ мне. Если вы не знаете, где
кончается ваша власть, так об этом знает шериф Хейт и знаю я. В кабинет ко
мне не входите. Я позвоню вам, когда прийти. Дайте мне ключ.
  Уэлчу требовалось время подумать. Но ему понадобилось всего две или
три секунды, чтобы понять - без помощи ему не обойтись, а ближайшая помощь
осталась внизу. Он вытащил связку ключей, снял один, протянул его
Джессапу, повернулся и вышел. Джессап сделал мне знак войти, вошел следом
и закрыл за собой дверь. Он, как всегда, выглядел строгим и аккуратным, но
глаза у него были красные, веки распухшие, на подбородке щетина. В
кабинете, куда он меня провел, никого не оказалось. Джессап посмотрел на
меня и сказал:
  - Не вижу никаких следов.
  - А их и нет, - ответил я, - разве что на плече, куда Уэлч пнул меня
ногой. Я пытался увернуться от его удара.
  Я протянул руки, Джессап вставил ключ, снял наручники и спросил:
  - Что вы им рассказали?
  - Ничего особенного, только объяснил Уэлчу, что значит "онеметь", и
заявил, что хочу позвонить адвокату от имени Джессап. Это произошло в три
часа ночи. С тех пор говорить было не с кем.
  - Хейт?
  - Он не показывался.
  - Пожалуйста, расскажите мне все, но сначала... - Он указал на
картонную коробку, перевязанную ленточкой. - Это от мисс Роуэн. Она
сказала, что в ней закуска. Вы предпочитаете сперва поесть или поговорить?
  Я сказал, что хотел бы покончить с делами, а уж потом не спеша
поесть, и он прошел к своему месту за столом. Когда я уселся на стул
наискось от него, он вытащил из нагрудного кармана конверт.
  - Там все объяснения, - сказал он, протягивая мне конверт. Конверт
оказался незапечатанным. В нем лежал фирменный бланк "Ранчо Дж. Р.", а
текст, написанный знакомым мне почерком, гласил:

  "АГ!
  Я имел пространную беседу с мистером Джессапом и не утаил ничего,
имеющего отношение к нашему расследованию. Следовательно, вы тоже ничего
не станете утаивать. Мы связаны с ним обязательствами, и я думаю, он с
нами окончательно и бесповоротно.
  11 августа 1968 г. НВ".

  Я сложил записку, убрал в конверт и вернул его Джессапу.
  - Хотел бы получить ее потом в качестве сувенира, - сказал я, - но
Уэлч по возвращении меня обыщет. Ну что ж, я вам все расскажу, но сначала
два-три вопроса. Где мистер Вулф?
  - В хижине мисс Роуэн. Я письменно уведомил власти, что он находится
под арестом и все его передвижения мною контролируются, а также
распорядился, чтобы ему не докучали без моего ведома. Юридическая ценность
данного документа сомнительна, но он, вероятно, сослужил свою службу. Ваш
следующий вопрос?
  - Чем проломили череп Сэму Пикоку?
  - Камнем размером не больше вашего кулака. Его ударили им три или
четыре раза. Камень нашли на земле футах в двадцати от машины. Доктор
Хатчинс отправил его в лабораторию в Хелине, но даже после беглого осмотра
он убежден, что именно этот предмет послужил орудием убийства. По его
словам, поверхность камня слишком груба, и на ней не остались отпечатки
пальцев.
  - Кто-нибудь высказывал какие-либо предположения?
  - Нет. Разве что о вас. Вы находились там, и вы знаете, как устроены
люди... В записке мистер Вулф пишет, что вы связаны со мной и, как он
считает, я связан с вами. Он прав. Мне вас навязали, и я молю Бога о том,
чтобы мне не пришлось провести остаток жизни в раскаянии. После беседы с
мистером Вулфом, я убедился, что Сэма Пикока вы не убивали, но что толку?
Моего положения это нисколько не облегчает. Мистер Вулф считает, что
убийства Броделла и Пикока связаны между собой. Я, пожалуй, тоже так
считаю.
  - Безусловно. Готов спорить на что угодно.
  - Почему?
  - К этому мы еще вернемся. - Я откинулся на спинку стула и скрестил
ноги. Сидеть на стуле гораздо удобней, чем на табуретке в камере. -
Естественно, вам хочется сравнить, то, что скажу я, с тем, что сказал
мистер Вулф. С чего мне начать?
  - Со дня его приезда. Если мне понадобится уточнить детали, я задам
вам вопросы.
  Я принялся рассказывать. Особых усилий это не требовало, поскольку
ничего важного скрывать не собирался. Приходилось лишь задумываться,
включить или опустить ту или иную деталь, и я, чтобы избежать сомнений,
включил их все. Лишь не упомянул о телефонном звонке Солу Пэнзеру,
поскольку он находился за две тысячи миль от ведомства Джессапа. Что до
разговоров, я передал только их краткое содержание, кроме беседы Вулфа с
Сэмом Пи-коком в пятницу вечером - ее я передал дословно. Джессап оказался
хорошим слушателем и лишь дважды прервал меня вопросами, но ничего не
записывал. Закончил я двумя последними имеющими отношение к делу
разговорами - моим с Пегги Трюетт в танцзале и с Вулфом в "Музее".
  - Затем мы вышли к нашей машине, открыли дверцу, и все увидели.
Сомневаюсь, чтобы вас интересовало то, что последовало за этим, поскольку
оно имеет отношение ко мне, а не к расследованию. Я немного охрип -
пересохло в горле. Обслуживание в номерах внизу не слишком хорошее. Тут
случайно нет воды?
  - Простите. Как же это я... Мне бы следовало... - Он встал. -
Шотландское или ржаное?
  Я сказал, сойдет и вода, но виски, безусловно, тоже не помешает, и
Джессап прошел к холодильнику в углу комнаты, вытащил из него бутылки.
Женщина нашла бы в его действиях единственный недостаток - он не
воспользовался подносом. Я же не обнаружил никаких. Когда он вернулся на
свое место, на столе передо мной стоял большой стакан с плавающими в виски
двумя кубиками льда и кувшин воды. Сам Джессап тоже держал в руке стакан.
Я долил свой до краев водой, поставил кувшин так, чтобы Джессап мог до
него дотянуться, и выпил залпом.
  - Помогает, - сказал я и снова приложился к стакану. - Теперь насчет
связи между двумя убийствами. Разумеется, нам с мистером Вулфом хочется,
чтобы между ними существовала связь, но дело не только в этом. В пятницу
вечером у Фарнхэма все присутствующие видели и слышали, как мистер Вулф
вцепился в Сэма Пикока. Более того, он дал ясно понять, что с Сэмом
Пикоком он еще далеко не разобрался. Возможно, кому-то из них было
известно, что Сэм видел или слышал что-то такое, о чем мистеру Вулфу знать
не следовало. Но, может, это и не так. Все люди с ранчо Фарнхэма приехали
вчера на танцы, и один из них, возможно сказал кому-то, как Ниро Вулф
прицепился к Сэму. - Я сделал еще глоток и поставил стакан. - Короче, мою
мысль проще всего выразить словами мистера Вулфа, сказанными им как-то
одному человеку: "Мир состоит из причин и следствий, а все совпадения
подозрительны". Вчера вечером у Вуди было более двухсот человек, может,
даже триста, от одного из них избавились, но от кого именно? От того,
который два дня прислуживал Броделлу, вплоть до его убийства, и которого
собирался обработать эксперт. Я не просто сомневаюсь, что это совпадение,
я его начисто отвергаю. Джессап кивнул.
  - Мистер Вулф тоже.
  - Разумеется. Он как и я продумывает все детали. Мой доклад более или
менее сходится с его докладом?
  - Не более или менее, а целиком и полностью.
  У него хорошая память. Спиртное напомнило мне, что я голоден. Когда
снизу до меня донесся запах воскресного обеда, я тоже решил разговеться.
Мистер Вулф никогда не говорит о делах во время еды, но я говорю. Я встал.
  - Можно я открою коробку?
  Он сказал "разумеется", я взял коробку и поставил на стол. Узелок
оказался замысловатым, и я позаимствовал у Джессапа нож, перерезал шпагат
и раскрыл картонку. Когда я закончил все выкладывать на стол, моему взору
предстала впечатляющая картина:
  Банка с консервированными ананасами. Банка с консервированными
сливами. Десяток (или больше) больших бумажных салфеток. Восемь бумажных
тарелок. Стеклянная баночка икры. Бутылка молока. Восемь кусочков хлеба от
миссис Барнс. Шесть бананов. Пластиковая коробочка с салатом из картофеля.
Четыре яйца со специями. Две куриных ножки. Кусок висконсинского сыра.
Стеклянная баночка паштета из гусиной печенки. Пирог с черникой. Шесть
бумажных чашек. Два пластмассовых ножа. Две пластмассовых вилки. Четыре
пластмассовых ложки. Комбинированный консервный нож. Солонка с дырочками.
  Я сказал Джессапу, что, вероятно, он тоже голоден, на что он ответил,
что обещал мисс Роуэн - при благоприятных обстоятельствах - вызвать меня к
себе в кабинет еще в понедельник.
  - Конечно, завтра тут будет много народу, - сказал он, - и устроить
это будет довольно сложно. Мисс Роуэн все утро тщетно пыталась связаться с
Лютером Досоном: по уик-эндам он недоступен. Завтра он может и не
появиться в конторе раньше полудня, но у мисс Роуэн есть его домашний
телефон, а от Хелины сюда три часа езды. Но завтра можно будет найти и
судью. Вы понимаете, мое положение несколько.., мм.., сложное. В судебном
разбирательстве я представляю интересы населения штата Монтана, и Хейт,
мягко говоря, будет настаивать, чтобы я требовал залог в очень большой
сумме. Он может даже пожелать, чтобы вас содержали без права выхода под
залог, но я, разумеется, этого требовать не стану. Я объяснил ситуацию
мистеру Вулфу и мисс Роуэн.
  В это время я был занят поглощением яйца со специями. Я уже открыл
баночку с икрой и теперь открывал баночку с паштетом из гусиной печенки.
  - Грустно не потому, что я в тюрьме, - сказал я, - а потому, что не
на свободе. Я и так за две недели ничего толком не сделал, и вот теперь,
когда мог бы наконец провести настоящее расследование, оказался под
замком. - Я подвинул к нему свои баночки. - Угощайтесь. Всем, что тут есть.
  - Спасибо. - Он потянулся за хлебом с икрой. - А что бы вы сделали,
окажись на свободе?
  - То, что следовало бы сделать Хейту, но чего он, вероятно, не
сделает, да и Уэлч тоже. Хотите расскажу?
  - Да.
  - Я столько часов размышлял над этим делом, что у меня все уложилось
по полочкам. Подумайте: как они оба попали туда, за магазин Вотера, -
Пикок и Икс? Они договорились там встретиться. Заранее? Нет. После того,
как Пикок без девяти одиннадцать появился на танцах. Они перекинулись
несколькими словами и договорились встретиться во дворе. Вышли они по
одному, и...
  - Это всего лишь предположение.
  - Безусловно. Но именно с предположений всегда и приходится начинать.
Мы рассматриваем различные версии и составляем картотеку возможных
кандидатов. Итак, в танцзале Пикок и Икс поговорили. Икс вышел, а затем
вышел и Пикок. Конечно кто-то да видел это. Будь я на свободе, я отыскал
бы этих людей: задачка для детского сада, но такова по большей части
работа детектива. Я сказал, что этим следовало бы заняться Хейту, но если
он в тот вечер находился на своем посту и смотрел в оба, ему это вовсе ни
к чему. Если он, когда я зашел к мистеру Вулфу в четверть двенадцатого,
оставался там, где был - а это еще одно предположение, - значит, он
находился примерно в десяти шагах от двери, в которую вошли Икс и Пикок.
Почему я полагаю, что они вышли по одному? Да потому что, выходя, Икс и
мысли не допускал, что Пикок сможет вернуться назад. Он скорее всего вышел
первым и успел осмотреться, а когда появился Пикок, вероятно держал
наготове камень. Но это всего лишь предположения, которые помогают
скоротать время, пока сидишь на табурете в камере. Вопрос в следующем: кто
разговаривал с Пи-коком в танцзале? Кто выходил из зала между четвертью
двенадцатого и двенадцатью? - Я намазал паштет на хлеб и, допив виски,
налил молока.
  Джессап поддел вилкой куриную ножку и положил на бумажную тарелку.
  - Но во время танцев многие ведь выходят, - возразил он. - Разве нет?
  - Я бы не сказал, что многие. Безусловно, некоторые выходят,
большинство из них возвращается, и это нисколько не облегчает дела, а
только усложняет его. Вы не дадите мне листок бумаги, ручку или карандаш?
  Он протянул мне блокнот и вытащил из кармана ручку. Я доел свой
бутерброд, выпил молока, которое оказалось чересчур теплым, подумал, что
именно мне следует написать Вулфу, и принялся за дело:

  "НВ!
  Я беседую с мистером Джессапом в соответствии с вашими указаниями.
Рад, что вы под домашним арестом - тюрьма здесь старая, к тому же они явно
злоупотребляют дезинфекцией. Предлагаю вам добиться, чтобы мисс Роуэн или
кто-нибудь с ранчо разыскал и доставил к вам девушку по имени Пегги
Трюетт. Она была подружкой Пикока и, возможно, кое-что знает - может, даже
то, на встречу с кем отправился Пикок. Надеюсь, Хейт не доберется до нее
раньше, чем ее повидаете вы и мне не придется лететь в Сент-Луис,
поскольку вы его вспугнули. Сцапаем его прямо здесь.
  11 августа 1969 г. АГ".

  Я протянул записку Джессапу:
  - Прочтите, и чем скорее он ее получит, тем лучше. Он прочел, потом
перечел снова.
  - Зачем это? Почему бы просто не позвонить ему? Я покачал головой.
  - Та линия, возможно, прослушивается. Судя по тому, что я слышал о
Хейте, и исходя из его отношения к вам, я не удивлюсь, если прослушивается
и ваша.
  - Да-а, ситуация, Гудвин.
  - Вот именно.
  Он посмотрел на бумажку.
  - "Вы его вспугнули". Как это понимать?
  - Бог мой, да это же очевидно! Пикока, разумеется, все равно могли
убить - например, он занялся шантажом и слегка переиграл. Но могли и не
убить. Вполне возможно, он был бы сейчас жив, если бы им не занялся мистер
Вулф. Хотя, это давно следовало сделать Хейту или вам.
  На подковырку в свой адрес он не обратил внимания.
  - Пегги Трюетт - это та девушка, с которой вы беседовали, когда
появился Пикок?
  - Совершенно верно. Ничего существенного я от вас не утаил. Если вы
предпочитаете добраться до нее сами...
  - Нет. - Он снова посмотрел в мою записку. - В Сент-Луис вам лететь
не придется. Туда летит некто Сол Пэнзер. Фактически... - он бросил взгляд
на свои часы. - ..Он уже там, если самолет не опоздал.
  - О-о. - Я закончил намазывать толстый слой икры на большой кусок
хлеба. - По-моему, я не упоминал о нем, но, очевидно, о нем упоминал
мистер Вулф. Он звонил ему?
  - Сегодня утром. Я отвез мистера Вулфа к Вуди. Он велел Пэнзеру
оставить вместо себя в Нью-Йорке другого человека - не помню его фамилию...
  - Орри Кэсера?
  - Совершенно верно. А Пэнзеру велел вылететь в Сент-Луис первым же
рейсом и дал ему указания. По-моему, мистер Вулф решил - нет, не решил, а
предположил, - что у одного из отдыхающих на ранчо Фарнхэма были прежде
какие-то отношения с Броделлом. Мы съездили туда, когда вернулись от Вуди,
- я, мистер Вулф и мисс Роуэн. Я попросил всех с ранчо Фарнхэма позволить
мисс Роуэн их сфотографировать. Ее фотоаппаратом. Сам я в этом деле
совершенно не разбираюсь, но она, очевидно, разбирается.
  Я кивнул.
  - Да, она разбирается, и неплохо. Кто-нибудь из них возражал?
  - Нет. Фарнхэму это не понравилось, но, разумеется, возражать он не
стал. Мисс Роуэн действовала очень умело. Я привез пленку, и один мой
знакомый сейчас ее проявляет. Я собирался отвезти снимки в хижину сегодня
вечером и, как только они будут готовы, поеду с вашим посланием к Вулфу.
Мне нравится отношение мисс Роуэн к закуске. Она, похоже, отдает себе
отчет в том, что не хлебом единым жив человек. Завтра утром она поедет в
Хелину, чтобы авиапочтой отправить снимки Пэнзеру и связаться с Лютером
Досоном. Она... Вы, вероятно, помните, что в нашу предыдущую встречу она
велела мне убираться.
  - Она предложила вам пойти посидеть в машине... Хороший сыр.
Угощайтесь.
  - Она сказала, что если бы я не захотел это сделать, вы бы мне
посодействовали. Этот эпизод по взаимному согласию теперь предан забвению.
Сейчас я повторю вам признание, которое сделал ей. Только не для
цитирования. По-моему, я все испортил. Мне давно следовало бы понять, что
конфликт между Хейтом и мной может быть разрешен только путем политической
смерти одного из нас, и мне надо бы воспользоваться тем, что он неумело
расследует убийство Филипа Броделла. Я сказал, что я заодно с вами и с
мистером Вулфом, и рад, что это так. Если мы проиграем, мне конец, но я не
думаю, что мы проиграем.
  Он взял сыр.
  - Вы сказали это мистеру Вулфу.
  - Нет. Я сказал это мисс Роуэн. Его манеры... Он как-то не
располагает...
  - Я знаю его уже давно. Вы очень точно выразились - он не располагает
к себе. Скажите ему и мисс Роуэн, что, коль уж они так хорошо без меня
обходятся, можно и не вызволять меня под залог, тем более что Досон мне не
нравится. Хейт, вероятно, выпустит меня только когда они доставят к нему
Икса. У вас в холодильнике найдется место для того что осталось?
  - Разумеется. Но тут весь день будут толпиться люди.
  - Подождем, пока они уйдут. К тому же я, наверное, теперь не скоро
проголодаюсь. Пахнущая дезинфекцией камера, похоже, абсолютно не
способствует пробуждению аппетита.


                                  Глава 12


  Без двадцати шесть за дверью раздались шаги. Я лежал на койке без
туфель и гадал, неужели у Джессапа в кабинете до сих пор толпятся люди?
Признаю, свою роль тут сыграла остававшаяся снедь, и все же я больше
изголодался по новостям, чем по еде. То, что шаги затихли у двери в мою
камеру, еще ничего не означало: надзиратель частенько останавливался
посмотреть, не перепиливаю ли я прутья решетки, или не мастерю ли бомбу,
но, услышав, как поворачивается в замке ключ, я пошевелился. Опустил ноги
и сел на койке. Дверь отворилась, вошел человек и сказал:
  - Вы немного прогуляетесь. Наденьте туфли и прихватите пиджак.
  Это был Эверс, еще один заместитель шерифа. Он стоял и смотрел, как я
одеваюсь и обуваюсь, а когда сказал мне, чтобы я ничего не оставлял, и
наклонился и заглянул под койку, я понял, что наверх меня не поведут: я
выйду на волю и больше сюда не вернусь. Наручники он мне не надел, и по
пути по коридору, а потом и по боковому вестибюлю здания суда ему было все
равно, где я иду - впереди или сзади него. Эверс отворил дверь приемной
шерифа и пальцем указал мне, чтобы я вошел. В приемной никого не было. Он
открыл дверь в кабинет и сказал:
  - Войдите туда.
  Я последовал его совету. Он направился за мной. За столом сидел Хейт
и копался в бумагах. Выдающийся адвокат, больше смахивающий на гуртовщика,
Лютер До-сон, стоял спиной к нему и разглядывал большую карту Монтаны.
Увидев меня, он направился мне навстречу с протянутой рукой и радушно
поприветствовал:
  - Ну, здравствуйте! - Рукопожатие у него оказалось крепкое. - Пришел
освободить вас из рабства. Все улажено и подписано.
  - Прекрасно. В следующий раз выберу любой другой день, но только не
субботу. - Я показал на стол, где лежала кучка всевозможных предметов. -
Полагаю, это мое. - Я забрал свои пожитки. Там было все, включая
содержимое коробочки для визитных карточек, которую я ношу в нагрудном
кармане. Когда я взял ключ зажигания от автомашины Лили, Эверс сказал:
"Распишитесь" и положил передо мной на стол лист бумаги и ручку.
  - Позвольте-ка взглянуть! - Досон протянул руку, чтобы взять бумажку.
  - Я ее не подпишу, - заявил я. Я ничего никогда не подписываю.
  - Когда у вас отбирали вещи, вам выдали квитанцию с перечислением
всего изъятого? - спросил Досон.
  - Нет. Но даже если бы и выдали, я бы ничего не подписал.
  Я направился к выходу, даже не удостоив Хейта взглядом. У меня за
спиной послышались шаги - очевидно, Досона. В вестибюле он поравнялся со
мной и сказал:
  - Мисс Роуэн в машине перед домом. Я хочу вам кое-что сказать, Гудвин.
  Я остановился и повернулся к нему. Наши глаза оказались на одном
уровне.
  - Только не мне, - заговорил я. - Десять дней назад, в пятницу,
второго августа, я сказал вам, что некто Сэм Пикок, судя по всему, знает
что-то такое, что могло бы помочь выявить истинного убийцу. Со мной он был
нем как рыба, но, вероятно, известный монтанский адвокат вроде вас мог бы
заставить его разговориться. Вы же заявили, что чересчур заняты. Зато
теперь уже никто не сможет...
  - Я этого не говорил. Я лишь сказал...
  - Что вы сказали, я помню. Теперь уже никто не сможет заставить его
разговориться. И убил его не Харви Грив. Вы беседовали с мистером Вулфом?
  - Нет. Он отказался меня видеть. Я намерен...
  - На ваши намерения мне наплевать, но если в вашем сценарии
упоминается моя фамилия, можете ее вычеркнуть. Там - я кивнул на кабинет
шерифа, - мне пришлось пожать вам руку только потому что дело было при
свидетелях.
  Я отошел от него и направился к машине. Мне казалось, я дал ясно
понять, что хочу остаться один и насладиться свободой. Меня поняли: шагов
у себя за спиной я больше не услышал. В вестибюле толклось несколько
человек, кто-то из них сказал: "Вон тот самый Арчи Гудвин", не я не
остановился и не отвесил поклона. Оказавшись на дорожке перед выходом, я
посмотрел направо и налево, но Лили заметил лишь со второй попытки,
поскольку она ждала меня за полквартала от входа в темно-синем "додж
коронете". Ее внимание привлекло что-то в другом конце улицы, и она сперва
услышала мой голос, а уж потом увидела меня. Я открыл дверцу и сказал:
  - Ты не постарела ни на один день, хотя мы не виделись целых два дня.
  Она посмотрела на меня, прищурившись.
  - А ты постарел.
  - Я постарел на два года. Есть какие-нибудь поручения?
  - Нет. Садись.
  Она сидела на переднем сиденье, но не за рулем.
  - Тебе лучше пересесть назад, - предложил я. - И открыть оба окна. От
меня не пахнет, от меня просто воняет дезинфекцией. Сомневаюсь, что ты
выдержишь.
  - Я буду дышать ртом. Поехали.
  Я обошел машину, сел, завел двигатель, подал ее немного назад и
направился на восток. Я спросил, взята ли эта машина напрокат, и Лили
ответила "да". Ее автомобиль все еще был у шерифа, к тому же он теперь ей
все равно не нужен. Не нужна ей машина, в которой убили человека.
  - Я устроил Досону разнос и не спросил, во сколько оценили мою
голову? - сказал я.
  - Это имеет какое-нибудь значение?
  - Для меня - имеет. Для моей коллекции. Самая маленькая сумма до сих
пор была пятьсот долларов, а самая большая - тридцать тысяч. Во сколько же
меня оценивает народ Монтаны?
  - В десять тысяч долларов. Досон предложил пять тысяч, Джессап
попросил пятнадцать, а судья назначил среднюю сумму. У меня они не
спрашивали.
  - А какую бы сумму назвала ты?
  - Пятьдесят миллионов.
  - Вот это я понимаю! - Я похлопал ее по коленке. Мы уже ехали по
открытой местности. Лили сказала:
  - Ты даже не собираешься ни о чем меня спросить?
  - Очень о многом, только не между этими ухабами. Чуть дальше есть
одно местечко.
  Оно находилось как раз за лощиной, где дорога сворачивала на север. Я
сбавил скорость и съехал с асфальта в тень деревьев, остановился, выключил
двигатель и повернулся к Лили.
  - Почти два дня и одну ночь, - заговорил я, - мне хотелось услышать
ответы на некоторые вопросы, и теперь, наконец, получил такую возможность.
Поэтому начну с тебя. Когда я примерно в четверть двенадцатого, вскоре
после появления Сэма Пикока, ушел из зала, ты танцевала с Вуди, Фарнхэм -
с миссис Эмори, Дюбуа - с какой-то женщиной в черном платье, а Уэйд - с
девушкой, которую я прежде видел, но не знаю ее имени. А ты видела Пикока?
  - Два раза издали. Спустя некоторое время огляделась по сторонам, но
уже не увидела ни тебя, ни его. Я подумала, что вы пошли к Ниро Вулфу.
  - Нет. Мы решили этого не делать, поскольку там торчали Хейт и Уэлч.
Теперь скажи следующее: после того, как ты закончила танцевать с Вуди, не
видела ли ты, разговаривал ли с кем-нибудь Пикок?
  - Нет. Я видела его лишь издали.
  - Не заметила ли ты, чтобы кто-нибудь из знакомых тебе людей выходил
из танцзала?
  - Если и заметила, то не помню.
  - Это важно. Исключительно важно. Порой люди не могут объяснить, что
они видели. Если ты присядешь, а еще лучше - приляжешь, закроешь глаза и
мысленно переберешь в памяти, что видела и делала, начиная с того момента,
как пошла танцевать с Вуди, тебе, возможно, что-нибудь вспомнится.
Попробуешь?
  - Сомневаюсь, но, разумеется, попробую.
  - О'кей. Теперь несколько слов от имени моего желудка. Ты не любишь
расточать или выслушивать благодарности за вещи, которые считаешь само
собой разумеющимися, я тоже не люблю этого делать, но я не в силах
молчать! Шесть бананов. Целый пирог. Лучшая икра и лучший паштет из
гусиной печени. Называть это легкой закуской было излишней скромностью. Ты
спасла мне жизнь!
  - Пошел ты к черту, Эскамильо! Ты же из-за меня туда попал.
  - А вот и нет. Не из-за тебя, а из-за Икса - о чем он и пожалеет.
Теперь скажи мне следующее: где Вулф?
  - Думаю, он у Вуди. Мы тоже там остановимся. Вчера и сегодня он почти
все время провел у Вуди на ранчо.
  - Почему на ранчо?
  - Потому что сейчас там гостит эта девушка, Пегги Трюетт. Кэрол
разыскала ее вчера вечером - она живет в Тимбербурге - и привезла в
хижину. Джессап тоже был там, и они более двух часов с ней беседовали. В
твоей комнате. Около одиннадцати Джессап пришел в гостиную, позвонил Кэрол
и сказал, что они везут Пегги Трюетт к ней. Они поехали в машине Джессапа.
И только после полуночи он привез Вулфа обратно. Мне они ничего не
сказали, ни единого словечка, а утром, еще до семи, я уехала в Хелину. На
этой машине. Дома я еще не была, но часа два назад звонила Кэрол, и она
сказала, что Вулф почти весь день проговорил с Пегги Трюетт и что он все
еще у них. Вулф спросил у Кэрол, не подбросит ли она его часов в пять к
Вуди. Так что, думаю, у Вуди, а может, все еще на ранчо. Ты знаешь его
лучше, чем я. Возможно, Пегги Трюетт как раз из тех, кто ему нравится.
  - Таких нет. Это просто работа по отфильтровыванию.
  - А что это такое?
  - Это вроде того, что я только что попросил тебя сделать относительно
субботнего вечера, только Вулф ускоряет этот процесс, задавая свои
вопросы. Это нечто противоположное процеживанию кофе. Процеживая кофе, ты
стремишься к тому, чтобы через ситечко прошло поменьше крупинок, так ведь?
С ней же, наоборот, он стремится заполучить то, что не проходит или не
желает проходить. Выходит, ты не знаешь, виделся с ним Хейт или нет?
  - Не знаю. А это имеет какое-то значение?
  - Возможно, нет. Однако, если эти двое беседовали, значит, я
пропустил нечто такое, что доставило бы мне удовольствие. Так, что еще?
Ах, да. Джессап сказал, что ты ездила на ранчо к Фарнхэму фотографировать,
и что никто, кроме Фарнхэма не возражал, но это, разумеется, объяснимо. А
ты не заметила, может, кто-нибудь все-таки хотел бы возразить, но не
решился? Полагаю, что ты отдавала себе отчет в том, что заменяешь меня?
  - Естественно. Возможно, ты бы и заметил что-нибудь такое, чего не
заметила я. Джессап преподнес это как официальную просьбу и проделал все
весьма тонко, но все же это была просьба, и любой из них мог отказаться,
не называя причины отказа. Ты и этот твой гений в жилетке еще сделаете из
него человека! Вот теперь, когда мы не едем, а сидим, я и впрямь, похоже,
улавливаю какой-то.., легкий.., аромат. Вроде как экзотический. Он пройдет?
  - Нет. Он перманентный. Теперь будем общаться только на открытом
воздухе и на сильном ветру. Ты отправила снимки Солу?
  - Естественно. В шесть я уже была на ногах, а послала их
десятичасовым рейсом. Он уже должен был их получить. Ты думаешь, это один
из них?
  - Ничего не думаю. Я не имею права думать, пока не заработаю это
право трудом. - Я завел двигатель. - И пока не приму ванну. - Мы снова
выехали на асфальт.
  Было без десяти семь, когда мы остановились перед Холлом культуры. Я
вылез из машины, направился к двери и вошел в вестибюль. Там никого не
оказалось, но ведущая на кухню дверь была открытой. Я просунул в нее
голову. Вуди сидел на высоком стуле у стойки и что-то помешивал в большой
чаше, а Вулф стоял рядом с ним и наблюдал. Кухня, когда в ней находился
Вулф, казалась даже меньше, чем была на самом деле. Я вошел и сказал:
  - Как раз вовремя.
  Вулф сделал шаг мне навстречу и присмотрелся:
  - Удовлетворительно.
  Нервы у меня были слегка натянуты.
  - Что же тут, черти побери, удовлетворительного? - спросил я.
  - Как что? Ты здесь, ты цел и невредим, и у тебя есть язык: "Как раз
вовремя". Совершенно верно, ты подоспел как раз вовремя, чтобы отведать
любимое блюдо мистера Степаняна - "хункияв бейанды". Он говорит, что
первоначально это было армянское блюдо, но турки уже много веков считают
его своим. Это кебаб. Его подают с фаршированными баклажанами. Турки
называют его "имам баялды" - "имам, теряющий сознание". Лук, поджаренный
на подсолнечном масле, томаты, чеснок, соль и перец. В тюрьме было грязно?
  - Да.
  - Ты голоден?
  Мне стало ясно, что он не хочет говорить при Вуди о делах, к тому же,
очевидно, не было ничего срочного и можно было спокойно отведать "имама,
теряющего сознание".
  - Разумеется, голоден, - ответил я. - Но сначала мне нужно помыться.
Мисс Роуэн уже позвонила Мими, чтобы та вынула из холодильника филе. Она
думала, вы тоже проголодались.
  - Вы уж меня извините, - сказал Вуди, - но у меня есть ванна, душ,
горячая вода, и я был бы польщен, если бы вы приняли мое приглашение. Вы
же знаете, как я рад вас видеть, Арчи! Как выразился мистер Вулф, ванная
удовлетворительная.
  - И я рад вас видеть Вуди! Но, - обратился я к Вулфу, - все-таки я
приеду позже. Часов в девять?
  Он посмотрел на стенные часы - прямо как дома.
  - Я ожидаю несколько телефонных звонков. И сам хочу позвонить.
Приезжай в девять или в десять - когда хочешь. А не хочешь - меня отвезет
мистер Степанян. Он любезно вызвался сделать это. Предлагаю: прими ванну,
поешь и ложись спать.
  - Замечательная идея, - сказал я. - Боже, как здорово, что я сюда
заехал - ведь я бы сам сроду до этого не додумался! До завтра. Спокойной
ночи, Вуди.
  Я повернулся и вышел.
  Когда я открывал дверцу. Лили спросила:
  - Он с нами не едет?
  - В один прекрасный день, - сказал я, - я зажарю его на подсолнечном
масле и посыплю чесноком. Ему должны звонить! Он советует мне принять
ванну, поесть и лечь спать. Значит, либо у него назревает что-то стоящее,
в чем, как он считает, моя помощь ему не нужна, либо же он замышляет одну
из своих чертовых шарад, которые, как он знает, мне не по вкусу.
  Вскоре мы были уже у хижины.
  В отношении ключа зажигания в хижине был заведен такой порядок: днем
мы ключ не вытаскиваем, но тому, кто брал машину последним, полагалось
вытащить его и положить в определенном месте - на полку в гостиной.
Поэтому я взял его с собой, чтобы показать Лили и теп, кого это могло
касаться - я имею в виду себя, - что сегодня больше никуда не поеду. Если
Вуди откажется от своего предложения подбросить Вулфа домой, пусть Вулф
идет пешком.
  Чистый, как выпотрошенная форель, побритый, нашампуненный,
наманикюренный, с вычищенными зубами, я сидел на кухне с Лили в красивой
серой шелковой тоге в черную крапинку, надетой поверх белой пижамы без
крапинок, и поглощал черепаховый суп, филе, жареный картофель, хлеб с
маслом, шпинат с грибами, белую мускатную дыню и пил мадеру с кофе. Дважды
заходила Диана и спрашивала, не подать ли нам чего, но мы говорили "нет",
"спасибо", а на третий раз, когда Мими наливала кофе, она спросила, можно
ли и ей выпить с нами кофе, и мы ответили "да". Усевшись, она сказала, что
ей до смерти хочется расспросить меня о том, как там, в тюрьме, и Уэйду
тоже. Она позвала его, и он пришел.
  Я рассказал им о тюрьме, нарисовал довольно мрачную картину,
подбросив туда еще и несколько насекомых, которых, очевидно, привлек запах
дезинфекции, а также пару ящериц. Потом они спросили меня, как мы
обнаружили тело Сэма Пикока, а затем задали и самый важный вопрос: кто его
убил и почему? Разумеется, я ответил, что они могут угадать это не хуже
меня, если не лучше, поскольку я был в кутузке, а они на свободе, и
предложил сыграть в пинокль. Я заявил, что дружеская игра поможет мне
забыть о муках, через которые я прошел. Конечно, я не сказал, что для меня
было бы верхом удовольствия, если бы Вулф приехал сейчас и увидел, что я,
совершенно позабыв о таких тривиальных вещах, как убийства, наслаждаюсь
жизнью, - я лишь подумал об этом. Лили все поняла. Когда мы встали, чтобы
отправиться в гостиную, на лице ее мелькнула та улыбка понимания, которая
могла означать только одно: "Как хорошо я тебя знаю".
  Но удовольствия я не получил. Вскоре после одиннадцати перед домом
остановилась машина, дверца захлопнулась, машина уехала. Послышались тихие
шаги, открылась и закрылась дверь, снова послышались шаги, но теперь
удалявшиеся по коридору. Нас было видно в окно, но он вошел через дверь в
коридор и прошел к себе в комнату.
  - Ниро Великий, - сказал Уэйд. - Я не смеюсь, Арчи, а если и смеюсь,
так не над его талантом, а над его манерами. Если он не хочет нам ничего
рассказать, то хотя бы взял себе за труд пожелать спокойной ночи хозяйке.
Он хоть знает, что вы уже вышли из тюрьмы?
  - О да, разумеется. Мы с Лили заезжали к Вуди, и он был там. Он
смотрел, как Вуди готовил какое-то армянское блюдо, которое турки теперь
выдают за свое. Вам сдавать, Диана. - Я записывал счет. - Если вы сдадите
мне двести, мы выиграем.
  Она сдала, и мы выиграли, хотя я чуть было все не испортил, сделав
глупый ход.
  Мое решение пойти пожелать Вуди спокойной ночи вовсе не означало, что
я пресмыкаюсь перед ним. Как я сказал Лили, когда Диана и Уэйд разошлись
по своим комнатам, вполне возможно, он все разыграл, поскольку там
находился Вуди, и человек широких взглядов - вроде меня - должен дать ему
возможность выразиться. Поэтому я прошел по длинному коридору, постучал в
дверь, донеслось едва слышное "войдите", и я вошел. Он был в желтой
пижаме, босой и сидел в кресле у закрытого окна.
  - Я могу проспать до полудня, - сказал я. - Спокойной ночи.
  - Фу. Сядь.
  - Мне нужно как следует отдохнуть после... Я прошел к стулу и сел.
  - Я полагаю, - сказал он, - мисс Роуэн сообщила тебе, что миссис Грив
привозила ко мне ту девушку.
  - Да. И мисс Роуэн сделала несколько снимков и отправила фотографии
Солу, который сейчас в Сент-Луисе, а вы с Джессапом практически без
передышки обрабатывали Пегги Трюетт. Жаль, что я это пропустил.
  - Мне тоже жаль. Нам следует внести некоторую ясность. Беседами с
женщинами занимаешься ты. Выходит, ты знаешь, что она на ранчо. Мистер
Джессап задержал ее вчера вечером под обычным предлогом - с целью защиты.
Ее защищают от приставаний со стороны шерифа Хейта, а охраняют миссис и
мисс Грив. Пегги Трюетт и есть то самое недостающее звено. Стоит отметить,
что, хотя ты и находился в тюрьме, именно ты сообщил нам фамилию, которая
дала возможность ускорить развязку.
  - Я?
  - Да.
  - Это точно?
  - Да.
  - Вы все раскрутили?
  - Да. Все решил последний звонок от Сола, около часа назад. Я
позвонил и все сообщил мистеру Джессапу. Один человек, а может, и
несколько, прибудет завтра в девять утра в Хелину, а оттуда направится в
Тимбербург. Рассказывая тебе это, я выхожу за рамки дозволенного.
Обстоятельства не позволяют мне рассказать тебе в данный момент больше.
  - Если это одно из ваших обычных представлений, - сказал я, - с
хитроумным и длинным бикфордовым шнуром, и если вы исключаете меня из игры
из боязни, что я откажусь в нее играть, а мина взорвется прямо вам в лицо,
вы лишитесь уже не клиента и не гонорара, а меня. После всего того, что вы
пережили за последние пять дней, это было бы позорно.
  Он покачал головой.
  - Тут дело в другом, Арчи. Придется уж тебе дождаться этого события.
Но сейчас мне надо посоветоваться с тобой об одной детали. Я заметил, что
в старой машине был ключ, который надо было повернуть, чтобы она завелась.
Как и во всех моих машинах, которые ты водишь, этот ключ не оставляли в
машине на ночь. Его приносили в дом и клали на какую-то полку. Что, то же
самое проделывают с ключом машины, которая у мисс Роуэн сейчас?
  Я заподозрил, что он сменил тему разговора, чтобы отвлечь меня, но
ответил:
  - Да.
  - И без этого ключа машина не может завестись?
  - Может, но нужно иметь пару инструментов и знать, как. Я мог бы это
сделать, вы - нет.
  - Я не смог бы сделать это даже с ключами и даже не стал бы пытаться.
Ключ от машины мисс Роуэн на полке?
  - Наверное. Я сам положил его туда.
  - Возьми его утром, до завтрака, и спрячь в своем кармане. Я мог бы
сделать это сам, но будет неловко, если мисс Роуэн пожелает
воспользоваться машиной. Это и есть та самая деталь. Уже поздно. Спокойной
ночи, Арчи.
  Не было никакого смысла понапрасну тратить время на комментарии или
задавать вопросы, к тому же я страшно устал. Добравшись до своей комнаты,
я решил, что убийца либо Уэйд Уорти, либо Диана Кэдэни, а когда залез под
одеяло и выключил свет, решил, что это все-таки Уэйд, поскольку я не мог
представить себе, чтобы Диана могла проломить Сэму Пикоку череп камнем.


                                  Глава 13


  На следующее утро я пришел к выводу, что это не может быть ни Уэйд,
ни Диана.
  Вывод исходил из определенных оснований. Вулфу непросто было
заподозрить в убийстве кого-нибудь из гостей. Если развязка, которую Вулф
спланировал, заключалась в публичном изобличении убийцы, Вулф ни за что бы
не появился на завтраке, даже если бы он был голоден. Но, когда я вошел на
кухню с ключом от машины в кармане, Вулф сидел напротив Уэйда, дружески
беседуя с ним, и пил апельсиновый сок. Мими у плиты жарила гренки, Лили
накладывала на блюдо бекон, а Диана наливала кофе. Пожелав всем доброго
утра и усевшись за стол, я почему-то не испытал особого желания быть душой
общества. Приятно было сознавать, что мне не придется завтракать с
убийцей, но тогда зачем же я положил в карман ключ?
  Ответ на этот вопрос пришел со второй порцией гренков. Разговор в
основном шел о тюрьмах, что, вероятно, страшно интересовало Диану. Вулф
рассказывал об одной тюрьме в Австрии, которой он однажды чудом избежал.
Повернувшись к Лили, он произнес:
  - Раз уж вы, мисс Роуэн, заговорили о бегстве, было бы не слишком
любезно рассматривать мой отъезд отсюда как бегство, - ведь я приезжал к
вам не ради удовольствия. Не стану притворяться, будто мне не хочется
вернуться в привычное для меня окружение. Мы с мистером Гудвином,
вероятно, завтра утром уедем. Ваше гостеприимство и ваша терпимость к моим
капризам скрасили мое существование.
  Лили глазела на него разинув рот. Потом перевела взгляд на меня, но
моя физиономия ровным счетом ничего не выражала, и снова уставилась на
Вулфа.
  - Вы говорите... - Она повернулась ко мне. - Вы, Арчи, тоже уезжаете?
  Вулф принял огонь на себя.
  - Думаю, мои ожидания оправдаются, - сказал он. - Вчера я несколько
раз говорил по телефону с одним человеком в Сент-Луисе, неким Солом
Пэнзером, которого я туда послал. Похоже, теперь нет никаких сомнений. У
мистера Пэнзера имеются фотографии людей, находящихся сейчас в Монтане,
одного из них опознали несколько человек в Сент-Луисе. Шесть лет назад
умерла насильственной смертью молодая женщина. Ее задушили ремнем от
мужских брюк. Ремень и другие улики указывали на некоего Карла Йегера как
возможного преступника, но арестован он не был, - его не смогли найти. Его
нашли.., только теперь. На одной из фотографий, которые предъявлял Сол
Пэнзер, опознали Карла Йегера, и сейчас один полицейский из Сент-Луиса уже
находится на пути в Монтану. Право... Который час, Арчи?
  - Девять тридцать семь.
  - Значит, полчаса назад он прибыл в Хелину и сейчас едет в
Тимбербург. - Он устремил взгляд на Лили. - Так что мои ожидания скорее
всего оправдаются. Я не сообщаю вам имени этого человека - имени, под
которым вы его знаете, - поскольку не имею официального статуса. Могу,
однако, сообщить вам, что методы Карла Йегера удивительно разнообразны. Он
задушил женщину, застрелил человека, другому проломил камнем череп. Не
многие убийцы могут разнообразить свое ремесло. Поэтому мистера Грива
вскоре освободят, и, я думаю, мы с мистером Гудвином, прежде чем уехать,
успеем его поприветствовать.
  Лили, прищурившись, смотрела на Вулфа.
  - Так, значит, вы.., вы в самом деле...
  - Нам в самом деле это удалось. Я сообщаю вам об этом, потому что
хотел бы обменяться с вами любезностями. Я знаю, что в реке больше форели,
и она крупнее, чем в ручье, зато в ручье она как раз того размера, какой
предпочитаю я. Если вы, мисс Роуэн, и вы, мисс Кэдэни отправитесь с Мими
на рыбалку, то успеете до пяти часов наловить достаточное количество рыбы
для достижения моей цели.
  Лили по-прежнему смотрела на него прищурившись.
  - Смотря какая у вас цель.
  - Это любезность, которую я хочу оказать вам. А вы окажете любезность
мне, если наловите форели. Моя любезность будет заключаться в том, что я
подам вам настоящую форель по-нировулфовски. Правда, некоторых
ингредиентов под рукой нет. Ну, что скажете?
  Лили бросила на меня взгляд, вопрошавший: "Это и есть та самая
дурацкая шарада, которые ты так не любишь?"
Я ответил вслух:
  - Разумеется, если бы с вами пошел я, мы бы наверняка наловили много
рыбы, но я могу понадобиться здесь. Вас трое, и если каждая из вас поймает
пять-шесть десятидюймовых рыбин, будет вполне достаточно.
  Второй раз в течение часа мне пришлось изменить вывод, поскольку
теперь стало очевидно: ключ лежит у меня в кармане потому, что убийца Уэйд
Уорти. Но дальше что? Неужели Вулф отсылает женщин только для того, чтобы
они не видели, как один из гостей применяет насилие над другим? Если так,
почему же он не подождал, пока они уйдут, а уж потом бы и поднимал
занавес? Эти и подобные вопросы вертелись у меня на языке, когда Вулф
доедал пятый или шестой гренок Уэйд решил, что он уже сыт, и принялся за
кофе. Но когда он поднес ко рту чашку, его рука не дрожала. Лили, Диана и
Мими согласились, что им лучше отправиться к ручью до десяти и на всякий
случай прихватить с собой банку лососевой икры. Я сказал, что посуду
уберем мы с Уэйдом, но меня не слышали. Женщины принялись убирать со
стола, а мы решили уйти: Уэйд - направо в свою комнату, а Вулф - к выходу.
Я вышел за ним на веранду. Очевидно, он направлялся к машине, чтобы
удостовериться, что ключа в ней нет, но он прошел мимо нее, остановился
чуть ли не у самой аллеи и сказал:
  - Теперь нас не услышат.
  - Да. Я дождусь, когда женщины отойдут подальше, покажу ему свои
документы и арестую его. Так?
  - Нет. Пока за ним не приедет мистер Хейт с полицейским из
Сент-Луиса, тебе делать нечего и мне тоже. Это произойдет примерно в час
дня. Человек из Сент-Луиса прибудет в Тимбербург около полудня, и, по
утверждению мистера Джессапа, направится в контору шерифа. Такова обычная
процедура. А мистер Хейт привезет его сюда, Я уставился на него.
  - А я оставляю на свободе Карла Йегера, известного под именем Уэйда
Уорти?
  - Совершенно верно. Оставляешь на свободе. Я полагаю, когда они
прибудут, его здесь уже не окажется. Как и куда он отправится - я не знаю.
Обнаружив, что ключа от машины мисс Роуэн нет, он, вероятно, переберется
через ручей и отправится на ранчо в надежде взять там одну из машин, но
миссис Грив и мистер Фоке позаботятся о том, чтобы ему не удалось это
сделать. Следовательно, ему придется идти пешком - или бежать -
предположительно в сторону Лейм-Хорс. Перестань таращить на меня глаза.
Если я подробно тебе все не объясню, ты еще, чего доброго, бросишься его
догонять, так что уж лучше я тебе все расскажу.


                                  Глава 14


  Они явились в десять минут второго.
  Мы с Вулфом сидели в двух лучших креслах на террасе, обсуждая
характер и карьеру Вудро Степаняна. Теперь, когда женщины ушли, а Уэйда
здесь уже не было, мы остались совершенно одни и чувствовали себя, как в
старом особняке на 35-й Западной улице. Поскольку мы не видели, в какую
сторону уходил Уэйд, то решили, что он все-таки перебрался через ручей,
чтобы попытаться взять машину на ранчо. Мы были очень заняты. Я вытащил
одежду, в которой сидел в тюрьме, и развесил ее на кустах - у меня уже не
было времени ее почистить. Потом тщательно потрудился в комнате Уэйда: не
потому, что хотел получить о нем какие-то сведения, а просто собрал все
материалы, связанные с книгой, которой он уже никогда не напишет. Уложив
бумаги в две картонные коробки, я отнес их в комнату Лили. Затем
внимательно осмотрел ее комнату, а также гостиную, чтобы убедиться, не
пропало ли чего, но это был сугубо профессиональный жест, поскольку Уэйд
уходил в спешке и, следовательно, налегке. Я позвонил в "Мид-Континент
Эйрлайнс" в Хелине и забронировал два места на утренний рейс до Денвера, а
оттуда на ближайший рейс на Нью-Йорк. Вулф сделал четыре дела: уложил, в
основном, свои вещи, осмотрел в поисках ингредиентов для приготовления
форели по собственному рецепту все до единой полки шкафа и кладовку -
только в холодильник не заглянул, прочитал главу об индейцах и приготовил
в кастрюльке "буланжер" - запеканку из яиц - нам на ланч. Прежде чем
присоединиться к нему на веранде, я закрыл окна и запер входные двери
хижины.
  Черный автомобиль "олдс", принадлежавший Хейту, подъехал по аллее и
остановился около дома. Из него вылезли трое - Хейт, Эд Уэлч и высокий
парень с квадратным подбородком и в изрядно помятом синем костюме
путешественника из Сент-Луиса. Нас с Вулфом удостоили лишь беглыми
взглядами. Незнакомец остановился у края веранды, а Хейт с Уэлчем подошли
к двери и нажали на кнопку звонка. Не получив ответа, они дважды постучали
- второй раз очень громко. Хейт отворил дверь с сеткой и покрутил ручку
основной двери, но тщетно. Он что-то сказал Уэлчу, и тот направился к
другой двери, ведущей в коридор, и подергал ее. Он вернулся к Хейту, и оба
скрылись за углом, где находилась комната Лили. Незнакомец повернулся,
приблизился к нам и сказал:
  - Я - сержант Шварц из полиции Сент-Луиса. Полагаю, вы - мистер Ниро
Вулф.
  - Да. А это мистер Гудвин. Вы можете сесть.
  - Большое спасибо. Приятно познакомиться, мистер Гудвин. - Минуты
через две, обойдя вокруг дома, появились двое других. Хейт подошел ко мне
и стал напротив:
  - Где мисс Роуэн?
  - Я выпущен под залог. Я "онемел".
  - Чертов молокосос, где Уэйд Уорти!? Я прикоснулся к своим губам
кончиками пальцев.
  - А я, мистер Хейт, обладаю даром речи, - сказал Вулф. - Но
предпочитаю, чтобы глаза собеседника находились на одном уровне с моими,
поэтому, если вы хотите поговорить со мной, вам придется сесть.
  - Где Уэйд Уорти?
  - Или садитесь или уходите. Все вы. Карла Йегера, известного под
именем Уэйда Уорти, в доме нет.
  Сержант Шварц направился к стулу напротив Вулфа, сел и вежливо
спросил:
  - Где Карл Йегер, мистер Вулф?
  - Не знаю. Мне следует упомянуть, что мы ожидали вас, мистер Шварц.
Полагаю, вы встречались с мистером Солом Пэнзером, которого я послал в
Сент-Луис. Вчера я говорил с ним по телефону, и он сказал, что вы
прибудете.
  - Так вы не знаете, где Карл Йегер, мистер Вулф?
  - Нет.
  - Когда вы видели его в последний раз?
  - Около четырех... - Вулф замолчал. Хейт и Уэлч уселись, и он
продолжил:
  - Около четырех часов тому назад. Но это...
  - Он в хижине? - перебил Вулфа Хейт.
  - Нет. Я же сказал...
  - Почему двери заперты, а вы сидите здесь?
  - Двери заперты, чтобы вы не смогли войти в дом. Внутри никого нет.
Ключи в кармане у мистера Гудвина. Мы предпочли, чтобы вы не вламывались в
дом мисс Роуэн в ее отсутствие. У меня для вас важная информация об Уэйде
Уорти, мистер Хейт, но я сообщу ее только в том случае, если меня не будут
перебивать. В противном случае вы ее вообще не получите.
  - Мне нужна информация, где он!
  - К этому мы еще вернемся. Но начну с самого начала. Девятнадцать
дней тому назад, утром в четверг двадцать пятого июля, Филип Броделл
отправился...
  - К черту Филипа Броделла! Мне нужен...
  - Заткнитесь!
  Чтобы оценить этот момент, нужно было непременно слышать Вулфа. Он не
кричал, но Хейт заткнулся.
  - Выслушайте, что я вам скажу, или вы вообще ничего не узнаете, -
повторил Вулф. - В тот четверг Филип Броделл, как он сам сказал Сэму
Пикоку, отправился посмотреть на Берри-крик. Дойдя до ручья, он пошел вниз
по течению в сторону хижины, либо же Уэйд Уорти вышел из хижины и
направился вверх по течению. Как это было - неважно, важно то, что Броделл
увидел Уорти и узнал в нем Карла Йегера, и Уорти это понял. Возможно, они
даже обменялись несколькими словами, но и это неважно. Броделл вернулся с
прогулки, перекусил и подремал. Вопрос, почему он сразу же после того, как
увидел Карла Йегера, не позвонил кому-нибудь в Сент-Луис, - один из многих
вопросов, который так и останется без ответа, поскольку и Броделл, и Пикок
мертвы. В три часа Броделл отправился на Блю-Граус-Ридж собирать чернику
и, повстречав Сэма Пикока, рассказал ему, что видел утром одного убийцу.
Что именно он сказал...
  - Вы не сможете этого доказать, - заявил Хейт. - Пикок мертв. Я не
верю ни единому вашему слову.
  - Мистер Хейт, вы из тех людей, в существование которых можно
поверить, лишь столкнувшись с ними носом к носу. Обладай вы хоть какой-то
смекалкой, вы бы поняли, что я готов открыть все свои карты, и
воздержались бы до поры до времени от комментариев. Что именно Броделл
сказал Пикоку после полудня в тот четверг, можно только предполагать, как
и многое другое - например, откуда Уорти узнал, что Броделл отправился в
тот день на Блю-Граус-Ридж, и пошел за ним следом, и почему Сэм Пикок его
не увидел. Однако все факты установлены. А именно: Броделл рассказал
Пикоку достаточно для того, чтобы последний, найдя труп Броделла,
заподозрил, что стрелял в него Уэйд Уорти. За подтверждением я отсылаю вас
к мистеру Джессапу, окружному прокурору. Информация об этом получена от
одной молодой особы, которая в целях обеспечения ее безопасности
содержится под стражей. Я...
  - Где содержится? Как ее фамилия?
  - О ней я вам ничего не скажу - спросите у мистера Джессапа. Я
продолжу. Не установлено, каким образом Сэм Пикок собирался использовать
эту информацию. Самое очевидное предположение - шантаж, хотя молодая
женщина Э10 отрицает. Есть и другие версии. Если это было всего лишь
подозрение, он, возможно, хотел его проверить и сделал какую-то глупость.
А может, он просто испытывал сильную неприязнь к мистеру Гриву и не
захотел ему помочь. Кстати, о неприязни. Спроси вы меня, испытываю ли я
неприязнь к вам, я бы ответил "да". Любое мало-мальски компетентное
расследование по делу о смерти Филипа Броделла должно было основываться на
непрерывных допросах Сэма Пикока, следовательно, мистера Гудвина давно бы
уже здесь не было, а я бы вообще сюда не приезжал.
  - Однако вы совершили промах. Что касается Пикока, он своей цели не
достиг. Он договорился или же согласился встретиться с Уорти в субботу
вечером, и в результате - погиб. Скорее всего именно Уорти предложил,
чтобы они встретились у машины или в самой машине. Он припарковал ее в
темном уединенном месте. Шварц не дал договорить Вулфу.
  - Вы утверждаете, что он убил двоих. Вулф кивнул.
  - В таком случае, Монтана вряд ли выдаст его Миссури.
  - Выдаст. При условии, что сейчас он в Монтане и будет здесь
арестован, - сказал Вулф.
  - Вы говорите, что его здесь нет. Но ведь вы видели его четыре часа
назад?
  - Да. Я с ним завтракал и одновременно разрешал одну проблему личного
характера. Я знал, что по приезде вы направитесь к шерифу и он привезет
вас сюда. Шесть дней я делил гостеприимный кров мисс Роуэн с мистером
Уорти, а мистер Гудвин пробыл здесь с ним гораздо дольше. Не могло быть и
речи о том, чтобы доставлять неприятность этой женщине, арестовывая одного
из ее гостей прямо у нее в доме и защелкивая наручники. Ответственность за
его разоблачение несли мы с мистером Гудвином. Нужно было прибегнуть к
какой-нибудь уловке, что я и сделал. За завтраком я упомянул, что по
фотографии одного человека, находящегося сейчас в Монтане - имени его я не
назвал, - опознали Карла Йегера, который разыскивается в Сент-Луисе по
подозрению в убийстве, и что за ним сегодня должен прилететь полицейский.
Затем я предложил мисс Роуэн вместе с другой гостьей и служанкой
отправиться на рыбалку, что они и сделали. Мне не хотелось, чтобы она была
здесь, когда приедете вы.
  Все трое уставились на него. После паузы Хейт спросил:
  - Так где же все-таки Уорти?
  - Не знаю. Мы с мистером Гудвином вышли на какое-то время из дома
поговорить, а когда вернулись, его уже не было. Очевидно, он вышел через
заднюю дверь, перебрался через ручей и...
  - Проклятый толе... Я засажу вас! И Гудвина тоже!
  - Послушайте, мистер Хейт, у меня есть предложение получше. Мистер
Гудвин отопрет дверь, а вы зайдете в дом и позвоните мистеру Джессапу. Он
позволил мне поступить так в знак признания нашего с мистером Гудвином
вклада в раскрытие этих преступлений. По его просьбе в девять утра в
определенных местах были расставлены полицейские - не знаю, сколько
именно, но наверняка достаточно, чтобы удостовериться, что Карл Йегер, он
же Уэйд Уорти, не ушел далеко. Он, несомненно, уже под стражей - возможно,
в полицейских бараках в Монтане. А может, он у мистера Джессапа в
кабинете. Так что позвоните и узнайте!


                                  Глава 15


  Отчет должен завершаться тушем, но этот так закончиться не может.
Жалоба сия не имеет никакого отношения к убийству или к форели:
полицейские доставили Йегера-Уорти в кабинет Джессапа в целости и
сохранности, а рыбачки вернулись после трех с пятью красноперками, двумя
бурыми, четырьмя калифорнийскими и семью радужными форелями. Для пятерых,
считая и Мими - пусть даже один из нас был Ниро Вулф, - этого улова
впоследствии оказалось вполне достаточно.
  Остается лишь доложить о неприятной обязанности, которую я взял на
себя: сообщить Лили, что ей придется искать другого писателя и начинать
работу над книгой с самого начала. Ужасное известие. Когда форелью вволю
повосхищались и отдали ее Вулфу, а дамы разошлись переодеться, я прошел к
себе в комнату, оттуда в небольшой коридорчик и постучал в дверь комнаты
Лили. Меня пригласили войти, и я вошел. Лили сидела в кресле у окна и
расчесывала волосы.
  - Мне многое нужно рассказать, - начал я, - и хорошее и дурное. С
одной стороны...
  Вздор. С какой это стати я буду вам докучать? Давайте закончим тушем.
Харви Грива выпустили на свободу, и он успел проводить нас с Вулфом утром
до Хелины.