Рекс Стаут. Лига перепуганных мужчин The League of Frightened Men (1935) (продолжение) Глава 7 Когда я возвратился в контору, все говорили разом. Приблизившись к столу Вулфа, я услышал слова адвоката Кэбота. - Я полагаю, вы получите свои деньги, сэр. Я начинаю понимать, почему у вас такая репутация. - Я не стану возражать вам из ложной скромности, сэр, - вздохнул Вулф. - Со своей стороны должен добавить, что, если я и получу свои деньги, то они мне нелегко дадутся. Ваш приятель, мистер Чапин, - человек незаурядный. Кэбот кивнул. - Поль Чапин - гений с заскоком. - Все гении с заскоком. Не исключая меня самого... Скажите, каким образом Поль Чапин приобрел свое отклонение от нормы? Я имею в виду знаменитый несчастный случай. Расскажите мне о нем. Как я понял, это случилось в колледже в результате какого-то озорства? Кэбот присел на угол письменного стола. - Это было ужасно, иначе не скажешь. Он тогда был новичком, а все остальные минимум на втором курсе. Вы знаете Двор? - Двор? - В Гарварде. - Ни разу там не был - Так в этом самом Дворе помещаются здания со спальнями учащихся. Мы внизу устроили вечеринку с пивом, с нами были кое-кто со стороны - вот почему там также присутствовали Джейс и Коллард. Время приближалось к десяти вечера, когда пришел один из наших товарищей и пожаловался, что он не может попасть к себе в спальню: забыл в комнате ключ, захлопнул дверь, а замок пружинный. Конечно, мы начали хлопать в ладоши. - Это считалось удачной шуткой - позабыть ключ? - Ничего подобного. Мы просто радовались предстоящей возможности позабавиться. Понимаете, если вылезти из окна холла или другого помещения, то можно было добраться до окна любой спальни по узкому карнизу и таким образом попасть в эту спальню. Это был сложный и опасный трюк, теперь я на такой подвиг не решился бы, даже по распоряжению Верховного Суда, но в дни своей юности я неоднократно проделывал этот путь, да и мои приятели тоже. Каждый раз, когда кто-либо из старших забывал свой ключ, добывать его (по местным законам) лез очередной новичок. Для ловкого юнца в этом не было ничего особенного. Итак, когда наш товарищ (это был Эндрю Хиббард) сообщил нам, что у него захлопнулась дверь, мы шумно приветствовали такую удачу и стали искать жертву. Кто-то услышал шаги в холле, заглянув туда, увидел идущего мимо и позвал его к нам Он вошел. Это был Поль Чапин. - Он был новичок? Кэбот кивнул. - Уже в те годы Поль обладал внутренней силой Возможно, у него уже тогда было отклонение от нормы, тот или иной комплекс. Я не психолог, но Энди был склонен оставить его в покое. Но вышло так, что именно Поль в тот вечер оказался перед нами. Ему сказали, что ему надлежит сделать. Он выслушал совершенно хладнокровно и спросил, на каком этаже находится комната Энди, мы ответили, что на четвертом, тремя этажами выше. Он ответил, что крайне сожалеет, но в таком случае он не сможет этого сделать. Ферд Бауэн спросил "В чем дело, вы же не калека?" Поль ответил, что он совершенно здоров. Билл Гаррисон, человек рассудительный с самой колыбели, справился, не страдает ли он боязнью высоты. Он снова ответил. "Нет". Тогда мы отвели его наверх. Вообще-то, в подобных случаях собиралось не более десятка зевак, но на этот раз благодаря необычному положению Поля нас было тридцать пять бездельников. Мы его и пальцем не тронули. Он понимал, что не может отказаться, и шел добровольно. - А если бы он отказался, что бы случилось? - Все что угодно. Все, что пришло бы нам в голову. Вы не знаете колледжских мальчишек? - Так мало, как только возможно. - Да, ну, он пошел. Я никогда не забуду его лицо, когда он вылезал из окна спиной вперед. Оно было бледным, как полотно. Но не только это. В нем было что-то еще, что трудно определить. Очевидно, Энди Хиббард тоже это заметил, потому что он бросился вперед и велел Чапину вернуться, что он сделает это сам. Но другие схватили Энди и сказали ему, чтобы он не был чертовым дурнем. Все вывесились из окон, наблюдая за Полем. Светила полная луна. Чапин благополучно вылез на карниз, выпрямился, немного прошел вдоль карниза, широко расставив руки, стараясь дотянуться до следующего окна. Я не видел этого, я не смотрел, но мне сказали, что совершенно неожиданно Чапин начал дрожать и полетел вниз. Кэбот замолчал, достал из кармана портсигар и закурил. Его рука со спичкой заметно дрожала. Сделав пару затяжек, он добавил: - Вот и все. Так это случилось. Кэбот снова затянулся. - Мы, конечно, подняли его, вызвали врача и все такое. Он пролежал в больнице два месяца, перенес три операции... Уж не знаю, каким образом ему удалось раздобыть список наших имен. Скорее всего, от Энди. Энди крайне тяжело переживал эту историю. Так или иначе, но в тот день, когда Поль вышел из больницы, он разослал нам копии сочиненной им поэмы. Он благодарил нас. Это было умно. И лишь один из нас оказался достаточно прозорливым, чтобы понять, какого рода была эта благодарность. Питни Скотт. - Питни Скотт, шофер такси? Кэбот приподнял брови. - Пит в 1930 году пристрастился к спиртному, став одной из жертв общей депрессии. Не как Майк Эйерс, который делает это, чтобы изводить всех окружающих. Пит пьет тайком, подрывая собственное здоровье. Я заметил, что вы против его фамилии поставили пять долларов. Я охотно внесу их за него. - Вот как? Это доказывает, что вы готовы принять мое предложение? - Конечно. Вы же это прекрасно понимаете. Что мы можем сделать? Нам угрожает полное истребление, в этом нет никакого сомнения. Я только не пойму одного: если Поль Чапин с тех пор вынашивал подобные планы, почему он так долго ждал? Возможно, конечно, что его недавние успехи преисполнили его верой в собственные силы. Или же ему потребовались деньги, чтобы финансировать свои аферы? Не знаю. Конечно, мы принимаем ваше предложение. Знаете ли вы, что месяц назад Эдлер, Бретт и Бауэн серьезно обсуждали предложение нанять гангстеров для убийства Поля Чапина? Они пригласили и меня, но я отказался. Полагаю, что у всякого человека имеется предел добропорядочности. Иногда обстоятельства заставляют его преступить. В конце концов, они тоже отказались от этой бредовой идеи, но это доказывает состояние наших нервов... Что еще мы можем сделать? Полиция бессильна, что вполне понятно и не умаляет ее достоинства. Они в состоянии уличить и обезвредить многих преступников, но не Поля Чапина - надо отдать ему должное. Трое из нас месяц назад наняли частных детективов, но с таким же успехом мы могли поручить следовать за ним и бойскаутам. Детективы потратили много времени, разыскивая машинку, на которой были напечатаны "предупреждения", но так ее и не обнаружили. Но, если бы они ее и отыскали, могу поспорить, им бы не удалось связать ее с Полем Чапином. - Да. Вольф потянулся, чтобы нажать на звонок. - Ваши детективы приходили ко мне и предложили отдать свою информацию, если на то будет ваше согласие. Появился Фриц, Вулф распорядился принести пива. - Мистер Кэбот, что имел в виду мистер Чапин, заявив, что вы в нем убили человека? - Ну... Это же поэзия, не так ли? - Можно рассуждать и так. Но меня интересует, является ли это поэтическим приемом или фактической информацией? - Я не знаю. Кэбот опустил глаза. Я наблюдал за ним и думал про себя, что он действительно встревожен: "Значит, и в вашей прелестной жизни, мой славненький, есть изгибы, хух?" Он продолжал: - Я не могу этого сказать. Может быть, вам обратиться к его врачу? Вмешался в разговор юный голос. Это был тенор Дреммонда: - А почему бы не спросить у его жены? Вулф повернулся к нему. - У чьей жены? - У жены Поля. За семь лет я видел Вулфа удивленным всего три раза. Этот раз стал четвертым. Он даже задвигался в своем кресле. Посмотрел на Кэбота, а не на Дреммонда и резко спросил: - Что это за ерунда? Кэбот кивнул. - Верно, у Поля есть жена. Вулф налил стакан пива, выпил половину, секунду подержал стакан в руке и проглотил все остальное. Поискал глазами салфетку, но та валялась на полу. Я достал ему чистую из ящика, в котором их держу, и Вулф вытер губы. - Расскажите мне про нее, - сказал он. - Ну... Кэбот явно подыскивал слова. - Как я уже говорил, Поль Чапин полон всяких отклонении от нормы, а его жена - одно из них. Ее зовут Дора Риттер. Он женился на ней три года назад, квартира, где они сейчас живут, на Перри-стрит. - Что она из себя представляет, и кем она была раньше? Кэбот заколебался снова, но иначе: теперь он подыскивал не выражения, а возможность уклониться от ответа. Наконец, он сказал: - Я не представляю... чем это вам может помочь. Это, очевидно, вы все равно пожелаете узнать. Я бы предпочел... если вы обо всем узнаете от доктора Бартона. Он повернулся и кивнул. - Лорри, подойдите сюда на минутку! Доктор Бартон стоял у столика с напитками и оживленно о чем-то рассуждал. Он оглянулся, что-то сказал архитектору Фареллу и подошел к письменному столу Вулфа. Кэбот объяснил: - Мистер Вулф только что спросил меня, что из себя представляет жена Поля, Бартон посмотрел на Вулфа и нахмурился, потом перевел глаза на Кэбота, в голосе его звучало раздражение: - А почему не вы или кто-нибудь другой? Ведь об этом все знают. Кэбот улыбнулся. - Возможно, я излишне деликатен. - Безусловно. Бартон повернулся к Вулфу. - Раньше Дора Риттер работала у меня прислугой. Внешне она весьма бесцветна, сейчас ей около пятидесяти, но особа она энергичная и компетентная... и упрямая, как мул. Поль женился на ней в 1931 г. - Почему он на ней женился? - Могу сказать только одно: Чапин - психопат. - Какой именно она была прислугой? - Она была горничной моей жены. - Как давно вы ее знаете, и как давно с ней знаком Чапин?.. Я прочитал все романы Чапина, и мне казалось, что теперь я прекрасно разбираюсь в его характере, его темпераменте, в процессах его мышления и в образе его действий. Я считал, что он не способен идти проторенными путями, ведущими к женитьбе и обзаведению семейством, как из-за эмоциональных побуждений, так и из практических соображений... Узнав, что он имеет жену, я был буквально потрясен, я даже растерялся. Поэтому мне необходимо узнать о ней решительно все. - Ничего не может быть проще... Бартон пристально посмотрел на Вулфа, как бы оценивая его, и добавил: - В таком случае, я могу это сделать сам. По этому поводу в свое время было очень много разговоров... Он оглянулся на собравшихся. - Я знал об этих пересудах, хотя мне самому, естественно, никто ничего не говорил... - Да? - Да. Полагаю, что вы знаете, что из всей нашей группы только один я был знаком с Полем Чапином до колледжа. Он родом из того же города, что и я, мы, более или менее, росли вместе. Поль был влюблен в одну девушку, я тоже был знаком с ней. Он от нее был без ума. И, наконец, благодаря своей настойчивости, он добился у нее взаимопонимания, еще до того как уехал в колледж. Потом произошел этот несчастный случай. Поль стал калекой, ну, и все расстроилось... По моему мнению, рано или поздно, все это у них бы все равно кончилось, даже без несчастья с Полем... Я не приезжал на каникулы домой, летом я работал. Я приехал, только закончив медицинский институт, и, зайдя в их дом с визитом, обнаружил, что эта девушка стала... словом... я женился на ней. Мы приехали в Нью-Йорк. Мне везло в моей профессии, я умею подойти к больным, они мне доверяют и охотно делятся своими сомнениями. Особенно женщины. Я зарабатываю много. Если не ошибаюсь, в 1923 году моя жена наняла Дору Риттер - да, она работала у нее восемь лет. Однажды Поль пришел ко мне и сказал, что он намерен жениться на горничной моей жены. Это было очень неприятно. Он устроил отвратительную сцену. Вулф наклонил голову. - Могу себе представить его объяснения, что "предпринимаемый им шаг является своеобразной перифразой на старую тему о безутешно рыдающем мальчике". Доктор Бартон вздрогнул, закинул голову и широко открыл глаза. - Черт побери, откуда вы это знаете? - Он сказал именно это? - Эти самые слова. - Я не сомневался, что он запоет это. Вулф поскреб себе ухо, и я понял, что он доволен. - Прочитав его романы, я ознакомился с его манерой выражаться и с направлением его мыслей... Итак, он женился на ней. Она, разумеется, не была слишком разборчива. Стали ли они счастливой парой? Вы когда-нибудь видите ее? - Не часто. После недолгого колебания он продолжал: - Я бы даже сказал, что очень редко. По два раза в неделю она приходит причесывать жену и иногда что-то ей шьет, меня же, как правило, не бывает дома. Вулф пробормотал: - Так соблазнительно не расставаться с искусной горничной, если таковая вам встретилась. Бартон кивнул. - Полагаю, что это так... Моя жена уверяет, что Дора незаменима. Дора - искусная ведьма. - Так. - Вулф отпил немного пива. - Благодарю вас, доктор. Мистер Чапин меня больше не волнует, поскольку он полностью соответствует моему представлению о нем. Вмешался Фарелл: - Какого черта... какое отношение имеют личные дела Лорри Бартона к данной истории? Я думал, что мы собираемся вам заплатить за то, что вы прекратите... Он замолчал на полуслове, оглянулся на остальных, лицо у него покраснело, и фразу свою он закончил совсем другим тоном. - Извините, я на минуту позабыл, что... - Что позабыли? - Ничего важного... - Только то, что я вне игры. В вашем итоге, превышающем пятьдесят тысяч, мне вы назначили всего десять долларов... Представляете ли вы, с чем столкнулись архитекторы за последние четыре года? Даже самые хорошие. Я проектировал новый городской дом в Балтиморе в 1928 году, а теперь я не могу получить даже самого паршивого заказа. Кстати, не собираетесь ли вы построить себе новый дом, мистер Вулф? Телефонную будку или собачью конуру, что угодно. Я бы с радостью представил вам проекты. Пошли, Лорри, допейте ваш бокал. Он взял доктора Бартона за руку. Отходя, они были остановлены словами Вулфа: - Мистер Фарелл, я считаю себя одинаково обязанным заработать ваши десять долларов, как и девять тысяч мистера Колларда. Если вы возражаете... - Черт побери, нет! Я не имею даже замечаний. Джордж Бретт сказал Кэботу: - Пошли, Ник, надо и нам немного освежиться. Они ушли в нишу следом за первой парой. Возле стула Вулфа остался только Дреммонд. Он шагнул было вслед за процессией, но повернул обратно. Он посмотрел на Вулфа своими блестящими маленькими глазками, приблизился к Вулфу и тихо спросил. - Ух... Мистер Вулф. Я думаю, что источники вашей информации вполне надежны? Вулф ответил, не глядя на него: - Безупречные. - Не сомневаюсь. Раз Фарелл болтается без работы всего несколько месяцев, но вы уверенно отнесли его к неплатежеспособным... Ух... Не могли бы вы меня посвятить в финансовые дела некоторых других людей из вашего листа... Самое обыкновенное любопытство - Я не имею права удовлетворять ваше любопытство. - Понятно... Но я никак не могу понять, почему вы занизили Джейса до восьми тысяч, Бартона до семи и так далее. Ферду Бауэну всего лишь тысячу двести? Он же крупная фигура на Уолл-стрит, даже весьма крупная, не так ли? Фирма "Голбрейт и Бауэн"... Голос Дреммонда чуть-чуть окреп. - Откровенно, это больше чем любопытство... он занимается размещением денег и для меня... - Не трудитесь говорить пренебрежительно о своих капиталовложениях. Это не поможет снизить сумму, которую вы должны уплатить мне, ибо все уже учтено и проверено. Что касается вашего вопроса, то хотя источник моей информации и превосходен, но и здесь не исключены ошибки. Так что если мистер Бауэн собирается обвинить меня в том, что мы преуменьшили его платежеспособность, я с удовольствием пойду ему навстречу. - Конечно, конечно, - согласился Дреммонд. - Но если бы вы мне сказали... - Прошу извинить меня. Вулф открыл глаза, вздернул подбородок и слегка повысил голос: - Джентльмены! Не мог бы я с вами поговорить? Они подошли к его столу. Двое или трое, сидящих в креслах, остались сидеть. Дреммонд, глубоко спрятавший недовольство от ответа Вулфа, отошел в дальний конец стола. Майкл Эйерс снова развалился в кресле, вытянув ноги, рот его поминутно широко раскрывался в неудержимой зевоте, но вдруг он решительно поджал губы, а на его лице появилось обиженно-возмущенное и очень изумленное выражение. Я хотел подойти и передвинуть его на место, где нет ковра, но потом решил, что он справится. Вулф обратился к нам в своей обычной изысканной манере. - Время позднее, и я не хочу вас дольше задерживать. Я понимаю, что мы договорились. Мы все оформили надлежащим образом. Я попрошу мистера Кэбота приготовить завтра утром в его конторе копии договора и прислать их мне для раздачи вам. Кэбот кивнул. - Благодарю вас... В связи с этим, мистер Фарелл, у меня есть предложение к вам. Вы разорены, но у вас очень умное лицо. Быть разоренным не позор, это только несчастье. Вы можете помочь мне. Например, вы можете разнести или разослать копии "Записки" тем членам "Лиги", которые не присутствовали здесь сегодня вечером, добиться их согласия на присоединение к остальным и так далее. Я буду платить вам двадцать долларов в день. У меня будут для вас и другие поручения. Архитектор уставился на него. - Вы хороший малый, мистер Вулф, но я не детектив. - Мои требования к вам будут скромными, я не ожидаю от вас неустрашимости. - Хорошо, - рассмеялся Фарелл. - Ваши двадцать долларов не окажутся лишними. - Вот и прекрасно. Позвоните сюда завтра в одиннадцать. Теперь вы, доктор Бартон. Ваше многолетнее знакомство с Полем Чапином ставит вас в особое положение для моих целей. Не могли бы вы отужинать со мной завтра вечером? Не колеблясь, Бартон покачал головой. - Сожалею, я буду занят. - Может быть, вы заедете ко мне после ужина? Я не предлагаю заехать к вам домой. Мое нежелание покидать этот дом имеет свои основания. Но Бартон снова покачал головой. - Сожалею, мистер Вулф, но я не могу приехать. После некоторого колебания он добавил: - Признаться откровенно, я не хочу. С моей стороны это мягкотелость. Конечно, я не так сентиментален в этом вопросе, как Энди Хиббард и Лео Элкас. Я ответил "да" на заданный вами сегодня вопрос, хотя он прозвучал у вас весьма прямолинейно. Я ответил "да" и я заплачу свою долю, но это и все. Я лично не буду ничем способствовать разоблачению Поля Чапина, не буду стараться доказать его вину, чтобы отправить его на электрический стул. Я сознаю, что все дело в моем дурацком характере. Если бы речь шла о необходимости свести с ним счеты, я готов вступить с ним в единоборство на равных... - Подготовились к акту насилия? - Не в буквальном смысле... Бартон стал раздражаться. - Не ловите меня на слове. Господи! Как бы я хотел вообще не знать этого человека. Впрочем, мое желание разделяют все наши. Я просто имел в виду, что уже многие годы я храню у себя в кабинете в столе пистолет. На прошлой неделе Поль заходил ко мне. Конечно, в моем доме его постоянно встречал радушный прием, но он бывал у меня редко. На этот раз, учитывая недавние события, я велел прислуге задержать его в холле, и перед тем как выйти в холл, взял из ящика пистолет и положил его в карман. Вот это я и имел в виду: я готов отплатить той же монетой Полю, если обстоятельства этого потребуют. Вулф вздохнул. - Может быть, вы нам скажете, когда именно приходил к вам Поль Чапин и чего он хотел? - Это вам не поможет, - резко ответил Бартон, - это всего лишь глупости неврастеника. - Ну, хорошо, сэр. Придерживайтесь остатков ваших идеалистических взглядов. В большинстве из вас они уже полностью отсутствуют. Я буду вынужден выполнить свое дело без вашей помощи. Джентльмены, я вас больше не задерживаю. Адвокат Кабот взял в руки "Записки", аккуратно их сложил и сунул себе в карман. - Я пришлю их вам завтра утром. Они засобирались все разом, и я вышел посмотреть, как они надевают свои шляпы и пальто. Бауэн и Бартон вышли вместе, как и пришли. Заперев двери и задвинув засовы, я отправился на кухню, чтобы взять молока. Вулф сидел в кабинете с закрытыми глазами. Я поставил молоко на свой стол, налил себе полный стакан, уселся и принялся пить небольшими глотками. Помещение было наполнено запахом дыма и различных вин, стулья были сдвинуты в кучу, по ковру был разбросан пепел от сигар и сигарет. Мне это действовало на нервы. Я поднялся и распахнул окно. Но Вулф сказал: - Закрой Я поднялся и закрыл. Я налил себе второй стакан молока. Я сказал: - Я чертовски устал и хочу спать. Глаза Вулфа были закрыты. И он игнорировал меня всем своим видом. Я сказал: - Вы понимаете, мы могли бы заработать все эти деньги и избавиться от многих хлопот, организовав небольшой "несчастный случай" с Полем Чапином. При нынешней депрессии цены на всякие "несчастные случаи" сильно снизились. Вам бы это обошлось примерно в пятьдесят баксов. Теперь модно быть экономным. Вулф проворчал: - Благодаря тебе, Арчи, когда я истощу собственные методы достижения цели, я буду знать, к кому обратиться. Открой блокнот. Я достал блокнот и карандаш. - Позвони в девять часов в контору мистера Кэбота и убедись, что "Записка" будет здесь к одиннадцати часам, к приходу мистера Фарелла. Узнай, где находятся рапорты из агентства Баскома, и раздобудь мне их. Люди придут сюда в восемь? - Да, сэр. - Пошли одного из них получить рапорты, троих приставь к Полю Чапину - это в первую очередь. Нам нужны полные сведения о его передвижениях - пусть сообщают по телефону обо всем мало-мальски важном. - Даркин, Кимз, Гор? - Это твое дело, а Сол Пензер пусть сунет нос в последние нераскрытые шаги Эндрю Хиббарда. Пусть он позвонит в одиннадцать тридцать. - Да, сэр. - Поручи Кэтеру выяснить прошлое Чапина за пределами круга наших клиентов, в особенности за два последних года, и как можно подробнее. Может, ему удастся достичь гармонии с Дорой Чапин. - Может, мне самому заняться ею? Возможно, она нечто вроде секс-бомбы? - Подозреваю, что этот термин - вульгаризация выражения "сексуальная особа"? Если она на самом деле такова, воздержись на время от искушения. Твоей специальной областью будут обстоятельства смерти Гаррисона и Дрейера. Сначала ознакомься с рапортами Баскома, затем действуй сам. Повсюду, где есть смысл провести расследование, несмотря на прошедшее время, займись им. Если будет необходимо, используйте людей, но не будь расточительным. Не заходи ни к одному из наших клиентов, пока с ними не поговорит мистер Фарелл. Вот и все. Уже поздно. Вулф открыл глаза, поморгал и закрыл их снова, но я заметил, что кончиком пальца он выводит маленькие кружочки на подлокотнике кресла. Я усмехнулся - Может быть, мы выясним сейчас то, что беспокоит и вас, и меня? Почему Чапин прячет в заднем кармане револьвер времен Гражданской войны, да еще со сточенным бойком, так что он так же опасен, как детский пугач? - Я ни о чем не беспокоюсь, Арчи. - Его пальцы не останавливались. - Я размышляю, будет ли разумно выпить еще бутылку пива перед сном? - Вы уже выпили шесть после обеда. - Семь. Одна была наверху. - Тогда, ради Бога, оставьте ее на завтра. Говоря о пушке Чапина, помните ли вы о той даме-наркоманке, которая прятала коробочку с пилюлями, сделанными из простой муки, у себя в чулке. Это наиболее распространенный тайник у женщин. А когда у нее коробочку отобрали, и полиция решила, что все в порядке, потом выяснилось, что настоящий наркотик был запрятан в поясе ее юбки. Конечно, я не утверждаю, что у Чапина обязательно есть второй револьвер. Я подразумеваю, психологически... - Святое небо! Вулф отодвинул назад свое кресло и сказал решительно: - Арчи, пойми следующее: как человек действия ты приемлем, ты даже компетентен. Но ни на одну минуту я не мог бы примириться с тобой, как с психологом. Я пошел спать. Глава 8 В разные времена я слышал разные, но отнюдь не шуточные высказывания Вулфа об убийстве. Однажды он заявил, что ни один человек не сумел бы совершить предумышленное убийство, не оставив никаких следов. Говорил он также, что единственный способ совершить "идеальное убийство" и избегнуть разоблачения, несмотря на находчивость преследователей и не полагаясь на свое счастье, это действовать экспромтом, дождаться подходящей минуты, скрывая свои мысли решительно ото всех, и нанести удар в тот момент, когда позволят обстоятельства. Он добавил, что только люди, которые не слишком торопятся, могут позволить себе роскошь прибегнуть к "импровизированному убийству". К вечеру вторника я был уверен в одной вещи, касающейся смерти Б. Р. Гаррисона, федерального судьи из Индианаполиса: если все же это было убийство, то, конечно, "импровизированное". Мне бы хотелось сразу же сказать еще одно: я знаю, когда задание мне не по силам. Я никогда не пытаюсь представить дело таким образом, будто я могу все. Поль Чапин не пробыл и трех минут в конторе Вулфа в понедельник вечером, как я увидел, что он для меня совершенно непонятен. Если вас интересует мое мнение, то на этом сборище он держался прекрасно! Люди темные и непонятные сбивают меня с толку. Вот с разборными картинками такого никогда не бывает: пусть картина распилена на сотни кусочков, которые на первый взгляд совсем не подходят один к другому, но я приведу их к первоначальному виду. В воскресенье это было проделано мной сорока путями. Шесть часов во вторник я потратил, выясняя картину смерти судьи Гаррисона: читал донесения людей Баскома, беседовал с шестью свидетелями, включая тридцатиминутный разговор по междугородному телефону с Филмором Коллардом. И провел это по всем направлениям только с двумя перерывами для еды. В итоге я пришел к трем выводам. Первый: если это убийство, то "импровизированное". Второй: если кто-либо и убил его, то это Поль Чапин. Третий: что у меня было столько же шансов доказать это, как и доказать, что честность - лучшая политика. Это произошло пять месяцев назад. Правда, последующие события, начиная с получения по почте стихотворных предупреждений, напечатанных на машинке, не давали потускнеть воспоминаниям о них. Поль Чапин ездил в Гарвард с Леопольдом Элкасом, хирургом. Последний ездил туда на выпускной вечер к сыну. Судья Гаррисон приехал по той же причине из Индианаполиса. Элкас сказал мне, что Дреммонд был уже там потому, что ежегодно на него нападало непреодолимое сомнение в том, что он действительно закончил этот знаменитый университет, И он возвращался туда каждый июнь, чтобы приобрести уверенность в этом. Элкас очень любил Дреммонда. Кэбот и Сидней Ланг находились в Бостоне по делам, а Бауэн был гостем в доме Теодора Джейса. По-видимому, они замышляли какую-то финансовую операцию. Так или иначе, Филмор Коллард связался со своими бывшими однокашниками и пригласил их к себе на уик-энд на свою виллу близ Марблхеда. Их было более дюжины. В субботу после обеда, с наступлением темноты, они отправились на прогулку по окрестностям и добрались до края стофутового утеса, у подножия которого с грохотом разбивался прибой среди беспорядочного нагромождения скал... Четверо, среди них Кэбот и Элкас, остались дома играть в бридж. Поль Чапин увязался с гуляющими, группа разделилась: одни, во главе с Коллардом, направились к конюшням посмотреть на заболевшую лошадь, кое-кто двинулся назад к дому, человека два отстали. Примерно через час они хватились Гаррисона, но встревожились по-настоящему лишь к полуночи. Рассвело до того, как наступил полный отлив, так что им удалось найти изувеченное тело Гаррисона у подножия утеса - оно застряло между скал. Трагическое происшествие и испорченный уик-энд. Никто не усмотрел в случившемся ничего особенного до следующей среды, когда каждый из них получал по почте напечатанное на машинке стихотворение. Оно очень много говорило о личности Поля Чапина и его качествах. Во всяком случае, никто не сомневался, что он является автором. Кэбот пояснил, что в этой уверенности их укрепило сходство между трагической гибелью судьи Гаррисона и тем несчастным случаем, жертвой которого много лет назад стал сам Поль Чапин. Он тоже упал с большой высоты. Они собирались вместе, обсуждали случившееся, вспоминали, сопоставляли. Прошло уже четыре дня, и в их утверждениях было много разногласий. Некто Мейер, живущий в Бостоне, говорил в субботу вечером, что, когда он ушел, Гаррисон сидел на краю утеса, смотря на прибой. Он даже крикнул ему шутливо, чтобы, прыгая вниз, судья не забыл дернуть за кольцо своего парашюта. Поблизости больше никого не было. Они пытались восстановить в памяти все в отношении поведения Чапина. Двое были убеждены, что он поплелся, хромая, за идущей группой, направляющейся к дому, присоединился к ним на веранде и вместе с ними вошел в дом. Бауэну показалось, что он его видел возле конюшни. А Сидней Лонг видел, как он читал книгу вскоре после возвращения группы, и считал, что Поль не поднимался с места. Вся "Лига" была теперь занята этим вопросом, потому что они все получили "предупреждения". Их совещание ничего не дало потому, что в их рядах не было единомыслия. Леопольд Элкас считал Чапина непричастным к предупреждениям и советовал искать преступника в другом месте. Кое-кто настаивал на том, чтобы передать это дело полиции. Но их разубедили, главным образом Хиббард, Бартон и Элкас. В конце концов они направили Бартона, Кэбота и Лонга с визитом к Чапину. Чапин встретил их улыбкой. По их настоянию он описал все, чем занимался в субботу вечером, совершенно точно помня все подробности. Из его слов выходило, что он вместе с ними дошел до утеса и посидел там на скамье, затем отправился назад с группой возвращающихся домой. Он не видел Гаррисона сидящим на краю утеса. Дома он уселся в кресло с книгой и оставался там до того момента, когда поднялся шум из-за отсутствия Гаррисона. Рассказывая, он все время улыбался, но был обижен. Что касается полученных ими "предупреждений", это совсем другое дело. Тут, заявил он, его крайне огорчает, что они подозревают его не только в насилии, но и в угрозах прибегнуть в будущем к новым видам насилия. Более того, его возмущает, что они приписывают ему столь низкопробное рифмоплетство, но он понимает, что ему следует их извинить, и т. п. Они действовали под влиянием страха, ну, а страх - дурной советчик. Кто послал предупреждения, если не он? Он не имел понятия. Думать можно на кого угодно. На что-то может намекать почтовый штемпель, а также бумага и конверты, не говоря уже о шрифте машинки. Ее стоит поискать. Высказав свои советы, он поднялся со стула и, хромая, подошел к пишущей машинке, похлопал по ней рукой и улыбнулся собравшимся. - Я уверен, что этот немыслимый материал не был напечатан на этой машинке, если только никто из вас, друзья мои, не проник сюда тайком и не воспользовался ею в мое отсутствие. Николас Кэбот был достаточно напорист, чтобы подойти к машинке, вставить в нее лист бумаги, напечатать несколько строчек и забрать листок с собой, но дальнейшая проверка показала, что Чапин был прав. Шли недели, и острота притупилась. Большинство из них, слегка устыдившись своей трусости, решили, что они оказались жертвами чьей-то неумной шутки, и стали ратовать за продолжение дружбы с Чапином. Ему больше никто ничего не говорил о случившемся. Во вторник вечером я вкратце все это пересказал Вулфу. Его комментарии были следующими: - Если мистер Чапин имел отношение к гибели судьи Гаррисона, не устоял перед соблазном отомстить, он, очевидно, считает себя совершенно неуязвимым. Но его подвело собственное тщеславие, когда он написал угрожающие письма и разослал их всем приятелям. Это было опасно. - Как вы можете быть уверены? - Уверен. А теперь я тебе скажу о племяннице мистера Хиббарда. Она приходила ко мне сегодня утром. - Сказала вам что-нибудь новое? - Вместе с сестрой она еще раз тщательно обыскала квартиру, но не обнаружила, чтобы что-нибудь пропало. Он был привязан к двум трубкам, которые курил поочередно, так одна из них находится на своем обычном месте. В банке он больше денег не брал. Но у него при себе всегда находилась порядочная сумма наличными. Сол Пензер после целого дня работы обнаружил только один небольшой факт: продавец газет на углу Сто шестнадцатой улицы, который знает мистера Хиббарда в лицо уже несколько лет, видел, как тот вошел в метро между девятью и десятью часами вечера в прошлый вторник. - Это единственное, что раздобыл Сол? Вулф кивнул, наклоняясь вперед, чтобы дотронуться до кнопки звонка на своем столе. - Полиция располагает этими же фактами, у них тоже больше ничего нет, хотя прошла неделя после исчезновения Хиббарда. Если мистер Чапин отправился на прогулку с мистером Хиббардом и столкнул его с моста в Ист-Ривер, мы не можем ожидать, что Сол станет нырять за его трупом. Общепринятые меры розыска полицией предусмотрели все возможности подобного рода. Работа не прекращается. Что касается мистера Чапина, то он сказал и Баскому, и полиции, что провел вечер прошлого вторника у себя дома. Это утверждает его жена. Никто из соседей не видел, чтобы он куда-то выходил. Вулф налил пива в стакан. - Но на другом фронте мы неожиданно добились успеха. Мистер Фарелл получил согласие двадцати человек. "Записку" подписали все, кроме доктора Элкаса, да еще кого-то в провинции. Мистер Скотт тоже исключен из списка, его доля смехотворно мала, но, как мне кажется, вам стоит с ним повидаться. Он немного возбуждает мое любопытство в другом отношении. Было непло... Зазвонил телефон. Я вздрогнул и чуть не опрокинул молоко, потянувшись за трубкой. В трубке я услышал несколько слов и кивнул Вулфу. - Это Фарелл. Вулф взял трубку своего аппарата. Они разговаривали не более одной-двух минут. После того как мы одновременно опустили трубки, я сказал: - Что такое? Фарелл ведет на ленч кого-то в Гарвард-клуб? Вы швыряетесь деньгами, как пьяный матрос. Вулф потер нос. - Это не я их расшвыриваю, а мистер Фарелл. Но правила приличия, разумеется, требуют, чтобы я их ему возместил. Я просил мистера Фарелла взять интервью у мистера Оглторна, я и не предполагал его подкармливать. Мистер Оглторн - член фирмы, издающей книги мистера Чапина, ну, а мистер Фарелл с ним немного знаком. Сегодня наверху я потратил двадцать минут, размышляя, где мистер Чапин напечатает то, в чем не желает быть уличенным. Предположение, высказанное в рапортах Баскома, что у Чапина имеется сменная каретка к его машинке, которую он ставит при необходимости, я посчитал несерьезным. Смена каретки дело сложное, трудоемкое и грязное. Нужно считаться с тем фактом, что вторая каретка должна находиться где-то под рукой, а это уже опасно. Нет, это не так. Затем он мог, по старому способу, обратиться в машинописное бюро и использовать одну из их машинок, выставленных для продажи. Но о визите Поля Чапина с его хромой ногой помнили бы долго. Не говоря уже о том, что все три "предупреждения" напечатаны на одной машинке. Я обдумал и другие возможности, и одна, как мне кажется, вполне реальна. Мистер Чапин мог прийти в контору своего издателя и, попросив кое-что заменить в рукописи или просто напечатать письмо, воспользоваться одной из их машинок. Я надеюсь, что мистеру Фареллу удастся это выяснить. Надеюсь также, что Фарелл сумеет заручиться согласием мистера Оглторна взять образец шрифта машинки, которой пользовался Чапин, если мое предположение окажется верным, если оно - неверно, тогда возьмем образцы у всех машинок в их конторе. Я кивнул. - Отметь, что сегодня я дал мистеру Фареллу двадцать долларов. И отметь также, что мы имеем еще одного члена "Лиги" - мисс Эвелин Хиббард. Я договорился с ней сегодня утром. - Вы, вероятно, забыли, сэр, что не хотели брать ее своей клиенткой, потому что у вас в голове были другие планы, и она стала моей клиенткой. Так что любые шаги, предпринимаемые ею, могут быть сделаны только с моего совета и согласия. Я посоветую ей, как члену "Лиги", заплатить меньше, чем она предлагала вам как клиентка. В "Лиге" есть и более богатые люди, но никто из них не платит десять тысяч. - Чудовищно! Ты не посмеешь так поступить. Я вздохнул, постаравшись сделать этот вздох похожим на его собственный. - Мне очень неприятно, но это единственный честный способ, которым я могу защитить интересы моей клиентки. - Сколько же ты посоветуешь своей клиентке заплатить? - Одну тысячу зеленых. - Абсурд! Учитывая ее первоначальное предложение... - Прекрасно. Я не буду торговаться. Мы поделим разницу пополам. Две тысячи долларов, я настаиваю на этом. Это все. Вулф закрыл глаза. - Договорились, черт бы тебя побрал! Теперь возьми блокнот... Глава 9 В среду, довольно рано утром, я сидел на кухне, разложив перед собой номер "Таймс", но фактически не видя его, потому что мысленно планировал свой день, одновременно расправляясь со второй чашкой кофе, когда Фриц вернулся от входной двери и сказал, что Фред Даркин хочет меня видеть. Я терпеть не могу, когда мне мешают пить моих два последних и здоровых глотка утреннего кофе, поэтому я только кивнул и закончил завтракать. Когда я вошел в контору, Фред сидел в кресле, грозно хмурясь на собственную шляпу, валявшуюся на полу, куда она свалилась при его неудачной попытке набросить ее на одну из шишечек на спинке моего стула. Фред вечно промахивался. Я поднял шляпу и протянул ее ему со словами: - Поспорим на доллар, что ты не сумеешь сделать это один раз из десяти возможных. Он покачал своей большой ирландской головой. - Нет времени. Я на работе. Могу ли я видеть Вулфа? - Сам знаешь, что нет, черт возьми! До одиннадцати часов мистер Вулф является садоводом. - Ух... но у меня особый случай. - Недостаточно "особый", чтобы нарушить порядок дома. А что, наш хромушка насыпал тебе в глаза песку, почему ты у него не на хвосте? - Я сменяю Джонни в девять часов. Даркин схватил свою многострадальную шляпу за поля, зажмурил один глаз, прицелился и метнул ее на спинку моего стула. И опять шляпа пролетела мимо на целую милю. Он хрюкнул от огорчения. - Послушай, Арчи. Это же пустая трата времени. - Так в чем же дело? - Вот в чем. Вы поручили нам втроем установить за ним круглосуточное наблюдение. Когда Вулф тратит деньги таким образом, значит, задание важное, и ему действительно надо знать жизненную программу этой птицы. Вы разрешили нам пользоваться такси и делать другие траты, если понадобится. Но повторяю: это бессмысленная трата времени и денег. Чапин живет на Перри-стрит в шестиэтажном доме с лифтом. Он на пятом этаже. За домом большой двор с деревьями и кустарником. Но дело в том, что во дворе стоит другой дом, фасад которого выходит на Одиннадцатую улицу. Дом этот построен тем же хозяином, так что каждый, кто хочет выйти из дома на Перри-стрит, может выйти черным ходом, пересечь двор и выйти на Одиннадцатую улицу, а затем вернуться тем же путем. Вот и получается, что, расположившись в табачной лавке на противоположной стороне Перри-стрит, откуда мне прекрасно виден дом 203, я чувствую себя таким же полезным, как у одного из выходов с Янки-стадиона, где мне поручено было наблюдать за женщиной в черной шляпке. Я пришел сюда не потому, что проштрафился. Мое единственное несчастье - мой честный характер. Я хочу повидать Вулфа и спросить его, за что он мне платит деньги? - Хорошенькую ты обрисовал картину. По-моему, похоже, что нет иного выхода из этого положения, как поставить еще трех человек на Одиннадцатую улицу. Но придется оплачивать это. Шесть хвостов за одним калекой... - Обожди минутку! Фред махнул на меня рукой. - Это еще не все. Вторая неприятность в том, что против нас ополчился полицейский регулировщик на углу. Мы загородили всю улицу. За этим калекой слишком много хвостов. Еще есть один человек из отдела и невысокий тип в коричневой шляпе и с розовым галстуком. Он может быть одним из людей Баскома, я его не знаю. Вчера после полудня к дому 203 подъехало такси и остановилось перед входом. Через минуту появился Поль Чапин и сел в такси. Ты бы посмотрел, какой тут начался ажиотаж! Тут появилось второе свободное такси, я прыжком опередил городского дика, и ему пришлось бежать полквартала, пока он не нашел себе машину, а баскомский "галстук" сел в машину, которая его, по-видимому, ожидала. Мне так и хотелось крикнуть Чапину, чтобы он минутку подождал, пока мы не выстроимся в почетный эскорт, но в этом не было нужды, так как его шофер ехал медленно, и никто из нас его не потерял. Он отправился в Гарвард-клуб, где оставался около двух часов, потом возвратился к себе домой, а мы все следовали за ним. Три машины! - Звучит великолепно! - У меня появилась идея, пока мы ехали в этой процессии. Почему бы нам не подружиться? Вы наймете еще одного человека, тогда он да Баском, да городской дик смогут взять на себя Одиннадцатую улицу, а мы втроем останемся на Перри-стрит и места будем занимать мало. Так, как идея? - Не годится. Я поднялся и в третий раз протянул ему его шляпу, - Вулф не станет пользоваться никакими данными из вторых рук. Я возьму трех человек из "Метрополитен", и мы перекроем Одиннадцатую улицу. Вулф хочет зажать Чапина кольцом так туго, как затягивают барабан. Ступай и не упусти его. Я свяжусь с Баскомом, может он отзовет своего наблюдателя. Теперь топай!.. О, ну, ладно. Один бросок. Четвертак против дайма. Идет? Фред кивнул, принял более удобную позу и метнул шляпу. На этот раз он был близок к цели, на десятую долю секунды шляпа повисла на верхушке кресла, потом слетела. Даркин выудил из кармана дайм, протянул его мне и ушел побежденный. Сначала я было подумал подняться в спальню к Вулфу и получить его согласие на наблюдение за Одиннадцатой улицей, но было всего лишь восемь тридцать, а я становился полубольным при виде, как он, сидя в постели под черным шелковым одеялом, пьет шоколад, не говоря уже о том, что он наверняка подымет крик. Поэтому я соединился с агентством "Метрополитен" по телефону и сообщил им суть задания. Я не представлял себе, зачем это Чапину было решаться на фокусы, подобные запасным выходам. После этого я несколько минут ломал себе голову над вопросом, по чьему заданию работает Баском, и решил, на всякий случай, попробовать выяснить это по телефону. Но мне никто не ответил. В итоге, я несколько запоздал с выполнением собственного расписания, и мне пришлось, схватив пальто и шляпу, бегом отправиться в гараж за "родстером". Накануне во время скитаний я собрал кое-какие факты о деле Дрейера. Юджин Дрейер, комиссионер по купле-продаже картин, был найден мертвым утром в четверг, 20 сентября, в бюро при своей галерее, на Мэдисон-авеню. Его тело было обнаружено тремя полицейскими, которым пришлось взломать дверь. Он был уже мертв около двенадцати часов, причина смерти - отравление нитроглицерином. После расследования полиция пришла к заключению, что это самоубийство, и на дознании это было подтверждено. Но в понедельник все члены "Лиги" получили второе предупреждение, звучавшее следующим образом: "Уже второй! Вам лучше было бы убрать меня долой! Уже второй... Пусть не было внизу услужливой скалы Или утеса, чтоб душа его рассталась с телом, Иль непоседливой волны, Которая, играя между делом, Его б в своих объятьях задушила. Я поручил змее договориться с лисом, Они вдвоем нашли иную силу В смертельном зелье С чудным запахом и вкусом, Сокрытом в белом порошке. А я, палач и грозный судья, Сумел вложить его ему в уста... И сосчитал: один и два. И дважды сорок долгих дней меж ними... Не сомневайтесь. Ваш черед За ними, он придет! Дождется третий, раз он ждет. Потом скажу: четыре... пять... шесть... семь... Вам лучше было бы убрать меня совсем". Вулф нашел, что это предупреждение лучше первого, потому что оно короче, и в нем имеется пара удачных строк. Я поверил ему на слово. Сразу же после этого начался настоящий ад. Они полностью позабыли о "глупой шутке" и с воплями осаждали полицию и прокуратуру, требуя, чтобы Поль Чапин был немедленно арестован. Версия о самоубийстве Дрейера была начисто отвергнута. Хиббард был перепуган не меньше остальных. Возможно, даже больше, но он все же был против обращения в полицию. Единственными, у которых не появилась дрожь в коленях, были Бартон и Леопольд Элкас, хирург. Мы с Элкасом договорились встретиться в среду утром, а девять тридцать, но я вышел из дома рано, потому что хотел заехать на Пятьдесят шестую улицу, чтобы посмотреть галерею Дрейера, где все это произошло. Теперь это была уже не галерея, а книжный магазин. Пожилая особа с бородавкой на носу была со мной любезна и разрешила мне все посмотреть. Но немного было того, на что можно было смотреть. Маленькая комната, где в среду вечером проводилось совещание, а на следующее утро было найдено тело мистера Дрейера, по-прежнему оставалась конторой. Я позвал женщину, и она вошла в контору. Я указал на дверь в задней стене и спросил: - Не могли бы вы мне сказать, эта дверь - не дверь ли кладовки, где мистер Дрейер держал различные спиртные напитки? Она посмотрела на меня удивленно. - О, мистер Дрейер?.. Ах... это тот человек... - Человек, который покончил с собой в этой комнате. По-видимому, вы этого не знали? - Да, действительно... - Благодарю вас. Я вышел на улицу и сел в "родстер". Леопольд Элкас был печальным человеком. Он был среднего роста, с крупной головой, с большими руками, с суровыми черными глазами, взгляд которых уходил от вас не вверх, не вниз, и не в сторону, а как бы в глубину его головы. Он предложил мне сесть и заговорил: - Понимаете, мистер Гудвин, я согласился встретиться с вами только из любезности к своим друзьям, которые меня об этом просили. Я объяснил мистеру Фареллу, что не присоединяюсь к предприятию вашего работодателя и не буду оказывать никакой помощи. - Доктор Элкас, я знаю, что вы и пальцем не пошевелите, чтобы дать материалы, изобличающие Поля Чапина. Но в деле Дрейера вы мой единственный источник информации из первых рук. Как я понял, второй человек, эксперт по картинам, возвратился в Италию. Элкас кивнул. - Мистер Сантини отплыл некоторое время тому назад. - Значит, остаетесь только вы. Думаю, что нет смысла задавать вам множество хитроумных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать мне, как это все было? Он опять грустно улыбнулся. - Полагаю, вам известно, что двое или трое из моих друзей заподозрили меня в том, что я солгал, выгораживая Чапина? - Да-а... Это так? - Нет. Я не стал бы ни топить его, ни выгораживать вопреки истине. История, мистер Гудвин, такова: вы, разумеется, знаете, что Юджин Дрейер был моим давнишним другом. В колледже мы учились вместе. До депрессии его дела в художественной галерее шли превосходно. Даже я изредка приобретал через него кое-что. Шесть лет назад я дал ему выгодный заказ на три картины Мантеньи[1] - две маленькие и одну побольше. Цена была сто тысяч долларов. Картины были во Франции. В то же время Поль Чапин как раз находился в Европе, и я написал ему, попросив посмотреть картины. Получив его ответ, я и сделал заказ. Я полагаю, что вы знаете: в течение десяти лет Поль Чапин пытался стать художником. Его картины были интересны, но не хороши. Мне говорили, что он потом нашел себя в литературе, - сам я романы не читаю. 1 Мантенья - итальянский художник эпохи Раннего Возрождения. Картины прибыли в то время, когда я был завален работой и не мог заняться тщательным изучением. Я получил их и оплатил стоимость. Но с самого начала они не приносили мне радости. Сколько раз я пытался уговорить себя, что они великолепны, но, поглядев на них, я убеждался в противном. Поначалу я не подозревал подделку, просто я не мог с ними свыкнуться, но несколько замечаний, сделанных специалистами, заставили меня задуматься. В сентябре, более двух месяцев назад, в нашу страну приехал Сантини, который знает Мантинью не хуже, чем я знаю человеческие недуги. Я попросил его посмотреть на мои "шедевры", и он заявил, что это подделки. Более того, он сказал, что знает источник их происхождения - безусловно, талантливого мошенника в Париже, и что совершенно невозможно, чтобы какой-либо солидный комиссионер мог бы попасться на эту удочку. Мне думается, что именно эти пять лет внутренней борьбы с картинами, более чем что-либо иное, заставили меня действовать так, как я это сделал с Дрейером. Обычно я бываю очень слаб в проявлении неудовольствия и тем более жестокости, но в этот раз во мне колебаний не было. Я сказал Юджину, что желаю немедленно вернуть ему картины и получить мои деньги обратно без замедления. Он сказал, что у него нет денег, и я знал, что это правда, так как на протяжении последнего года неоднократно ссужал его значительными суммами. Однако я настаивал, что он должен либо достать деньги, либо понести заслуженное наказание. Понятно, что я, в конце концов, смягчился бы, но, к несчастью, в моем характере имеются своего рода заскоки, и непонятно, почему я делаюсь упрямее мула, проявляю невероятную решительность и не отступаю ни на шаг от своих позиций. Отрицательную роль сыграло и то, что мистер Сантини должен был вернуться в Италию. Юджин потребовал с ним встречи. Понятно, с его стороны это было блефом. Мы договорились, что я с мистером Сантини и Полем Чапином приеду к нему в среду, в пять часов дня. Поль был приглашен, потому что он осматривал во Франции эти картины. Мы приехали. Обходительность Юджи... Я прервал его: - Минуточку, доктор. Поль Чапин приехал в галерею раньше вас? - Нет, мы приехали вместе. Я заехал за ним в Гарвард-клуб... Обходительность Юджина причинила мне боль, потому что ему не удавалось скрыть, как он нервничает. Руки его дергались, когда он смешивал хайбол... для нас, не для себя. Я был смущен, а потому резок и даже груб. Я предложил мистеру Сантини сообщить свое заключение, и он его сделал, как устно, так и письменно. Юджин возразил ему. Они заспорили. Наконец, Юджин обратился к Полю, прося его высказать свое мнение. Очевидно, он ожидал, что Поль его поддержит. Поль оглядел нас с улыбкой и сделал краткое, но весьма выразительное заявление. Он сказал, что через три месяца после того, как он осматривал эти картины, то есть через месяц после того, как они прибыли в Нью-Йорк, он узнал совершенно определенно, что они были написаны Вассо, величайшим мошенником нашего века, в 1924 году. Этого же человека назвал мне мистер Сантини. Поль сказал также, что он хранил молчание, потому что его привязанность и ко мне, и к Юджину так велика, что он не мог сделать шаг, который бы причинил неприятность одному из нас. Я испугался, как бы Юджин не потерял сознание: он был не только поражен, но и уязвлен. Я же был так смущен, что молчал. Я, конечно, не знаю, обманул ли меня Юджин, будучи в отчаянном положении, или же он сам пал жертвой обмана. Мистер Сантини поднялся первым, я последовал его примеру, и мы пошли. Поль ушел с нами. В полдень следующего дня я узнал, что Юджин покончил с собой, выпив очень большую дозу нитроглицерина. Я узнал об этом, когда полиция явилась в мою приемную, чтобы допросить меня. - Что заставило вас думать, что это самоубийство? - Ну, мистер Гудвин... Он вновь улыбнулся, но улыбка была еще более грустной. - Неужели все детективы одинаковы? Вы же прекрасно понимаете, почему я считаю это самоубийством. Полиция пришла к тому же выводу, и обстоятельства подтверждают это. - Но если вы согласитесь, что у каждого детектива всегда в голове имеется какая-то навязчивая идея, то вы знаете, в чем заключается моя. Имел ли Поль Чапин возможность подбросить таблетки нитроглицерина в бокал Дрейера? Вы считаете это возможным? Доктор Элкас покачал головой. - Нет. И вы, конечно, знаете, что мистер Сантини со мной согласен. Мы оба вполне уверены, что Поль не имел такой возможности. Он приехал в галерею вместе с нами, и мы вошли вместе в контору. Поль сидел слева от меня, не менее чем в шести футах от Юджина. Он не дотрагивался ни до одного стакана, кроме его собственного. Когда мы выходили, Поль шел впереди меня, перед ним выходил Сантини. - Да... Все это записано в отчетах. Но во время шумных ссор, подобных этой, когда все так возбуждены, бывают хождения с места на место, люди то вскакивают, то садятся, бродят взад и вперед... - Ничего подобного не было. Мы не были возбуждены, разве что только Юджин. Он был один-единственный, кто поднимался с кресла. - После того как вы туда вошли, Юджин не надевал пиджак? - Нет, он носил утренний пиджак, не меняя его. - Бутылочка с остатками нитроглицерина была обнаружена в кармане его пиджака? - Так я понял. Я уселся поглубже в кресло и опять посмотрел на него. Я бы отдал "родстер" и пару шин "экстра" к нему, чтобы узнать: лжет он или нет. Он был так далек от людей моего класса, как и Поль Чапин, и я понимал, что поэтому у меня нет пути, по которому я мог бы добраться до его мыслей. - Не согласились бы вы завтра в час дня прийти на ленч к Вулфу? - Сожалею, я буду занят. - В пятницу? - Нет. Ни в какие дни. Я не орех, который надо расколоть. Откажитесь от надежды доказать виновность Поля Чапина в смерти Юджина Дрейера. Это не выдерживает критики. В этом я уверен, потому что был там. - Может, вы сможете прийти в субботу? Он покачал головой и улыбнулся все так же печально. Я поднялся с кресла, взял свою шляпу и поблагодарил его. Но перед тем как направиться к двери, я сказал: - Кстати, второе предупреждение, написанное всем вам, - ведь кем-то оно было написано? Действительно ли нитроглицерин маслянист и имеет сладковато-жгучий вкус? - Я же хирург, а не фармацевт. Я снова поблагодарил его и вышел. Из-за того, что линия судьи Гаррисона оборвалась, не дав нам ничего определенного, а теперь зашла в тупик и линия Дрейера, я начал подозревать, что если мы не найдем способа сделать явным то, что скрыто от нас в истории Элкаса, то "Памятная записка", составленная Вулфом, может превратиться в простой листок бумаги, который вы можете использовать так, как вздумается. Я отправился домой, решив, что самое разумное - обратиться к Сантини. Мы могли дать ему телеграмму в Рим. Возможно, таким образом мы раздобудем нечто толковое. Конечно, телеграмма будет стоить Вулфу девяносто девять долларов. Было без четверти одиннадцать, когда я приехал домой. В кабинете звонил телефон. Звонил Сол Пензер. Я спросил, чего он хочет. Он ответил, что хочет рапортовать. Я спросил, что он будет рапортовать, а он ответил, что ничего, вот и весь его рапорт в этом. Поскольку я и так был раздражен всем ходом расследования, то я стал насмешлив. Я сказал, что если он не может найти Хиббарда живым или мертвым, то может он сплутует и сделает чучело Хиббарда? И я сказал, что и самого меня только что так чмокнули на другой стороне нашего дела, что если у него нет ничего лучшего, то пусть придет в контору, и мы сыграем в пинокль. Я повесил трубку, оборвав разговор, что само по себе могло рассердить даже монахиню. Вулф спустился вниз вовремя, ровно в одиннадцать. Он сказал "доброе утро", потянул носом воздух и сел за свой стол. Мне не терпелось приступить к делу, но я знал, что должен подождать, пока он не посмотрит почту, не поставит в вазу орхидеи, испробует свое перо и, наконец, позвонит, чтобы принесли пиво. После того как со всем этим было покончено, он пробормотал, обращаясь ко мне: - Есть ли мысли о дальнейших действиях? - Я ушел из дома на цыпочках в восемь тридцать и только что вернулся. Звонил Сол... Истрачен зря еще один никель. Фриц принес ему пиво, и Вулф налил себе стакан. Я рассказал ему все об Элкасе, не пропуская ничего, даже то, что у нитроглицерина сладковато-жгучий вкус, и что он маслянист на ощупь. Затем я изложил ему свою мысль о римлянине. Как я и ожидал, он сразу же заупрямился. - Ты можешь дать телеграмму за тысячи миль в отношении какого-то факта или предмета, но не о таком тонком деле. Как последняя возможность: ты или Сол Пензер нанесете визит Сантини в Италию. Я попытался поспорить с ним, потому что не представлял никакого иного хода. Я даже забыл, что я еще не сообщил ему о трех дополнительных наблюдателях из агентства "Метрополитен", которых я заказал для Одиннадцатой улицы. Меня остановил посредине моей речи звук шагов Фрица, идущего в прихожую в ответ на дверной звонок. Я не пытался продолжить свою речь, а только ждал, чтобы увидеть, кто пришел. В кабинет вошел Фриц и прикрыл за собой дверь. Он сказал, что пришла какая-то дама, она хочет видеть мистера Вулфа. - Ее имя? Фриц покачал головой. Он выглядел неуверенным. - Проводи ее сюда, Фриц, Увидев посетительницу, я тоже почувствовал себя неуверенным. К нам не приходил никто более уродливый. Она вошла и остановилась, глядя прямо на Вулфа, как бы решая, как к нам подойти. К тому же она не была в действительности уродливой, то есть я подразумеваю, что она не была отвратительной. У нее были довольно маленькие серые глаза, взгляд которых, казалось, никогда не сойдет с того, на чем они остановились. На ней было темно-серое шерстяное пальто и из того же материала шляпка, а непомерно большой серый мех плотно окутывал ее шею. Она седа в кресло, которое я ей пододвинул, и сказала звучным голосом: - Трудно мне достался мой приезд сюда... Боюсь, что я сейчас потеряю сознание. Вулф покачал головой. - Я надеюсь, что нет. Немного бренди? У нее слегка перехватило дыхание. - Нет, благодарю вас. Она подняла руки к меху, и казалось, что она пытается добраться ими под мех на затылке. - Я была ранена. Сзади, вот здесь. Думаю, что вам лучше посмотреть. Вулф бросил на меня взгляд, и я подошел к ней. Она расстегнула мех спереди, а я откинул его от шеи, снял совсем. И затем я ахнул. Не то, чтобы я никогда не видел крови, но не часто ее было так много, да и было это так неожиданно. Весь мех изнутри сзади был пропитан кровью. И воротник ее пальто тоже был пропитан кровью. Это было зрелище! Кровь все еще продолжала сочиться из порезов, сделанных на ее шее сзади. Я не мог определить, насколько они глубоки. Она пошевелилась, и кровь потекла струйкой. Я отбросил мех на пол и сказал ей: - Ради Бога, сидите, не шевелитесь и не крутите головой. Я посмотрел на Вулфа и сказал: - Кто-то пытался отрезать ей голову. Я не знаю, насколько опасны раны. Она сказала Вулфу: - Это мой муж. Он хотел меня убить. Смотревшие на нее полузакрытые глаза Вулфа мигнули. - Значит, вы Дора Риттер? Она отрицательно покачала головой, кровь потекла сильнее, и я опять сказал, чтобы она сидела спокойно. Она сказала: - Я Дора Чапин. Я вышла замуж три года назад. Глава 10 Вулф ничего не сказал. Я же, не зная, как глубоко могут открыться ее раны при падении, стоял позади нее и ждал, готовый подхватить ее, если она начнет падать. Вулф не двигался. Его глаза были почти закрыты, а его губы то вытягивались, то втягивались, а потом снова: то наружу, то внутрь. Она заговорила: - У него был припадок. Вулф вежливо ей ответил: - Я не знал, что у мистера Чапина бывают припадки. Пощупай ей пульс, Арчи. Я протянул руку, взял ее запястье и нащупал пульс. Пока я считал, она начала разговаривать: - Ну, это, конечно, не совсем припадки. Просто у него в глазах появляется особое выражение. Я всегда его боюсь, а когда я вижу этот взгляд, я прихожу в ужас... Раньше он никогда не причинял мне вреда. Но сегодня утром, заметив выражение его глаз, я что-то сказала, чего не должна была говорить... Нет, вы посмотрите. Она вырвала у меня руку, чтобы открыть свою сумочку - большую, кожаную, - из нее вытащила что-то, завернутое в газету. Она развернула газету и подняла кухонный нож, лезвие которого было покрыто еще свежей кровью. - Он был у Поля, а я не знала об этом. Поль, вероятно, уже подготовил его для меня, когда был на кухне. Я взял у нее нож, положил его на стол поверх газеты и сказал: - Пульс у нее чуть учащенный, но, в основном, неплохой. Вулф положил руки на подлокотники кресла, оперся на них и встал. Встав, он сказал: - Пожалуйста, миссис Чапин, не двигайтесь. Он обошел вокруг нас и остановился сзади, глядя на ее шею При этом низко наклонил голову, рассматривая раны Уже добрый месяц, а то и более, я не видел его таким деятельным. Вглядевшись в струившуюся кровь, он сказал: - Пожалуйста, наклоните голову вперед, только немного, и опять назад. Она это сделала, и кровь потекла сильнее, а одна струйка чуть не забрызгала самого Вулфа. Вулф выпрямится. - Вызовите доктора, Арчи. Она начала было поворачиваться к Вулфу, но я ее остановил. Она запротестовала. - Мне не нужен доктор. Я добралась сюда и сумею добраться домой. Я только хотела показать вам и попросить вас... - Да, мадам, но в данный момент в счет идет только мое мнение... с вашего разрешения. Я уже был у аппарата и набирал номер. Я попросил доктора Волмера, его секретарша ответила мне, что он только вышел из дома, но она готова, его догнать, если это срочно. Я сообразил, что сам сделаю это быстрее. Повесив трубку, я побежал к выходу, сказав по пути Фрицу, чтобы он никуда не уходил. Спрыгнув затем с крыльца, я заметил такси, в котором, разумеется, приехала новая посетительница. В паре сот футов к востоку стояло синее "купе" доктора Волмера, в которое он как раз садился. Издав громкий крик, я помчался к нему. Он меня услышал и к тому времени, как я до него добежал, уже снова стоял на тротуаре. Я рассказал ему о свалившейся на нас беде, он вытащил из машины свой чемоданчик и двинулся за мной. За годы своей работы я успел убедиться, что единственная вещь, которую вы не запрете в ящике своего стола, это наше собственное любопытство. Так вот, когда мы с доктором повернули с тротуара к нашему собственному крыльцу, я снова бросил взгляд на стоящее поблизости такси и на секунду потерял весь свой апломб, когда увидел, что шофер, смотревший прямо на меня, подмигнул мне. Мы с доктором вошли в дом. Фриц был в прихожей и сказал, что Вулф пошел на кухню и вернется после того, как доктор закончит свои дела. Я сказал Фрицу, чтобы он, Боже, упаси, не дал Вулфу приняться за еду, а сам повел доктора в контору. Дора Чапин все еще сидела в той же позе. Я представил их друг другу, и врач, поставив чемоданчик на стол, принялся за осмотр ее ранений. Он осторожно пощупал вокруг ран и сказал, что, вероятно, придется наложить швы, а точнее он сможет сказать после того, как обмоет раны. Я показал ему ванную и место, где лежат бинты, йод и прочие перевязочные средства, а затем добавил: - Я позову вам на помощь Фрица. А у меня есть дело перед домом. Если я буду нужен, я там. Я вышел на тротуар. Такси все еще было здесь. Шофер больше мне не подмигивал, он только смотрел на меня. - Привет, - сказал я. - Я редко вступаю в разговоры, - ответил он. - Достаточно сказать "привет"... - Я вас не осуждаю. Можно мне заглянуть внутрь? Я распахнул дверцу и сунул внутрь машины голову, достаточно далеко, чтобы посмотреть на установленную в рамке на панели карточку с фотографией шофера и его именем. Я усмехнулся. - Почему вы подмигнули, когда я шел мимо? - А почему бы и нет? - Этого я не знаю. Перестаньте чудить. Я только задал вам по-дружески вопрос. В чем был смысл вашего подмигивания? Он покачал годовой. - Я ведь чудной. Вас зовут Ниро Вулф? - Нет. Но вас зовут Питни Скотт. Вы стоите внизу списка, по которому я произвожу контрибуцию, - с вас пять долларов. - Я слышал об этом списке. - Да? И от кого? - О... от людей. Вы можете меня вычеркнуть. За прошлую неделю я выработал восемнадцать долларов и двадцать центов. - Вы же знаете, на что эти деньги. Он кивнул. - Да. Это я тоже знаю. Вы хотите спасти мне жизнь. Послушайте, дорогой мистер. Брать пять долларов за спасение моей жизни - чудовищно. Это - спекуляция. Он засмеялся. - Подобные вещи имеют свой предел, так я полагаю... В вашем доме найдется что выпить? - А как насчет двух долларов, сделаем? - Это все равно много. - Даже один? - Вы все еще мне льстите, послушайте... Хотя для ноября было холодно, и дул сырой, пронизывающий ветер, но у Питни Скотта не было перчаток, а руки его были красными и заскорузлыми. Он сунул свои негнущиеся пальцы в карман и вытащил несколько монет, выбрал из них один никель и бросил его мне. - Вот я вам и заплатил, могу выбросить это из головы. Теперь, когда я вам больше ничего не должен, нет ли у вас выпить? - Что вы предпочитаете? - Я... Пожалуй, водку. Он наклонился в мою сторону, всматриваясь мне в лицо. Затем он отпрянул назад. Голос его стал хриплым и недружелюбным. - Шуток не понимаете? Я не пью за рулем... Эта женщина сильно ранена? - Я не думаю, голова у нее все еще на месте. Доктор ее сейчас зашивает... Вы часто ее возите? А ее мужа? Он все еще оставался суровым. - Я вожу ее, когда она меня вызывает. И ее мужа тоже. Я - шофер такси... Они мои клиенты, память о прошлом. Раз или два они приглашали меня к себе на квартиру. Полю нравится видеть меня выпившим, он меня угощает. Его суровость исчезла. - Вы знаете, - продолжал он, - надо рассматривать данное положение вещей со всех его сторон, и вы не найдете ничего более веселого. Я собираюсь оставаться трезвым, чтобы ничего из этого не упустить. Вам я подмигнул потому, что вы сейчас тоже в этом деле и будете таким же забавным, как и все остальные. - Ну, это меня не тревожит, я всегда был весьма забавным. А Чапин пил с вами? - Он не пьет. Он говорит, что это вредно для его ноги. - Вы знаете, что назначена награда в пять тысяч долларов нашедшему Хиббарда? - Нет. - За мертвого или живого. Похоже было, что я, прощупывая почву наугад, наткнулся на нечто ценное. Лицо у Скотта изменилось, он выглядел изумленным, как будто наткнулся на мысль, не приходившую ранее ему в голову. Наконец он сказал. - Ну, что же, человек он ценный. За него это не слишком дорого. Эндрю неплохой малый. А кто предложил награду? - Его племянница. Завтра будет в газетах. - Это хорошо с ее стороны. Он засмеялся. - Это неопровержимый факт, что пять тысяч долларов больше, чертовски больше, чем один никель. Мне бы хотелось сигарету. Я достал пачку, и мы оба закурили. Пальцы его сильно дрожали, и я начал чувствовать к нему жалость. Но я все же сказал: - Какая получается интересная картина. Дом Хиббарда находится на Викнесити Хайтс. Если поехать куда-нибудь по соседству с Перри-стрит, а оттуда на Шестнадцатую улицу, что вы за это можете получить? Давайте сообразим... две мили... это будет что-то около полутора долларов. Но если с вами будет ваш старый однокашник Эндрю Хиббард или его труп, может, даже часть трупа, скажем, голова и пара рук, - вместо полутора долларов вы бы получили пять грандов. Как видите, все зависит от груза. Конечно, "подначивать" человека, который смертельно нуждается в выпивке и не может ее получить, было подобно тому, чтобы выбить у калеки его костыль. Во всяком случае, у него хватило выдержки, чтобы держать рот закрытым. Он смотрел на свои дрожащие руки так долго, что и я наконец начал смотреть на них. Наконец он опустил руки на колени, посмотрел на меня и начал смеяться. Затем он спросил меня: - Ну не говорил ли я вам, что и вы станете забавным? Голос у него снова стал суровым. - Слушайте, вы... хватит. Идите своей дорогой... хватит. Ступайте в дом, или вы простудитесь. Я сказал: - Хорошо, а как насчет выпивки? Но он уже отключился. Я попытался еще расшевелить его, но он сразу же стал немым и суровым. Я подумал, не принести ли ему немного пшеничной водки, пусть понюхает, но решил, что после этого он замкнется еще крепче. Прежде чем вернуться в дом, я записал его номер. Я прошел прямо на кухню. Вулф все еще был там, устроившись в деревянном кресле, где он сидел обычно, руководя Фрицем, или ел, когда к нему возвращался аппетит. Я ему сообщил: - Питни Скотт находится перед нашим домом. Он таксист. Он привез сюда ее. Он заплатил мне никель, как свою долю, и сказал, что это все, чего он стоит. Он знает что-то об Эндрю Хиббарде. - Что? - Убейте, не знаю. Я сказал ему о вознаграждении, которое предлагает мисс Хиббард, моя клиентка. У него сразу стал такой вид, будто он собирается крикнуть мне: "Изыди, Сатана!" Он робок и хочет, чтобы его уговаривали. Мое предположение таково: он, может, и не знает точно, где находится Хиббард или его останки, но догадывается. Очевидно, ему осталось совсем недолго до того времени, когда ему будут мерещиться розовые змеи и крокодилы. Я пробовал привести его в дом для выпивки, но он отказался и от этого. Я бы посоветовал вам выйти и взглянуть на него. - Выйти? Вулф поднял голову и посмотрел на меня. - Выйти и спуститься с крыльца? - Ну, да, только на тротуар, вам не надо подходить к обочине. Он как раз тут. Вулф закрыл глаза. - Я не знаю, Арчи. Я не знаю, почему ты так упорно втравливаешь меня в эту безумную вылазку. Выкинь эту мысль полностью. Это невозможно, ты говоришь, что он в самом деле дал тебе никель? - Да, поэтому вы должны пойти туда, чтобы действовать необычно с алкоголиком-таксистом, хотя он и окончил Гарвард. - Мы это сделаем. Пока пойди и посмотри, привели ли миссис Чапин в порядок? Я пошел. Доктор Волмер закончил с пациенткой и привел ее в кабинет. Он наложил ей такую тугую повязку, что она держала шею прямо, хотела она этого или нет. Он проинструктировал ее, как вести себя дальше, а Фриц привел помещение в порядок. Я подождал, пока доктор закончит, затем отвел его на кухню. Вулф открыл глаза и посмотрел на него. Волмер сказал: - Совершенно новый метод нападения, мистер Вулф. Совершенно оригинальный: резаные раны, нанесенные сзади. Он ранил ее в затылок и шею, я срезал часть ее волос. - Он? Доктор кивнул. - Она объяснила, что ее поранил муж, за которым она три года замужем. Если она выполнит все то, что я ей велел, то через три дня она будет совершенно здорова. Я наложил четырнадцать швов. Ее муж какой-то замечательный, необычный человек, впрочем, и она весьма примечательная особа спартанского типа. Она даже не сжала рук, пока я сшивал ее раны, ее пальцы были расслаблены. - Благодарю вас, доктор. Волмер вышел. Вулф встал, по привычке потянул книзу край жилета в бесплодной попытке прикрыть полоску канареечно-желтой рубашки, обтягивающей его внушительное брюхо, и отправился в кабинет. Я задержался, чтобы попросить Фрица почистить мех, насколько это будет возможно. Когда я присоединился к ним, Вулф уже снова сидел в своем кресле, а она - напротив. Говорил Вулф: - Я рад, что все оказалось не слишком серьезным, миссис Чапин. Доктор вас предупредил, чтобы вы несколько дней были осторожны и не дергались. Кстати, вы расплатились с ним? - Да. Пять долларов. - Хорошо. Мистер Гудвин сказал мне, что вас дожидается такси. Скажите шоферу, чтобы он ехал медленно, тряска всегда противна, а в вашем состоянии - опасна. У нас нет оснований задерживать вас дольше. Ее глаза снова были прикованы к его лицу. То, что она была обмыта и забинтована, не прибавило ей привлекательности. Она с шумом втянула воздух через нос и так же выпустила его обратно. Окончив, она сказала: - Разве вы не хотите, чтобы я вам про все это рассказала? Про все, что он натворил. Голова Вулфа двинулась налево и направо. - В этом нет необходимости, миссис Чапин. Вам следует отправиться домой и отдохнуть. Я берусь известить полицию о случившемся, я понимаю деликатность вашего положения, после всего, ваш собственный муж, за которым вы замужем уже три года... - Я не хочу никакой полиции. Глаза этой женщины вполне могли вас пробуравить. - Вы думаете, что я хочу ареста моего мужа? При его положении и известности... чтобы все газеты... вы думаете, я хочу этого? Я вот почему приехала к вам... рассказать вам об этом. Вулф погрозил ей пальцем. - Понимаете, вы приехали не туда, куда следовало. К собственному несчастью, вы обратились к единственному человеку в Нью-Йорке и даже во всем мире, который сразу же понял, что произошло в вашем доме сегодня утром. Но я человек, который терпеть не может, чтобы его обманывали. Так что будем считать, что мы квиты. Поезжайте домой. Конечно, как это случалось и раньше, я что-то упустил и плыл за ним, пытаясь ухватить смысл происходящего. С минуту я думал, что она встанет и уйдет. Она начала это делать. Потом повернулась, посмотрела на него и сказала: - Я образованная женщина, мистер Вулф. Я находилась в услужении и не стыжусь этого, но я получила образование. Вы пытались говорить так, чтобы я вас не поняла, но я поняла. - Хорошо, следовательно, нет нужды... Внезапно она яростно огрызнулась: - Толстый глупец! Вулф покачал головой. - Что толстый - это и так видно, хотя я бы предпочел быть названным Гаргантюа. Ну, а глупец - разве что в широком смысле, как характеристика человеческого рода. С вашей стороны было невеликодушно, миссис Чапин, напоминать мне о моей дородности, поскольку я говорил о вашей бессмысленной выходке только в общих чертах и не демонстрировал ее. Теперь я это сделаю. Он указал пальцем на нож, все еще лежащий на бумаге на столе. - Арчи, будьте добры, вычистите это домашнее оружие. Я не был уверен, не берет ли он ее на "пушку". Я взял нож и стоял, глядя то на нее, то на него. - Смыть доказательство? - Да, пожалуйста. Я взял нож в ванную комнату, пустил на лезвие сильную струю воды, потер его намыленной губкой и вытер насухо. Через открытую дверь я не слышал никакого разговора. Я вернулся в контору. - Теперь, - проинструктировал меня Вулф, - крепко держите ручку в правой руке. Подойдите к столу, чтобы миссис Чапин могла вас лучше видеть, повернитесь спиной. Так. Поднимите вашу руку и проведите ножом по шее, действуйте осторожно, поверните его острием вверх, не следует заходить с демонстрацией слишком далеко. Вы заметили длину и расположение порезов у миссис Чапин? Повторите их на себе... Да, да, очень хорошо. Немного выше, еще один. Другой пониже. Черт вас возьми, будьте осторожны. Достаточно... Вы видите, миссис Чапин? Он сделал это очень толково, как вы думаете? Я не оскорблю вашей рассудительности, намекнув на ваше ожидание того, что мы не сможем предположить, что вы нанесли эти порезы собственной рукой в выбранном вами месте? Хотя похоже, что место вы выбрали из чисто деловой предосторожности, зная, что рядом соседствует яремная вена... Он остановился, потому что ему не с кем было говорить, кроме меня. Когда я повернулся, окончив мою демонстрацию, она поднималась со стула, держа голову прямо и сжав губы. Без единого слова, без единого взгляда в его сторону ее маленьких серых глаз она поднялась и вышла, а он, не обращая внимания, продолжал свою речь до тех пор, пока она не открыла дверь кабинета и не прошла через нее. Я заметил, что она оставила свой нож, но подумал, что он будет хорош в нашей "случайной" коллекции. После всего я вдруг устремился в прихожую. - Эй, мадам, ваш мех! Подождите минуту! Я выхватил мех у Фрица, встретил ее у двери и закутал ее в мех... Питни Скотт вышел из машины и подошел, чтобы помочь ей спуститься с крыльца, а я вернулся назад. Вулф просматривал письмо от "Хосна и Кь". Закончив, он сунул его под пресс-папье - кусок окаменелого дерева, однажды использованный как орудие, которым проломили череп человеку - и сказал: - То, что способна придумать женщина, - вне всякого разумения. Когда-то в Венгрии я знал одну особу, у мужа которой бывали частые головные боли. Она обычно облегчала ему боли холодными компрессами. Однажды ей пришло в голову добавить в воду, в которой она смачивала салфетку для компресса, большое количество йода, проникающего в организм через поры кожи, и который она сама добывала из трав. Результаты ее удовлетворили. Человек, на котором она экспериментировала, был я сам. Женщина... Мне стадо ясно, что он просто пытается отвлечь меня от докучающих ему разговоров о деле. Поэтому и прервал его: - Да, я знаю. А женщина была ведьмой, которую вы схватили, когда она ехала верхом на завитке поросячьего хвоста... Но, несмотря на все это, для меня пришло время немножко внести ясность в дело, которым мы занимаемся. Вы можете подтолкнуть меня, объяснив длинными словами, как вы узнали, что Дора Чапин изрезала себя сама. - Никакого "толчка" не будет. Просто я тебе напомню, что уже прочел все книги Поля Чапина. В двух из них выведена Дора Чапин, вернее ее характер. Он сам, конечно, фигурирует во всех книгах. Женщина, которая осталась для него недосягаемой, так как она вышла замуж за доктора Бартона, кажется, есть в четырех из пяти. Я не смог узнать ее только в последней книге. В дверях появился Фриц и сказал, что обед подан. Глава 11 Иногда я считаю чудом, что мы с Вулфом вообще способны ладить. Различие между нами особенно ярко проявлялось за столом. Он был гурман, я - едоком. Он дегустировал, а я - глотал. Не то, чтобы я не мог отличить хорошее от плохого. После семи лет образования по кулинарному искусству Фрица я мог обычно сказать, что является блюдом отличным, а что - непревзойденным. Но оставался факт. Вулфа больше всего привлекала пища, находящаяся во рту и дающая ему вкусовые наслаждения, а для меня самым важным было то, что пища прошла в мой желудок. Чтобы не было недоразумения, я должен добавить: Вулф никогда не обсуждает, что делать с пищей, когда он кончает дегустировать, - он ее уничтожает. Мне приходилось видеть, как при возникновении аппетита он полностью уничтожал десятифунтового гуся за время от восьми до полуночи, а я сидел в углу, ел сандвичи с ветчиной, запивая их молоком, и надеялся, что он подавится. Когда мы занимались расследованием какого-нибудь дела, я тысячи раз хотел дать ему пинка, наблюдая, как лениво он двигается, к лифту, направляясь наверх в оранжерею, чтобы забавляться со своими растениями, или читает книгу, взвешивая каждую фразу, или обсуждает с Фрицем наиболее рациональный способ хранения сухих трав, когда я мотаюсь до одури, как собака, ожидающая, что он ей подскажет, где же нужная дыра. Я согласен, что он великий человек. Когда он называет себя гением, то имеет право так думать. Я согласен, что он не проиграл ни одной ставки из-за своих пустяковых занятий. Но так как я только человек, я не могу удержаться, чтобы не пожелать дать ему пинка именно потому, что он гений. Иногда я бываю к этому чрезвычайно близок, это когда он говорит вот такие вещи: - Терпение, Арчи: если ты съешь недозревшее яблоко, твоей единственной наградой будут боли в желудке. Так вот, в эту среду после ленча я почувствовал себя обиженным. Вулф так и не согласился дать телеграмму Сантини и не хотел помочь мне придумать приманку, чтобы затащить к нам Леопольда Элкаса. Он сказал, что в этом деле есть только два человека, с которыми он чувствует склонность поговорить: Эндрю Хиббард и Поль Чапин, но он еще не готов, чтобы говорить с Чапином, и он не знает, где находится Хиббард, и вообще - жив он или мертв. Я знал, что Сол Пензер каждый день, утром и после полудня, ходил в морг смотреть трупы, но что он делал еще, я не знал. Немного позже двух позвонил Фред Даркин. Он сказал, что Чапин побывал в парикмахерской и в аптеке, что городской дик и человек в коричневой шляпе и розовом галстуке все еще были на посту, так что он, Фред, подумывает об организации клуба. Вулф продолжал читать. Приблизительно без четверти три позвонил Орри Кэтер и сказал, что он кое-что достал и хочет показать это нам, может ли он приехать? Я сказал ему "да". Затем, перед самым приходом Орри, еще один телефонный звонок заставил Вулфа отложить книгу. Звонил архитектор Фарелл, и Вулф разговаривал с ним сам. Фарелл сообщил, что он приятно провел ленч с мистером Оглторном, что убедить его было не легко, но, в конце концов, он все же согласился. Он звонит из издательства. Поль Чапин несколько раз пользовался их машинками, и так как есть разные мнения о том, какими машинками он пользовался, то придется взять образцы шрифтов более чем с дюжины машинок. Вулф напомнил ему, что фабричный номер машинки должен быть проставлен на каждом образце. Я сказал после того, как мы положили трубки. - О'кэй, вот один и сдвинулся... Но если даже вы сумеете повесить "предупреждения" на Чапина, это будет только началом. Кончина Гаррисона вне наших возможностей, вы ее привязать не сможете. И я вам говорю, что то же самое произойдет и с Дрейером, если вы не залучите к нам сюда Элкаса и не обработаете его так, чтобы найти дыру в его рассказе. Нас скоро побьют. Какого черта мы еще ждем? Для вас хорошо, вы все время заняты, вы имеете книги, чтобы читать... Но какой же в них прок, все-таки? Я встал и искоса посмотрел на книгу в руке Вулфа. Эндрю Хиббард, "Бездна памяти". Я хмыкнул. - Послушайте, босс... Вулф ненавидел, когда я его называл боссом. - Я начинаю кое-что соображать. Я полагаю, что доктор Бартон тоже написал книгу, ну и Кайрон, а может быть, и Драйер. И, уж конечно, Майк Эйерс. А потому я возьму "родстер" и поеду в округ Пайк поохотиться немного на уток, а когда вы покончите с вашим чтением, сразу же телеграфируйте мне, и я быстро возвращусь, мы тогда примемся за это дело с убийствами. Действуйте медленно, не спешите, ведь если съесть яблоко слишком перезревшее, можно получить отравление, или рожистое воспаление, или что-нибудь еще... Я уставился на него, но никакого результата не увидел, кроме того, что я почувствовал себя дураком, потому что он взял и закрыл глаза, чтобы меня не видеть. Я вскочил со свирепым видом. - Кой черт!.. Ведь все, о чем я вас прошу, это хотя бы немного взаимодействия... сотрудничества! Одну паршивую телеграмму этому типу в Рим! Я вас спрашиваю, почему я должен работать в таких диких условиях... А тебе какого черта надо? Последняя фраза относилась к Фрицу. Он появился в дверях. Он хмурился, потому что терпеть не мог, когда я орал на Вулфа. Затем я заметил, что позади него кто-то стоит, я перестал хмуриться и сказал: - Входи, Орри. Какая у тебя добыча? Я обратился к Вулфу приятным голосом и с почтением: - Он не так давно звонил и сказал, что достал нечто такое, что хочет показать вам. Я сказал вам, но вы были погружены в свою книгу. Орри держал пакет размером с маленький плоский чемоданчик, обернутый в коричневую бумагу и завязанный толстым шнуром. Я сказал: - Надеюсь, это книги? Он покачал головой. - Он недостаточно тяжел для книг. Орри поставил пакет на стол. - А что это? - Не имею понятия. Я принес его сюда, чтобы открыть его здесь. Возможно, что в нем нет вообще ничего толкового, но у меня есть предчувствие... Я взял свой перочинный нож, но Вулф покачал головой. Он сказал Орри: - Продолжайте. Орри усмехнулся. - Я только следовал вашим инструкциям... Сегодня утром я забежал в книжную лавку "Гринвич". Разговаривая с продавцом, я сказал, что у них, по всей вероятности, имеются в обменной библиотеке книги Поля Чапина, и он ответил, что разумеется. Я попросил его показать мне какую-нибудь из них. Он протянул мне одну, и я ее просмотрел. Я не мог сдержаться и фыркнул, а Орри остановился, он был изумлен, но потом продолжал: - После этого я сказал, что Чапин, по всей вероятности, интересный человек, и спросил, видел ли он его когда-нибудь. Он ответил, что да, конечно. Чапин живет по соседству с их лавкой, покупает у них книги и частенько к ним заходит. Он показал мне фотографию Чапина с его автографом, висевшую на стене вместе с другими портретами. В конце магазина за конторкой сидела черноволосая женщина, которая крикнула продавцу, что наш разговор напомнил ей, что мистер Чапин так и не пришел за пакетом, который оставил у них пару недель назад, а при рождественских поступлениях пакет могут куда-нибудь заложить, так что надо бы позвонить Чапину, чтобы он за ним кого-нибудь прислал. Я уплатил свой доллар, получил книжку, вышел на улицу и зашел в буфет, чтобы за чашкой кофе немного подумать. Вулф сочувственно ему кивнул. Орри посмотрел на него подозрительно и продолжал: - Вот как я рассудил. Две недели назад, это то время, когда копы были натравлены на Чапина. А что, если он перепугался, что в его доме произведут обыск, а у него было что-то такое, чего он не хотел им показывать? Он мог завернуть эти вещи в бумагу, отнести к своим друзьям в книжный магазин и там оставить на время пакет. И я решил сам проследить за пакетом. Я взял конверт и лист бумаги в писчебумажном магазине, потом отправился бюро проката и воспользовался их пишущей машинкой, на которой набил милое послание в книжный магазин. Разглядывая автограф Чапина на фотографии в лавке, я запомнил его подпись и расписался весьма похоже. Но затем я побоялся послать письмо так скоро после того, что был там сам. Я решил подождать до полудня. Так что не так давно я нанял мальчика и послал его в книжную лавку с запиской. Как видите, письмо сработало, и они отдали ему пакет... Вот он. Я поднялся и снова раскрыл свой нож. Но Вулф опять воспротивился. - Нет, развяжи его. Я принялся возиться с узлом, который был сделан превосходно, а Орри сказал: - Господи, а вдруг это какие-нибудь рыболовные снасти, или электролампочки, или еще что-нибудь. Вам придется дать мне выпить. Ведь это мой единственный шанс. Я сказал ему. - Среди "еще чего-нибудь", как раз и может быть шанс. Мы можем найти набор шрифта от пишущей машинки или любовные письма от миссис Бартон ему?.. Ничего не могу поделать с этим узлом, он не хочет, чтобы я развязал его... Я или кто-то другой. Но даже если я сделаю это, то снова завязать так, как он был завязан, я не смогу. Я снова вытащил свой нож и посмотрел на Вулфа. Он кивнул, и я перерезал шнурок. Сняв несколько слоев оберточной бумаги, я увидел, что это вовсе не чемоданчик, хотя из кожи, а не из имитации. Это была продолговатая коробка из светлой рыжевато-коричневой телячьей кожи, индивидуальной работы, очень красивая, с изящными линиями вытесненного узора по краям вокруг крышки. Это была щегольская вещь! Орри ахнул: - Господи, я могу влипнуть в историю. Вулф распорядился: - Продолжай. Но сам не встал, чтобы посмотреть. - Я не могу. Она заперта. - Ну и что? Я пошел к сейфу, достал пару связок моих ключей, вернулся назад и стал открывать. Замок не был чем-то примечательным, в несколько минут я с ним справился, отложил в сторону ключи и поднял крышку. Орри встал и смотрел вместе со мной. Мы молчали около секунды, затем мы посмотрели друг на друга. Никогда я не видел Орри столь возмущенным. Вулф спросил: - Что, пусто? - Нет, сэр, но мы должны. Дать Орри выпить. Это не его, это ее. Я не думаю, что Доры Чапин. Перчатки и чулки, а может и еще что-нибудь изящное. - Вот как? К моему удивлению, Вулф проявил к этому интерес; его губы вытянулись, втянулись и он даже начал вставать. Он поднялся, и я подтолкнул коробку к нему. - Конечно... Я предполагал. - Да, это и должно было быть. Арчи, вынь их осторожно из коробки и разложи на столе. Сюда, я помогу. Нет, Орри, нет, пока вы не вымоете руки... Ха, вот и еще более интимное! Но больше всего чулок и перчаток... Не так грубо, Арчи, хотя бы из уважения к стремлению человека. То, что мы раскладываем на этом столе, - душа человека. Ее особенности могут быть разгаданы... например, заметили ли вы, что перчатки, различные как по цвету, так и по материалу, все одного размера? Среди двадцати пар или более нет ни одного исключения? Разве можно требовать большей верности и преданности? "О, если бы я был перчаткой на этой руке..." Но для Ромео это было всегда лишь риторика, для Поля же Чапина эта перчатка - истинное сокровище, но без всякой надежды ни на ласку, ни на жестокость... Ну, не станем отвлекаться, большая ошибка рассматривать тот или иной аспект явления, отрывая его от остального. В данном случае, как пример, мы не должны забывать, что эти предметы, очень дорогие по материалу и по выполнению, стоили доктору Бартону около трех сотен долларов, а посему он имеет право ожидать, что они должны были носиться дольше. Некоторые из них - практически новые. Подведите баланс... Орри снова сел, но не сводил глаз с Вулфа. Его оборвал я: - Причем здесь Бартон? Я спрашиваю вас по-английски. Вулф потрогал еще несколько перчаток и поднял чулок, да еще поглядел через него на свет. Вид Вулфа, держащего женский трикотаж так, как если бы он в нем разбирался, дал мне взглянуть по-новому на меру его притворства. Он же поднял другой чулок и мягко уронил его обратно на стол, затем вынул из кармана платок, обтер им руки, после чего сел в кресло. - Читай англосаксонских поэтов, Арчи. Сам Ромео был англичанином, несмотря на географию. Я не пытаюсь тебя дурачить, я придерживаюсь традиций. - А при чем здесь Бартон? - Я уже сказал: он оплачивает счета. Он оплатил все эти вещи, его жена их носила, Дора Риттер, позднее Чапин, их экспроприировала, а Чапин превратил их в сокровища. - Откуда вы все это знаете? - А как бы я мог этого не знать? Вот все эти ношеные вещи, которые Поль Чапин держит в дорогой, элегантной шкатулке, запертой, в момент опасности унес ее в безопасное от недружелюбного любопытства место. Вы видели, каков размер рук Доры Чапин, теперь вы видите эти перчатки, они ей не принадлежат. Вы слышали в понедельник вечером историю любви к женщине, которая ныне жена доктора Бартона. Вы знаете, что несколько лет Дора Чапин, тогда - Риттер, была личной горничной миссис Бартон, что она и сейчас помогает ей, по крайней мере, раз в неделю делать что-то с волосами. Зная эти факты, я считаю, что только отчаянный глупец... - Да, сэр. Благодарю за "глупца". Но почему их должна была взять Дора? Может, Чапин взял сам? - Может быть, конечно, но маловероятно. Вне всякого сомнения, он не сдирал чулки с ее ног, и я сомневаюсь, чтобы он был знаком с ее будуаром. Верная Дора... - Верная кому? Миссис Бартон, таская ее вещички? - Но, Арчи, ты же видел Дору, неужели ты не понял, что она уникальное создание? Увидев Дору, я заподозрил, что это рыцарское служение роману, которому она себя посвятила. Вот это и есть верность. Этим можно объяснить и то, что она продолжает посещать миссис Бартон, когда замужество практически освободило ее от этой необходимости. Какая удача для Чапина! Запах любимой, ткань, нежно прилегающая к коже, им обожаемой, все это доставлялось ему по его требованию, больше того, пальцы, которые час назад расчесывали волосы его леди, подают теперь ему кофе. И он все сильнее восторгался тонкими нитями, связывающими его с обожаемой особой. Такова эмоциональная жажда этого человека. Конечно, род человеческий не может продолжаться путем хранения перчаток и чулок в кожаной коробке. Но проблемы биологические - тема другая. Вулф на несколько секунд закрыл глаза, открыл их вновь и сказал: - В этой коллекции нет традиционных носовых платков... Арчи, уложи все осторожно обратно, запакуй коробку, найди ей место в шкафу. Орри, вы можете продолжать вашу работу. Вы не принесли решения этого дела, но подняли завесу другого помещения здания, которое мы обследуем. Звоните после шести. Орри вышел, насвистывая. Глава 12 Я имел свое собственное изделие из кожи, не такое большое, как коробка с сокровищами Поля Чапина, но более изящное. Сидя за своим столом около пяти часов пополудни в ту же среду, я убивал время в ожидании посетителя. Я вытащил футляр из кармана и любовался им. Я получил его всего лишь две недели назад. Он было коричневый, из страусовой кожи, и его поверхности с обеих сторон были покрыты толстым тиснением. С одной стороны были изображены изящные линии с выходящими из них стеблями орхидей. На обратной стороне поверхность была вся покрыта кольтами: пятьдесят два чудесных маленьких пистолетика, и все целились в центр. В центре было вытеснено золотом: "А.Г. от Н.В." Вулф подарил мне его 23 октября, когда мы сидели за обеденным столом, а я и не подозревал, что он знает, когда мой день рождения. Я использовал его как футлярчик для документов: полицейское удостоверение, разрешение на огнестрельное оружие и лицензия оперативника. Если бы мне предложили продать его, я мог бы согласиться, но в обмен на город Нью-Йорк с парой хороших предместий. Когда заглянул Фриц и сказал, что пришел инспектор Кремер, я спрятал футлярчик в карман. Я сказал Кремеру: - Мистер Вулф не может спуститься вниз, он слишком немощен. Инспектор засмеялся. - А я и не думал, что он придет. Я ведь знаю Ниро Вулфа дольше, чем его знаешь ты, сынок. Не думай, что я пришел вырывать у него секреты. Могу я зажечь трубку? - Конечно, Вулф ненавидит это, но черт с ним! - Вулф есть Вулф, а вы играете для меня? Кремер набил трубку и закурил. - Что происходило здесь вчера вечером? Я усмехнулся. - Вулф заключил небольшой контракт. - А это правда, что он подрезал Бретта на четыре тысячи долларов? - Он никого не подрезал. Он предложил кое-что для продажи, а они дали ему заказ. - М-да... Он пустил струйку дыма. - Вы знаете Бретта? Бретт считает смехотворным то, что он должен раскошеливаться на частного дика, когда город имеет столь внушительные силы смелых и умных людей, чтобы справиться с подобными проблемами. Кремер откинулся на спинку кресла и, попыхивая трубкой, посмотрел на вазу с орхидеями. Вскоре он заговорил: - Сегодня после полудня у меня было забавное происшествие... Приехала женщина и заявила, что она требует ареста Ниро Вулфа, потому что он собирался перерезать ей горло. Ее привели ко мне, так как знали, что в этом деле я учитываю и Вулфа. Я сказал ей, что пошлю человека выяснить подробности этого, она дала мне свой адрес и сказала свое имя, от которого меня как обухом по голове стукнуло. - Интересно, кто же это был? - Конечно, тебе интересно. Пари - ты озадачен! Затем часа через два пришел один субъект увидеться со мной. Без приглашения. Он - таксист. Он заявил, что не станет брать деньги за лжесвидетельство и что он видел на ней кровь, когда она садилась на Перри-стрит в такси. Это одно из тех событий, о которых я хотел рассказать Вулфу, но картина, стоящая перед моим умственным взором, как Вулф перерезает горло этой даме, так чертовски замечательна, что мне хочется рассказать ему лично. Он затянулся из трубки, потом продолжил, но более сильно и резко: - Послушай, Гудвин. Черт побери, какова же была ее мысль? Я трижды пробовал добиться от этой жены Чапина сути, но она говорила все о том, какое она занимает положение. На остальное она навесила замок. Вулф вступил в дело в понедельник поздно вечером, а утром в среду она уже здесь, в конторе, показывает ему свою "операцию". Что, черт побери, есть в нем такого, что принуждает их вести себя подобным образом? Я усмехнулся. - Его привлекательный характер, инспектор. - Н-да... А кто перерезал ей шею? - Откуда мне знать? Она сказала: "Вулф". Арестуйте его и поработайте над ним. - Значит, Чапин? Я покачал головой. - Если я и знаю этот секрет, то он похоронен здесь, - И я стукнул себя в грудь. - Весьма обязан. Ну, а теперь слушай меня. Я говорю серьезно. Я пришел сюда не для того, чтобы красть чужое серебро. Я охочусь за Чапином уже более шести недель, с тех самых пор, как умер или убит Дрейер. Похоже на то, что он добрался и до Хиббарда. Чапин скользкий, как мокрый асфальт. Прямо на суде он признается в убийстве, а судья в итоге штрафует его на пятьдесят долларов за неуважение к суду! Я установил, что он и раньше говорил об этом своему издателю, как рекламный фокус! Ну разве не скользкий?.. Я кивнул. - Скользкий, конечно. - Я пришел к заключению, что жена не любит его и боится; возможно, что она знает достаточно, чтобы оказать нам значительную помощь, если мы добьемся от нее рассказа об этом. Поэтому, услышав, что она помчалась сюда для встречи с Вулфом, я решил, что он узнал немало. Я вот что хочу сказать. Если не хочешь ничего мне рассказывать о тех чертовых делах, то и не надо. Я не намерен на вас жать, но, может быть, вы сможете с большей пользой использовать то, что вы от нее узнали, если узнаете то, что знаю я... - Но, инспектор, если вы думаете, что она пришла сюда с дружелюбными намерениями, то чем же вы объясните се приход к вам с требованием арестовать Вулфа. - Ну, сынок... И серые глаза Кремера подмигнули мне. - Разве я не сказал, что знаю Вулфа подольше, чем ты. Если он не хочет, чтобы я узнал, о чем он с ней говорил, то научил ее поступить именно так. Я рассмеялся. Пока я смеялся, я сообразил, что не будет никакого вреда, если Кремер и дальше будет так думать, и сказал: - Он, конечно, мог, но почему она требовала, чтобы вы его арестовали? Потому что она психопатка. Такой же и ее муж. Они оба психопаты, это заповедник для сумасшедших. - Я слышал подобное мнение. - И вы уверены, что он убил Дрейера? Он кивнул. - Я думаю, что Дрейер был убит Полем Чапином и Леопольдом Элкасом. - Не может быть! Я посмотрел на него. - Это может осветить дело. Элкас, хух? - Да. Вы и Вулф не хотите говорить. Хочешь, буду говорить я? - Ну, еще бы. Он вновь набил трубку. - Тебе известно о деле Дрейера. Но знаешь ли ты, кто купил таблетки нитроглицерина? Сам Дрейер. За неделю до смерти, на следующий день после того, как ему позвонил Элкас и сказал, что картины поддельные и что он хочет получить свои деньги обратно. Может, он и имел мысль о самоубийстве, а может, и нет, я думаю, что нет. Есть ряд болезней, при которых люди принимают нитроглицерин в малых дозах. Он сделал столь глубокую затяжку из трубки, что я ожидая увидеть струю дыма, выходящую из пуговиц на его животе. - Дальше: как в тот день Чапин смог достать из пузырька таблетки? Просто. Он их не брал. Он был у Дрейера в течение недели, возможно, для разговора о картинах. Он вполне мог их тогда взять и припрятать до нужного момента. Этот момент наступил в среду после полудня... Подожди минуту. Я знаю, что говорил Элкас. В то утро четверга детектив допрашивал и Сантини, итальянского эксперта, и все сходилось. Но с тех пор я послал запрос в Италию к Сантини. Он сказал то же самое, что и при первом допросе у нас, но еще упомянул, что после их выхода из конторы Элкас один вернулся туда и оставался там примерно с полминуты. Что, если стакан Дрейера стоял там, пусть даже полупустой, и Элкас, получив таблетки у Чапина, опустил их в стакан? - Чего ради? Только из проказливости? - Пока я этого сказать не могу. Это одно из направлений, в котором мы сейчас работаем. Например: что, если картины, проданные Элкасу, были подлинные - это было шесть лет назад - и Элкас заменил их копиями, а затем потребовал назад деньги? Как только я получу какие-либо улики, я организую свободные комнаты и стол для Элкаса и Чапина. - Но пока у вас таковых нет? - Нет. Я усмехнулся. - А почему вы не можете поверить, что это просто самоубийство? И оставить как есть? - Исключено. Особенно после исчезновения Хиббарда. Если я даже захочу поступить так, то Джордж Бретт и его компания не допустят этого. Они получили новые "предупреждения". Эти штуки для меня звучат как доказательства, хотя они и наряжены в стихи. Он сунул свою лапу в нагрудный карман, вытащил несколько бумаг и начал их просматривать. Наконец он произнес: - Я чертов дурак. Таскаю повсюду с собой копии этих "предупреждений", потому что не могу отделаться от предчувствия, что где-то в них скрыт ключ, если бы я только мог его найти. Послушай это, посланное на третий день после исчезновения Хиббарда: "Один, и два, и три... Что слышу я - не слышишь ты. Последний стон, зловещий клекот в горле. Его раскрытый рот заполнен кровью, И воздух, пенясь, пузырится возле губ, И он не человек, а полутруп. А жажда мстить во мне растет, Моя душа от радости поет, Хвастливо говорю тебе: смотри, Уж не один, не два, а три... Вам лучше было бы убить меня, Тогда бы ликовал теперь не я". - Я спрашиваю тебя, это не звучит как доказательство? Кремер снова сложил свои бумаги. - Взять хоть вот эту фразу: "Зловещий клекот в горле, его раскрытый рот заполнен кровью"... Описывает ли это картину смерти? Я бы сказал - да. Человек, который писал это, смотрел на это. Вот почему, когда дело касается Эндрю Хиббарда, я интересуюсь только трупами. Чапин добрался до Хиббарда, это совершенно определенно, остается только один вопрос: куда он дел его останки? Также он добрался до Дрейера, только в этом случае ему помогал Элкас. Инспектор замолчал, чтобы сделать пару затяжек из своей трубки. Когда с этим было покончено, он посмотрел свой нос на меня и требовательно спросил: - А почему ты думаешь, что это было самоубийство? - Ничего подобного. Я думаю, что это Чапин его убил. И, может быть, и Гаррисона, а может, и Хиббарда. Я только ожидаю, когда Ниро Вулф и вы и эта сверхдостойная "Лига" докажут это ему. Меня также раздражает мысль об Элкасе. Если он невиновен, то вам все это не связать. Кремер опять повернул свой нос. - Я надеюсь, что все будет в порядке. Я полагаю, ты знаешь, что Элкас следит за Чапином? Я немного приподнял брови и этим ограничился. - Нет, я этого не знаю. - Черта с два не знаешь! Тут я вспомнил, что так и не связался с Баскомом и не спросил его о типе в коричневом костюме и розовом галстуке. - Я думал, что этот "розовый галстук", который держится в отдалении от остальных, один из людей Баскома? - Баском вышел из дела со вчерашнего дня, попробуйте поговорить с этим "галстуком". Я пробовал, он заявил, что имеет легальное право держать свой рот закрытым. Вот стиль его разговора, весьма светский, не так ли? Наконец я отправил его прочь и теперь ищу, кому он сдает рапорты. - Вы же сказали - Элкасу. - Это моя мысль. Кто же еще? Ты знаешь? Я покачал головой. - Не имею понятия... - Я понимаю, что Вулф рассчитывал раскрыть Чапина и хорошо на этом заработать, поэтому нельзя ждать, что он подкинет мне какие-то карты. Но я буду откровенен с вами. За прошедшие шесть недель я настолько невзлюбил этого калеку, что был бы рад вырвать у него кишки. Мне хотелось бы знать две вещи. Первое, как далеко продвинулся Вулф? Ну, конечно, я знаю, что он гений, О'кэй! Но достаточно ли у него данных, чтобы обуздать этого калеку? Я сказал: - У него их достаточно, чтобы остановить всякого, кто когда-либо начинал. - Но когда? Я потеряю сон, если он не подрежет Пратта на четыре гранда. Можешь ли ты сказать когда? И могу ли я помочь? Я покачал головой. - Дважды нет! Но он сделает это! - Хорошо. Второе: когда Дора Чапин была здесь, не говорила ли она Вулфу, что видела в кармане у мужа нитроглицериновые таблетки в любое время между 11 и 19 сентября? Я усмехнулся. - Ее об этом не спрашивали, а она сама ничего не говорила. Она пришла только для того, чтобы ей перерезали горло. - Ух-хух. Кремер поднялся со своего кресла. - И Вулф начал ее обрабатывать с тыла. Он на это способен. Он крупный специалист по использованию окольных путей. Ну, ладно, передай Вулфу привет и скажи ему, что пока я связан с этим делом, он может получить и деньги, и аплодисменты - и чем скорей, тем лучше. Я переключу мозг на что-нибудь другое. И он пошел. Так как он был инспектором, я вышел в прихожую, помог ему надеть пальто и открыл дверь. Я вернулся в кабинет. Было около шести часов. Вулф развлекался наверху с растениями, он спустится вниз только через семь минут. У меня не было желания сидеть и смотреть, как он пьет пиво, а ничего более толкового я от него не ждал. И я решил выйти из дома, поискать какой-нибудь камень и, перевернув его, посмотреть, что лежит под ним. Я достал из ящика свой кольт, положил его в карман, вышел в прихожую, взял пальто и шляпу и встряхнул их.